Помещики Луговские внедряли капиталистическую систему хозяйствования: покупали сельскохозяйственные машины, имели собственный рабочий скот, инвентарь, а с рабочей силой проблем не было, нанимали задешево.
На поле господ заработала молотилка для обмолота хлеба. Была она громадных размеров, с избу деревенскую с трубой. Грохот стоял по всей округе. Облака пыли окутывали работающих людей, а сбоку машины стекала золотистая пшеница. Крестьяне скошенные и связанные вручную снопы подвозили на лошадях. Солнце пекло, пот застилал глаза, грохот утомлял, но работали быстро. Замолкал шум молотилки только в сумерки. Расходились по домам молча, от усталости с трудом передвигая ноги. В такие дни с наступлением темноты деревня вымирала. Ночи летние короткие, и все быстрее старались лечь спать. На рассвете опять вставать…
Следом за господами и крестьяне стали готовиться к уборке. Лукьян Емельянович и Клим Тихонович взяли в руки по колоску ржи, стали разминать, зернышки легко отделились от плевы. Сошлись во мнении: «Можно убирать». На следующий день женщины с серпами потянулись к своим полоскам. Серпом сжинали хлеб, связывали снопы, и тут же снопы устанавливали в суслоны. Пусть дозревает да просушивается. Уберут рожь, а потом за ячмень, овес примутся. Долго еще женской спине страдать. Много чего в жизни крестьян происходило, но не было только одного: скуки. Некогда было скучать.
Анисья положила серп у ног, с трудом разогнулась. С удовлетворением посмотрела на снопы, прислоненные друг к другу колосьями вверх. Чем не шалаш? Василиса с Полиной уже заползали на четвереньках под хлебный кров. Рожь уродилась знатная. Снопы в человеческий рост, любо-дорого поглядеть. За ржаными снопами пойдут ячменные и овсяные. Но тревога из сердца не уходит. Надо успеть все убрать до дождя. Вот тогда можно считать, что с хлебом семья будет.
А за матерями идут дети и каждый опавший колосок в корзинки убирают, ничего не должно пропасть. Пригодилась Василисе корзинка дедушки Прохора, старается девочка не отстать от детей постарше.
Чтобы каравай из этих зернышек испечь, нужно отвезти снопы хлеба на гумно, просушить, обмолотить цепами, отделить солому от зерна, зерно провеять на ветру. И только тогда прочищенное зерно отвезут в амбар. Одна часть хранится на семена будущего урожая, другую часть увезут на мельницу – размолоть и получить муку.
Тяжелая пора – уборка зерновых. За день Василий и Анисья так уставали, что не помнили, как до полатей доходили. Засыпали сразу, будто в пропасть проваливались. А назавтра опять со всей деревней в поле. И пахали, и косили, и убирали, и рожали в поле, и детей растили здесь же.
Это вечная крестьянская забота, как прокормить семью. Эта рана точила хозяина, главу семьи, всю жизнь, из года в год, днем и ночью, летом и особенно зимой. Хватит ли до следующего урожая, как не умереть с голоду, не пойти по миру? Ничего ценнее хлеба не было. И никогда не угасала надежда на лучшую жизнь, что завтра будет лучше, легче, сытнее.
Маленькой Василисой овладевал восторг, когда она проходила мимо льняной полосы. Непонятно девочке, как из крохотного темного семечка поднимаются всходы, которые напоминали ей маленькие пушистые елочки. Лен тепло любит. Вон как мама переживала, когда в мае ночные холода наступили, и серебристый иней на них лег. Но они выстояли и радовали глаз светло-зелеными стебельками. Но больше всего нравилось девочке цветение льна. Как будто синь небес опрокинулась на поле!.. Но нахлынувшие мысли стерли улыбку с ее лица. Вспомнила, как прошлым летом теребила с матерью лен, как по рукам тек темно-зеленый сок, а ладошки были все в занозах; как потом в бане отмывала руки, и боль еще несколько дней давала о себе знать.
А вот молотить ей очень понравилось. Ей дали колотушку, и она била по верхушкам снопов, и мать ее нахваливала. Обмолоченные снопы расстилали рядами тонким слоем. Получилась серая дорожка, длинная-предлинная. Василисе казалось, что если побежать по ней, то можно добежать до неба. Но нельзя, испортить можно, и тогда матушка не сошьет новый сарафан, а тятенька будет ходить в заплатанной рубашке.
