Почувствовав необъяснимую досаду, покачала головой.
– Ты угадал. Два мертвеца.
Мы-то на практическом занятии битых пять минут обыгрывали ситуацию, в которой фигурировали две спицы и носок, два ботинка и носок, два носка от разных пар, даже две варежки, а до мертвецов додумались значительно позже.
– Хорошо. Комната заперта?
– М-м-м… да.
– Изнутри или снаружи?
– Снаружи.
– Дверь закрыл убийца?
– Да.
– Отлично, – Рик с самодовольным видом потёр ладони. – Значит, мужик пришёл домой с работы, застал жену с любовником, убил их, вышел вон и запер за собой дверь.
– А носок?
– А носок любовника, – обнажил в улыбке ряд ровных зубов, и я едва справилась с желанием соврать и объявить его победителем. В конце концов, не для того ли я всё затеяла? Не об этом ли думала вчера, глядя в лоснящееся от самодовольства лицо Дома? Боже! Сколько времени должно пройти, чтобы эти воспоминания перестали вызывать боль?
– Ты всё ещё злишься на меня, малыш?
Осознав, что я не спешу кидаться в его распростёртые объятия, мой бывший жених поджал губы и сложил брови домиком.
– Детка, ну посмотри на меня…
Я посмотрела. Раньше все наши ссоры заканчивались именно так. Он окидывал меня этим вот выворачивающим наизнанку взглядом, а я прощала ему всё на свете. Всё, кроме последней выходки.
Ох, как же в тот момент хотелось выцарапать ему глаза! Но вспомнился разговор с Отти, и я чудом взяла себя в руки, проговорив:
– Дом, ты просил меня подумать, просил быть взрослой. Теперь я попрошу тебя, – не знаю, как выдавила из себя это слово. «Прошу»? Боже, как же гадко! Доминик был последним человеком во вселенной, которого я о чём-нибудь стала просить, даже если бы от этого зависела моя жизнь. – Очень. Не дави.
– Иди ко мне.
Он снова распахнул руки в приглашающем объятии, а я молча смотрела на него и понимала, что не смогу. Что там Отти советовала? Поговорить так, чтобы не сблевануть? Боюсь, именно это и произошло бы, если бы Доминик дотронулся до меня хотя бы пальцем.
– Нет, – покачав головой, шагнула назад, – нет, Дом. Я не могу.
– Боже, твоя правильность, твоё лицемерие – это так злит временами!
Я промолчала.
– Неужели так сложно отнестись к Мили как к работе? Какая тебе разница, откуда я беру деньги? Хорошие, по-настоящему хорошие деньги, Иви, которые не просто вытащат нас из нищеты, они позволят жить так, как мы с тобой всегда мечтали… Малыш, помнишь?.. Свой собственный дом с маленьким садиком и бассейном, чтобы можно было поставить качели и игровую площадку для детей… Иви, всё это наконец-то становится реальностью, а не мечтой… Малыш, ну повзрослей ты наконец! Подумай о наших будущих детях!
– Можно я подумаю о них завтра? – процедила я сквозь зубы.
– Какая же ты!..
Он с досадой посмотрел на меня, сжимая кулаки, а я почти хотела, чтобы он меня ударил. Уж тогда-то перестану сдерживаться и так ему врежу – мало не покажется!
– Не нравлюсь – найди другую!
Противно. Боже, как же противно было изображать из себя смирившуюся с положением вещей идиотку. Да на моём месте никто бы не выдержал, клянусь!
– Или… постой! Я совсем забыла, тебе же и искать не надо. Одну тумбочку в блестящем платье ты себе уже нашёл. Ну и как она? Хорошо сосёт?
– Ну ты же этого не делаешь, – он довольно осклабился. Твою ж… Я ведь всегда думала, что у него самая очаровательная в мире улыбка. – Малыш, мне приятна твоя ревность, но раз уж у нас с тобой откровенный разговор… Тебе иногда стоит вспоминать о том, что ты женщина, а не бревно. Да, Мили хорошо сосёт. Я бы с радостью вас познакомил. Глядишь, она бы тебя научила чему-то полезному…
Бывший мерзко хохотнул. А что? Ему хватит мозгов. Боже! Боже! Боже! Я ведь и в самом деле его любила! Как теперь жить? Как, сознавая, что была такой идиоткой!?
– Шучу, не нужно так смотреть… – Доминик нервно провёл рукой по волосам. – Не стану я вас знакомить. Чёрт! Почему с тобой так сложно? Ведь это ты, ты сама виновата в том, что происходит между нами! Неужели не понимаешь? Будь ты немного поласковее, мягче, нежнее… Да я бы никогда даже не глянул на сторону!
