— Что со мной? — теперь мой взгляд был нацелен прямо на мутанта напротив и внутри не было ничего, кроме обиды и раздражения. — Это с тобой что? Зачем пришёл? Ты же сам меня выгнал.

Рафаэль нервно дёрнулся и обречённо выдохнул. Будто сейчас шёл наперекор себе. Будто тогда решение выгнать меня было истинно верным и он переступает через себя, приходя сюда. Меня всю затрясло от накативших негативных эмоций. Обида и гнев смешались в дикий коктейль безумия, и я до кровавых подтёков вонзала ногти в кожу рук, чтобы не сорваться.

— Я не выгонял, — тихо прошелестел Рафаэль.

— А, ну да. Ты же у нас культурная черепаха. Вежливо попросил отвалить.

— Всё не так… — он с трудом подбирал слова, хотя мне абсолютно не нужны были его оправдания. — Ты не так поняла.

— Я всё правильно поняла…

— Нет! — вдруг гаркнул Рафаэль. Хочет показать, кто тут главный, мерясь со мной криком. Ну так это он зря, всё-таки гены играют большую роль. А наша семья — чемпионы мира по выклевыванию мозгов криком. — Ты просто вообще не осознаешь, что происходит.

— По-твоему, я недалёкая дура? — ну это совсем перебор уже.

— Ты когда-нибудь представляла, что будет дальше? Мне кажется, ты не понимаешь сама…

— С чего это ты вдруг в Леонардо превратился?

— Просто мы с тобой разные, понятно? — выпалил Рафаэль и сам вдруг осёкся, понимая, что ляпнул лишнее и явно переборщил с громкостью. Неровно выдохнул и отвёл взгляд. — Этого никак не изменить.

— Тогда зачем сейчас пришёл?

Этот вопрос вогнал его в ступор. Он, видимо, и сам не знал ответа, даже для самого себя. Неоднозначно повёл плечами и многозначительно молчал.

Что это вдруг на него нашло? Как будто до этого я не замечала, что он не похож на человека. И что-то раньше он не задавался такими вопросами, приходил ко мне как к себе домой, познакомил с семьёй. А как же тот раз, когда мы встречали рассвет? А как же поцелуй? В тот момент он не думал об этом, а теперь на тебе!

— Наверное, не стоило…

Кажется, у меня начал закипать мозг…

— Ну и проваливай в канализацию к своей рыжей! Это же она тебе мозги вправляет? Вот и слушай её! А ко мне больше не лезь, понял? Рептилия несчастная, да лучше бы я вообще тебя никогда не встречала, слышишь? Видеть тебя не могу! — словесные извержения из моего рта становились яростнее. Кровь в жилах кипела. Хотелось вылить всю свою злость прямо сейчас. Я вдруг его так сильно возненавидела, что готова была убить словом (да и не только, жаль, что скалки под рукой не было), вытряхнуть всю его душу наизнанку. После последней фразы лицо Рафаэля исказилось — и в нём отразились все те эмоции, которые я испытывала сейчас. Огорчение, удивление, разочарование…

— Больше не увидишь. — Он исчез молниеносно, не сказав больше ни слова. Будто и не было его вовсе.

— И конфеты свои забери, — я швырнула пачку, и, ударившись об стену, она открылась, и всё содержимое рассыпалось по полу.

Ну и гад же он! Значит, бегать ко мне, устраивать утренние романтические свидания, а потом отшить — это нормально. Значит он, святой мученик, наступает себе на горло и идёт поперёк своих принципов, придя сюда ко мне. Значит, я для него порок, ненужное звено, которое необходимо вырезать и выбросить. Гад! Подлец! Зелёная вонючка!

Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу…

Меня всю затрясло от истерики, от настоящей и сильной истерики. Хотелось закричать во всю глотку — так было обидно. За себя, за него. За всё это. Зачем мы выстроили эти странные условности? Зачем определять, кто есть кто и где место каждого? А если мы не знаем своё место, если ошибаемся? Какая разница, кто и что думает? Разве не важно, что думаем мы?.. Чего мы хотим, и что мы чувствуем. Эйприл, Леонардо, общество… Почему мы подстраиваемся под чьи-то стереотипы? Почему просто не можем жить, как чувствуем, не думая об условностях?

