– ...о, вы думаете, они полны сочувствующих медиков? Это будут корабли, разработанные мной. И они не спасать летят сюда, их задача – не дать вырваться отсюда ни единому факту о том, насколько сильно ошиблись адмиралы в погоне за дармовыми металлами.

Джим глубоко дышал, стиснув кулаки, и не опускал глаз под тяжёлым, давящим взглядом Хана. В сравнении с этой яростью недавняя злость на Спока проигрывала по всем параметрам.

Джим не верил Хану. Но верил Федерации. Федерация воплощала собой всё, что было свято для людей на этом корабле: гуманизм, миротворчество, надежду, и Хан не имел права говорить так о ней. Он не знал её. Он только прошёлся по низам и вымарал ботинки.

– Федерация отвечает на все призывы о помощи, – прорычал он в ответ Хану. – Мы помогаем отдалённым колониям, устанавливаем контакты с другими цивилизациями. Ни один сигнал бедствия, услышанный кораблём Федерации, не остаётся без ответа. Что вы знаете о Федерации, Джон? Больше, чем я, чем мы, жившие в ней всю жизнь, учившиеся, служившие? Нет, замолчите, и дайте мне договорить!

Он рявкнул это, не давая открывшему рот Хану вставить слово. Набрал воздуха в грудь.

– Я скажу вам, что вы знаете. Вы ничего не знаете, вы смотрите на нас глазами сверхчеловека и бывшего короля, вы видите только грязь, и ничего больше! Вы не признаёте наших законов, даже наших правил поведения, и будете говорить, что знаете Федерацию?!

– Я буду так говорить, потому что всё, что вы сказали, относится не к Федерации, а конкретно к вашему кораблю, капитан Кирк.

Хан сделал ещё шаг вперёд. Джим почти видел своё отражение на дне его жутких глаз.

– Капитан, – продолжил почти миролюбиво, – я могу доказать свою позицию, но ведь вы не станете слушать. Мне, в свою очередь, абсолютно наплевать, верите вы мне или нет. Поэтому я предлагаю вам компромисс – вы даёте нам с Леонардом спуститься на Саратогу и изучить заражённых, а сами остаётесь здесь и ждёте помощи.

Джим выдержал его взгляд примерно секунд пять. Потом сморгнул. Тряхнул головой. Сел обратно в кресло.

Что больше всего бесило Джима в Хане – тот постоянно предлагал дельные вещи. Возможно, частично дельные, потому что МакКой, при всей его компетентности, не учёный. А сейчас...

– Прекрасная мысль, стажёр, с учётом того, что МакКой на ногах еле держится, – резко сказал Джим, сцепляя перед собой пальцы.

Соображалось тяжело. Отчасти из-за того, что хотелось отдать приказ засунуть Хана в один из заражённых шаттлов, сломать там пульт управления и запулить в космос считать звёздочки до скончания века.

– Я в норме и могу пойти в вылазку, – напряжённо отозвался доктор.

– Притащи виски, – попросил капитан. Ему нужен был перерыв. Спорить с Боунсом – всё равно что идти против асфальтоукладчика с голыми руками, и для такого захода ему надо было хотя бы минуту собраться с мыслями.

Доктор тяжело вздохнул, но к репликатору прошёл. Его крылья слегка подрагивали, как от холодного сквозняка.

Получив желаемое, Джим сразу сделал большой глоток. Лёд стукался о зубы, виски обжигал горло, но легче действительно стало. Поэтому, отставив стакан, Джим откинулся на спинку стула и заговорил.

– Ладно, подведём итоги. Ты веришь в то, что рассказал стажёр, Спок?

Коммандер вскинул голову.

– Как ни сложно это признать – да, верю.

– Боунс?

Доктор сел со своим стаканом, устало развесив крылья по сторонам кресельной спинки.

– Я должен отвечать как офицер или как твой друг, Джим? – спросил, надавив ладонью сверху на стакан. В голосе было сочувствие. Почти незаметно, но... Сколько раз Боунс так говорил с ним? – пришла вдруг мысль, и по спине, по крыльям прошёл неприятный холодок. МакКой всё это время щадил его чувства, его неопытность, хотя не имел на это никакого чёртова права? Нет... серьёзно?

Джиму стало слегка нехорошо. Хан за спиной МакКоя едва заметно улыбался.

