— Тань.

— Чёрт. Милана! Зажим, бегом, — Лазарев прикрикнул на медсестру, которая бегом подала хирургу требуемый им инструмент.

— Костя, не суетись, сейчас попробуем остановить, — Пастухов на секунду поднял голову и посмотрел на Хромову. Та лишь покачала головой, но продолжала следить за состоянием пациентки, попутно вводя какой-то препарат.

«Докоагулировались», — подумала анестезиолог.

Она посмотрела на показатели.

— Фибрилляция, отошли от стола, — Хромова быстро подкатила дефибриллятор к столу, но, услышав характерный писк прибора, тут же откатила его в сторону. — Асистолия. — Она взяла в руки шприц с уже набранным адреналином и ввела препарат девушке в вену. Скрестив руки, врач начала проводить реанимацию. — Раз, два, три, четыре… Раз, два, три, четыре…. — Лазарев посмотрел на Пастухова и зажмурился, опустив голову вниз. Потом открыл глаза и перевел взгляд на Хромову, которая продолжала проводить реанимационное мероприятие.

Через десять минут женщина прекратила непрямой массаж сердца. Она повернулась к хирургам.

— Всё, фиксируйте.

— Время смерти — 11:20, — глухо сказал Лазарев, снимая перчатки.

Лазарев быстрым шагом направился в приемное отделение, за ним медленно шли Хромова с Пастуховым, тихо переговариваясь. Они подошли к регистратуре, где Таня о чем-то беседовала с Иваном Николаевичем.

— Где Саша и девочка? — резко спросил он у Тани, удивив этим рядом стоящего Хромова. Его напрягло настроение Лазарева и тон, которым он разговаривает с Третьяковой. Посмотрев на девушку, он понял, что та удивлена не меньше самого Ивана Николаевича.

— Девочка в четвёртой палате, Александра Алексеевна в ординаторскую пошла, — ответила Третьякова. Лазарев кивнул, покидая приемное отделение так же быстро, как и появился в нём. Иван Николаевич вопросительно посмотрел на коллег, стоявших чуть поодаль.

— Что случилось? — мужчина подошел ближе к ним. Пётр с Марией Валерьевной переглянулись, посмотрев на начальника. Пастухов решил начать:

— Пациентка скончалась во время операции.

— Причина?

— Были множественные сочетанные раны, перелом ключицы, открытый перелом правой ноги. Разрыв селезёнки, — дослушав хирурга, Хромов кивнул.

— А гемодинамика, показатели? Мария Валерьевна, — он обратился к женщине. — Вы ведь следили за состояние пациентки. Петь, почему селезёнку не удалили? Чья операция была? Лазарева?

— Лазарева, — подтвердила Хромова. — Гемодинамика у неё нестабильная была, давление не держала.

— Почему селезёнку не удалили, если пациентка была в критическом состоянии? — он снова задал интересующий его вопрос, но ответа пока не услышал. — Пойдемте в кабинет.

========== Глава 34 ==========

Три врача вошли в кабинет заведующего. Иван Николаевич занял своё законное место и стал пристально смотреть на коллег, севших напротив.

— Ну? — Хромов сложил руки в замок. — Что случилось в операционной? — Строго спросил Хромов у своих слегка растерянных коллег. Особенно растерянной сейчас была Мария — строгим она Ваню видела впервые. Причем, строгость эта относила не только к Косте и Пете, но и к ней самой. Сначала она хотела обидеться, когда он говорил с ними в приемном, но потом чётко осознала, что стоит различать личные отношения и рабочие. И не стоит одно смешивать с другим.

Пастухов решил начать объяснение:

— Иван Николаевич, Лаптева поступила к нам в критическом состоянии: сочетанные травмы, внутреннее кровотечение, во время операции мы обнаружили разрыв селезёнки, — Пастухов ненадолго замолчал, подойдя к самому важному. Он прекрасно понимал, что Хромову однозначно нужно сказать правду. Не скажут они, он сам узнает. — Мария Валерьевна проинформировала нас о состоянии пациентки: гемодинамика была нестабильной, давление низкое. Она сказала, что селезёнку нужно удалять. Лазарев был не согласен, он предложил сохранить селезёнку. Ну, решили коагулировать. Селезёнка разорвалась. Внутреннее кровотечение, фибрилляция, асистолия. Пациентка скончалась.

— Я понял. Спасибо, Петь. Иди, работай.

— Хорошо, — Пастухов кивнул, покидая кабинет начальства.

— И что теперь? — Мария достала ручку из нагрудного кармана халата, и принялась крутить её в руке. Она прекрасно понимала, что летальный исход этой операция — ошибка Кости.