А. Ну, в принципе, классика. Кто виноват? Я виновата.
– Но ты ведь не женщина! Ты рыба размороженная, твою мать. Хотя всё к лучшему, как я и сказал. А ты… Да ты радоваться должна, что на тебя хоть у кого-то встало, вместо того чтобы морду воротить.
И это я думала, что хуже уже быть не может? О, как я ошибалась…
– Так, всё, по глазам вижу, конструктивного диалога у нас с тобой сегодня не получится. Переходим сразу к десерту. Какой вариант развития наших отношений ты выбрала?
– Ты про то, пойду ли я работать в твой участок? – спросила, с трудом разжав челюсть. – Не волнуйся, пойду.
Доминик подозрительно сощурился, и я испугалась. Гордость гордостью, но на кой чёрт она будет нужна, если он не поверит в мою браваду? И завтра меня свяжут по рукам и ногам, да ещё и советовать станут, какую позу лучше принять, чтобы Охотнику Доминику понравилось.
– Но насчёт всего остального, Дом… Без обид, но вот так сразу я просто не могу…
– Две недели, – перебили меня.
– Что?
– Если через две недели ты снова начнёшь нести эту пургу, я пойду в Комиссию.
Он развернулся и вышел не прощаясь, мой ответ его совершенно точно не интересовал. А напрасно. Именно в тот момент я решила сделать всё от себя зависящее, чтобы никогда, ни при каких условиях в будущем между мной и Домиником не возникло бы «контакта». И от этого решения на душе было ещё противнее, хотя, казалось бы, куда уж противнее-то? Напиться хотелось просто невероятно, но свидетели мне для этого были не нужны…
– Нет.
Тряхнула головой, надеясь избавиться от неприятных воспоминаний, и улыбнулась радостно скалящемуся Рику.
– Неверный ответ. Никакого мужа, внезапно вернувшегося из командировки. Сдаёшься? Или играем дальше?
– Спрашиваешь! Конечно, играем!
Если бы не моё почти монастырское воспитание, я бы не стала устраивать этих плясок с бубном, а сразу бы прямым текстом… Или нет. Проклятье, если бы я могла предложить прямо, я бы, наверное, и к словам Доминика отнеслась иначе. Какая уж разница?
– Итак, – Рик подмигнул мне и жадно отпил из своего бокала, – комната заперта снаружи. Внутри два трупа и носок. Это часть одежды одного из мертвецов?
– Нет.
– Кстати, тела вообще голые?
– Да.
– Совсем-совсем? Просто если у мужчины, например, на ноге есть носок…
Следующие двадцать минут Рик выдвигал самые невероятные предположения, на которые я неизменно отвечала отрицательно. И клянусь, за это время я не раз успела пожалеть о том, что так категорично отказалась от игры в карты. Гордость – это, конечно, прелестно, но мне через шесть часов выходить из поезда… Он что, собирается до утра в загадки играть? «Хоть бы уж признал поражение, – подумала с тоской. – Я бы тогда сама о желании заявила…»
– Слушай, Кошечка! – Рик вдруг развязно подмигнул и нагнулся над столом, облокотившись о столешницу двумя руками. – А мертвецы-то хоть люди?
Да быть этого не может!
– Нет.
И тут он поманил меня пальцем. Я подалась навстречу.
– Стишок хочешь?
– Что?
– Говорю, в стихах ответ примешь?
Задумалась, на секунду заподозрив, что Рик надо мной издевается. Да он же не затыкался ни на секунду! Когда уж тут было найти время, чтобы подобрать подходящие строки для ответа?! Хотя, не спорю, это было бы высшим пилотажем.
– Ну попробуй.
Рыжий только этого и ждал, я сразу поняла. Уж так довольно блеснул он янтарным глазом! Будто кот, загнавший мышь в западню. И я на секунду испугалась: кто вообще на кого охотится?
– Жужжали мухи. Потолок
Засижен был местами.
А под руками был носок –
Что ж, напросились сами!
– А?
К своему стыду, я не сразу поняла, о чём он говорит, и Рик с радостью пустился в объяснения.
– Я хотел сказать, что мне всё видится так: два трупа – это не два человека, как ты тут меня пыталась убедить, – вот же враньё! И не думала даже! – а две мухи, два таракана, два мотылька, в конце концов, которых просто прихлопнули носком. Кстати, я сначала хотел именно мотыльков зарифмовать, уж больно круто звучало бы… Как-нибудь так: «Два огонька, два мотылька – вся жизнь на кончике носка». Но бабочек – носком? Ни хрена не романтично. Как ты думаешь?