Я вдруг поняла, что мне так нравилось в Рафаэле. С ним было легко. Я впервые почувствовала себя свободной. Свободной по-настоящему. Вышла за рамки своей реальности, открыла новый мир для себя, пусть он всё тот же, что и раньше, но Рафаэль будто снял с меня невидимые шоры и теперь я ясно вижу горизонт. И не важно, что там творится в обществе. Я вдруг стала отделённой от него, я стала другой. И мне так не хочется расставаться с этим чувством свободы, признавать, что это был всего лишь мираж. Ведь даже сам Рафаэль подтвердил это. Даже он поддался чужому мнению.

Я рухнула на пол возле рассыпанной кучи конфет. Слёзы всё ещё не переставали затуманивать моё зрение, дрожь продолжала окутывать тело. Холодно вдруг стало. Смертельно холодно. Я собирала конфеты с пола на ощупь — последнее, что осталось от Рафаэля. Доказательство того, что всё это было взаправду. Неужели это конец?

Всхлипы вырывались из меня, уже трудно было дышать, но как я ни пытались сдержаться — всё без толку. И ощутимая, осязаемая пустота образовывалась вокруг, начинала давить на меня, заполнять внутренности. Пока крепкие руки, обнявшие меня сзади, не заставили её испариться, и мои пальцы со всей силы вонзились в его кожу.

Чем сильнее я рыдала, тем сильнее он сжимал объятья. Чем сильнее объятья, тем больше истерика. Мне было хорошо и плохо одновременно. И кажется, что больше сил не осталось. Я вдруг осознала, как плохо, когда он уходит, и как хорошо, когда возвращается. А ещё это значит, что он самый настоящий дурак! Который сам себе не в силах признаться в том, что жить без меня не может, а сам продолжает снова и снова тянуться ко мне.

— Почему ты ушёл? — выдавила я сквозь эмоции. Ну и что, что сама его выгнала, ну и что, что он был с этим согласен. Ему нельзя было уходить, потому что… ну потому что… нельзя и всё тут.

— Прости, — донёсся тихий шёпот, и от этого простого слова стало так легко на душе, так свободно, что я зарыдала с новой силой. А ведь я никогда не плачу при других. Это моё правило — никогда не показывай слабость. Но кажется, я уже столько при Рафаэле выплакала слёз, что он посчитал меня настоящей плаксой. А ведь это не так. Просто мне не стыдно реветь при нём. Просто при нём можно быть слабой.

Рафаэль развернул меня к себе, стёр влагу с моих щёк, и, положив голову ему на плечо, я ощутила полное умиротворение. Так вдруг стало хорошо, что сквозь слёзы я улыбалась. Глупая. И так приятно ощущать успокаивающие поглаживания на спине, что я просто устало вздохнула и закрыла глаза. Он сильно прижимал меня к себе, даже дышать было затруднительно, но это то, что нужно было мне сейчас.

— Больше не плачешь? — тихо спросил Рафаэль. Я смогла только кивнуть головой. Он отстранил меня от себя, чтобы заглянуть в лицо. Сам же отражал полную растерянность и смятение, и почему-то в этот момент я была невероятна горда, что являлась причиной таких явно несвойственных этому громиле чувств. Он заговорил приглушённым, осторожным голосом:

— Ты уверена… что хочешь остаться со мной? Люди никогда…

— Какая разница, что думают люди? — мои руки обвились вокруг его шеи, мягко поглаживая затылок. — Важно, что думаю я, разве нет? А я считаю тебя героем.

Рафаэль слабо улыбнулся.

— Но я ведь монстр.

Сейчас этот здоровяк мне казался таким беззащитным, уязвимым существом. И ранить его могу только я. Словно кто-то вскрыл его грудную клетку, отломал переднюю часть панциря, достал бешено бьющееся сердце и передал мне. Одно моё неловкое движение, и я могу поранить его, уронить.

— Да, это правда, — мутант слегка взметнул бровями вверх, непроизвольно вздрогнула верхняя губа. Я приблизилась к нему, заглядывая прямо в глаза. — Ты — мой личный монстр. И делить тебя ни с кем я не собираюсь, понятно?

На лице Рафаэля читалось полное недоумение, но оно тут же растворилось в поцелуе. Ну и что, что мы настолько разные внешне. Внутренне мы словно одно целое. И я знаю наверняка, что этот монстрик будет моим навсегда. И никакие рыжие мне не будут помехой, пока я сама этого не захочу. Это моя жизнь, и мне решать, как её прожить.

Мы так и сидели не шевелясь на полу, я не отпускала. Боялась, что всё это вдруг может исчезнуть. А этого никак нельзя допустить, никак нельзя…