— Ничего, — ответил мужчина, откинувшись на спинку стула. — Пока вы её оперировали, на её телефон позвонил брат. Таня ему объяснила ситуацию, он приехал. Ну, она меня позвала. Но разговора у нас не вышло.

— Почему?

— Да он пьяный был. Я даже не уверен, что он понял меня. Но уверен, это — его перманентное состояние. Не знаю, что с девочкой будет, — Иван вздохнул.

— Других родственников нет? — спросила Мария. Мужчина покачал головой.

— Как бы цинично это не звучало, но на этот раз Косте повезло.

— Да уж… А девочке — нет.

— Будет ему уроком. А девочка… сначала в педиатрию переведём, а потом в детский дом. У нас выхода нет.

Александра сидела в палате, где мирно спала девочка, и безучастно смотрела на показатели. От бесцельного рассматривания цифр её отвлек вошедший в палату Лазарев. Она обернулась и внимательно посмотрела на мужчину — он уже не выглядел злым, его голос больше не был резким. Теперь он просто растерянно оглядывал палату.

— Ну, что там? — спросила Саша, когда ей надоело наблюдать за молчащим Лазаревым.

— Решил поговорить с её братом. Он, оказывается, даже не ушел. Сидит там никакой. Пьяный. Я ему про сестру говорю, он кивает. Говорю, что дочь её нужно забрать будет, а он говорит, что не может. Племянницу забрать не может.

— И куда теперь девочку? В детский дом? — Костя молча кивнул.

— Кость, все могут ошибиться, — вдруг сказала она и Лазарев. — Помнишь, я тебе про подругу рассказывала? Ну, как рассказывала… Ты сам прочитал. — Она перевела дыхание.

— Это была моя ошибка. И я эту ошибку себе не прощу никогда. Но…я никогда больше не допущу подобную ошибку. Никогда. — Саша замолчала, посмотрев на Лазарева, который лишь покачал головой.

— Я пойду. Мне еще документы заполнять, — он пошел к выходу из палаты, на минуту остановившись возле двери. — Ты с девочкой побудешь?

— Конечно.

— А как её зовут?

— Саша.

— Танюш, — Иван Николаевич обратился к медсестре, которая увлеченно читала книгу и попивала уже остывший чай. Услышав, как Хромов её позвал, девушка закрыла книгу и повернула голову в сторону коллеги. — Ты знаешь, где Костя? Я его найти не могу.

— Иван Николаевич, я не знаю. Пациентов у него нет сейчас, — сначала ответила девушка и задумалась. — А может… Вы в хозяйственную не заходили? У нас там многие любят сидеть.

— В хозяйственной? — он склонил голову набок. — Почему именно там?

— Не знаю, — девушка с улыбкой пожала плечами.

— Хорошо. Спасибо, Танюш, — он поблагодарил девушку и направился в комнату, где предположительно должен был находиться Костя.

Хромов открыл дверь, заглянул за угол и обнаружил там Лазарева, сидящего на кушетке. Взглянув на мужчину, Костя вздохнул. Он взял халат в руки, освобождая место для Ивана Николаевича. Тот присел рядом с Лазаревым.

— Прячешься? — спросил мужчина и Костя кивнул. — От меня? — Хромов усмехнулся.

— Да от всех, наверное. От себя в первую очередь, — Костя взъерошил волосы.

— Родственников у Лаптевой нет. Вменяемых, во всяком случае. Брат только, но его мне трудно назвать адекватным.

— Да, я тоже с ним говорил. Алкоголик несчастный. Он Сашу забирать даже не думает. Урод, — мужчина ударил кулаком по кушетке и глубоко задышал. В нем сейчас смешалось много чувств и эмоций: с одной стороны он злился на брата этой женщины и не понимал, как можно бросить родного человека, который остался без матери; а с другой — понимал, что без матери этот ребёнок остался из-за его ошибки. Не Пастухова, не его матери, а именно из-за ошибки, которую он сам допустил.

— Кость, я могу тебе кое-что сказать? — Иван Николаевич, до этого смотревший на серую стену, перевёл свой взгляд на Лазарева. Увидев, как тот кивнул, он продолжил. — Никогда не думай, что ты самый умный. Не нужно быть таким самоуверенным. Это обычно приводит к плачевным последствиям. И страдает от этой самоуверенности зачастую не один человек. Всегда есть тот, кто знает и умеет больше, чем ты. Не зря мы всегда советуемся с коллегами, если в чём-то сомневаемся. Да, это была твоя операция. Ты имел право принимать решения самостоятельно. Но, Кость, анестезиолог — это не предмет мебели в операционной. К нему всё-таки стоит прислушиваться. На этот раз тебе, можно сказать, повезло. Следующего такого раза может и не быть. Но врачи, к сожалению, учатся и на своих ошибках тоже.