– Ты должен чётко сказать, веришь ты Хану или мне, – отчеканил Кирк.

Захотелось закрыть глаза и провести рукой по лицу.

МакКой смотрел на него внимательно и нечитаемо. У него иногда делался такой взгляд – хрен что разберёшь, как у вулканца. Нетронутый стакан поставил на стол. А когда заговорил, никакого сочувствия в голосе больше не было.

– Я знаю про Аврору и два десятка историй о заражённых колониях, пусть и не федеративных, население которых бросали умирать. И так уж сложилось, что в моей профессии опасно принимать что-либо на веру. Если говорить о чутье – дело пахнет плохо, Джим. Я не могу, как ты, на основе одной только веры в Федерацию отказаться от предположения, что нас уничтожат, но и не могу с уверенностью сказать, что это произойдёт. Мой тебе совет: не верь Хану, это твоё право, но к неблагоприятному исходу надо быть готовыми.

Джим остановил взгляд на стакане с виски – там осталось на дне. Двинул его по столу чуть вправо, потом чуть влево. Не показалось, он действительно один против их убеждений. Но это не отменяло его ответственности за их жизни и безопасность.

– Тебя, Боунс, я понял, – заговорил после паузы. – А о тебе, Спок, я был лучшего мнения как об офицере Федерации. Так или иначе, в ваших словах есть здравый смысл – просто сидеть и ждать, пока нас спасут, нельзя. Мы не сказочные принцессы. А это значит – да, мы спустимся на Саратогу, чтобы найти способ нейтрализовать заражение. И когда я говорю «мы», я подразумеваю себя, Спока и ещё трое-четверо человек из экипажа. Ты, Боунс, остаёшься здесь. Хан мне там не помешал бы, кстати…

– Я останусь с Леонардом, – ровный голос Хана.

– Но он тебя тут одного не оставит, – закончил мысль Джим. Поднял глаза на троицу. – Вопросы есть?

Выйдя из кабинета Джима, Спок направился прямиком на обзорную.

Теория возникла у него ночью, когда большая часть людей отдыхала, включая Джима. Коммандер сидел на мостике за научной консолью и просматривал данные анализа, проведённого Чеховым и Чи. Они составили график интенсивности странного радиоактивного излучения по Саратоге – такого же, что на планетоиде. Выходило, что уровень радиации рос экспоненциально, при том, что на планетоиде оставался неизменным. До этого Чи выдвинула предположение, что эта радиация ослабляла организм и делала его более восприимчивым к растительному заражению. Но теперь, глядя на данные, Спок подумал, что неизвестная радиация просто не могла взяться на корабле сама собой. Было ощущение, что нечто, являющееся источником этого излучения…

Это нечто…

Оно…

Размножается.

Иных причин роста плотности излучения просто не оставалось.

Когда Спок дошёл до этой мысли, он оперся спиной о спинку кресла и позволил вздыбленным крыльям – они уже болели от напряжения – расслабиться. Опустил их по обе стороны от спинки.

Версия противоречила здравому смыслу. Доктор упоминал про размножение заражённых растений, точнее, про то, что у них нет никаких органов для этого.

Но на Саратоге сейчас могло размножаться только одно – растительные паразиты. Даже допустив безумную мысль, что ионизированные частицы, наводняющие сейчас Саратогу и планетоид (и пятую палубу «Энтерпрайз», – добавил строгий внутренний голос) действительно имели своим источником растения, то почему… почему именно растения?

Спок готов был клясться кровавыми словами Древних, что ключевое слово в загадке именно «растения», но не понимал, почему. Самым очевидным был вывод, что радиация вызывала ускоренную в тысячи раз геномную мутацию растительных клеток, заставляя следующие их поколения бесконтрольно расти и размножаться. Но во-первых, такое было уделом фантастических фильмов, а не реальности, а во-вторых, почему, опять же, только растения? Почему люди, подвергшиеся воздействию этой же радиации, не начинали мутировать (лаборатории провели анализ взятых образцов тканей, из которых можно было, хоть и с трудом, выделить генетический материал, и он оказался неповреждённым), а попросту прорастали? Он постарался погрузиться в медитацию, чтобы поймать ускользающий смысл именно этого мыслительного фрейма, когда пришло сообщение от Флота.