Еще Анисья спину не разогнула от уборки зерновых, а уже на огороде поспели овощи: картофель, лук, чеснок, морковь, свекла, капуста, репа, брюква. Лук убрала быстро, а за ним очередь картофеля. Это второй хлеб. Картошку забуртовали на огороде. Выбрали самую хорошую, без повреждений, без гнили. Аккуратненько края подровняли, обложили соломой, прикопали слоем земли. Лопатами похлопали. Теперь картофель до весны сохранится, будет что посадить на новый урожай. По весне, когда хлеба оставалось мало, в него подмешивали картофель и мякину. Хотя такой хлеб получался жесткий и невкусный, это было лучше, чем голодать.
Дети успевали и родителям помочь, и в костре запечь картофель. Ели его неочищенным, прямо с черной корочкой, обжигая руки.
Теплая осень всегда в радость людям. Бабье лето – это подарок природы крестьянину. Если что не успел сделать трудяга-человек, вот тебе еще несколько солнечных дней. Пока не зарядили дожди, нужно завершить полевые работы, заготовить дров к зиме. Да и просто погреться на солнце, посидеть на завалинке. Анисья работала на огороде, когда услышала курлыканье журавлей. Разогнулась и взглядом стала искать косяк в небе. Василиса подошла к матери и тоже запрокинула голову. Василий вышел из сарая и стал смотреть на улетающих в теплые края журавлей. Какая притягательность в этом скрыта! Каждый год улетают журавли, они летят теми же путями, какими летали их предки, они издают одни и те же звуки, назвать их криком, наверное, неправильно. Скорее, это пение журавлей, но песня их грустная. А другой она и быть не может, ведь они улетают из родных мест. Птицы с грустью смотрят с высоты на землю. И люди смотрели на них в небе. До весны уносят они песни своих родных полей, лугов, лесов. На чужбине им не поется. Переждут холода – и быстрее домой. Весной они снова возвратятся и будут петь звонкие веселые песни. И расскажут жителям Луговской и многих других деревень о своих странствиях, о тех теплых краях, где они перезимовали, о своей тоске по родине, а главное – известят о том, что пришла весна. И когда высоко-высоко в поднебесье раздастся знакомый крик, вновь головы всех, кто его услышит, поднимутся вверх. И улыбки расползутся по лицам. И потеплеет у всех на душе. Как улетели треугольным клином, так и возвратятся. Вот так из поколения в поколение передают журавли память о дороге.
Но сейчас Василий, Анисья, Василиса возле своей избы, Прохор Шандыбин на другом конце деревни, а Марфа возле реки стояли, подняв головы, и смотрели до тех пор, пока журавли не скрылись из виду. Проводили стаи птиц в теплые края. Но что это за загадка такая, ну почему, почему так задевает души всех людей, от мала до велика, эти ежегодные прощания и встречи?..
А еще деревенская осень – это запах капустных листьев. Рубили хрустящие листья и квасили капусту. Не было семьи, кто бы этого не делал. Впереди зима. А она, как известно, все съест. Деревянные бочки еще летом приготовили: вымыли с крапивой и речным песком, кипятком ошпарили да просушили.
Приходит время, когда осень начинает брать верх над летом. Рябины еще стоят в зеленом наряде, но одна-две ветки покраснели, и это примета осени. Уже потерял свою яркость березовый лист, и березоньки призадумались: то ли побороться за наряд, то ли начать сбрасывать листья и приготовиться заранее к зимней спячке. А вот осина одна из первых сдается, листья уже побагровели. Да и потрепали изрядно ее ветра и дожди.
Василиса росла общительной, любила играть со сверстниками. Но и взрослых нравилось ей слушать. В мире взрослых больше интересного. Однако и в одиночестве любила помечтать. Маленький человек устроен так же, как и взрослый: наряду с тягой к общению он стремится к уединению. Выполнив домашнюю работу, Василиса бежала в какое-нибудь любимое ею местечко. У каждого ребенка оно свое, куда он прибегает, когда ему хорошо и когда плохо. У нее было несколько таких мест, что-то вроде потайных комнат, только без стен и крыши. Одно из них в углу сада, где росли мамины васильки. Передалась ей любовь к василькам. Она отнесла туда старый отцовский армяк, садилась на него и, прислонившись спиной к старой яблоне, мечтала.
