– Доверие – страшная сила, Спок. – Доктор оглядел предметы на столе и начал аккуратно складывать их в сумку. – Хан мне доверяет, а я своими руками почти что убью его. А ещё месяц назад я думал, что мне в руки попал мой лютый враг, и мне будет тяжело его не убить, оставшись наедине в запертой лаборатории.

Спок молчал. Эмоциональной натуре доктора сейчас требовалось, видимо, словесное выражение переживаемого. Не было бы слушателя – оно реализовалось бы в виде автокоммуникации.

– Это всё же не дело – верить преступнику. Но это моя ошибка. А что делать с его доверием ко мне? Вот в чём... – доктор затолкал в сумку шланг, с некоторым трудом, и принялся что-то искать в ней же, – проблема. Но тебе с твоим контролем эмоций этого, конечно, не понять. Одно из самых страшных преступлений против своей семьи, Спок, это предательство. Предать доверие близких, тех, кто нуждается в тебе как в опоре и поддержке. Для кого ты чуть больше чем “вон тот человек напротив”.

Он что-то, видимо, нашёл в своей сумке, кивнул удовлетворённо и подхватил её со стола, повесив на плечо. Его крылья были неспокойны. Спок подумал, насколько сильна возникшая эмоциональная привязка доктора к своему подопытному.

– Идём, коммандер. Я готов.

Спок развернулся к двери. Но у самого выхода остановился.

– Доктор, вы забыли контейнер.

– Да? Какой?

– Терморегуляторный. – Спок обернулся, краем глаза заметив, что МакКой держит руку в сумке, будто боится, что без придерживания в ней что-то опрокинется. – Полагаю, он вам нужен для...

Он успел увидеть движение, но не блокировать. Доктор был прав: доверие – страшная сила. Спок не ожидал такого от лучшего друга Джима. И когда в его шею с шипением вжался гипошприц, даже не сделал попытку оттолкнуть доктора. А когда перехватил его руку, было уже поздно. В глазах потемнело, стены покачнулись, расплываясь. Спок упал бы на пол, но его подхватили и опустили туда плавно. Тошнота подкатила к горлу, тело не слушалось, он не мог пошевелить даже пальцем. Крылья бессильной тяжестью тянули к полу. Звуки сделались гулкими и далёкими. Как через пелену, он увидел, что доктор навис над ним. Привал его к стене спиной, аккуратно сложил поочерёдно оба крыла так, чтобы они лежали в удобном положении.

– Через полтора часа с тобой всё будет в порядке, эффект пройдёт. Так, Спок, ты сейчас этого не слышал, но прости меня. Я негласно пообещал Хану защиту, и не смогу нарушить своё слово. Вот...

Спок ощутил, что в его руки втолкнули что-то прохладное и гладкое прямоугольной формы. Синий контейнер.

– Это восемь доз воскрешающей сыворотки. Улучшенная формула. Разработаны мной за последний месяц. Из всего корабля – этого ты тоже не слышал, гоблин, – только ты сможешь распорядиться ей как следует, и если со мной что-то случится... я верю, ты найдёшь ей правильное применение. Ну...

Доктор выпрямился. Спок теперь видел вместо него только смазанное пятно, хотя и силился сфокусировать взгляд. Большая часть ресурсов его организма сейчас была направлена на нейтрализацию введённого препарата. Поэтому он почти не услышал, как с шорохом закрылись за МакКоем двери кабинета.

МакКой ставит сумку с оборудованием на пол, блокирует за собой дверь и вводит в панель три кода. Один активирует систему защиты комнаты. Второй снимает предыдущий Джимов. Третий Боунс вводит наугад, закрыв глаза, чтобы самому не видеть комбинацию цифр. Всё – они заперты здесь «до дальнейшей деактивации кода», как сообщает электронный голос компьютера. Взломать его могут несколько человек на корабле, и на это потребуется время – вполне достаточно. Им, по крайней мере, хватит.

После он оборачивается к Хану. Тот сидит на полу посреди разгромленной комнаты, наблюдая за ним из-под свешивающихся прядей волос. Между его скрещенных по-турецки ног негромко вибрирует крохотный музыкальный триббл. Освещение процентов на семь, не больше, и механически поглаживающая триббла рука кажется бледным призраком на чёрном фоне.

– Мне поступил приказ тебя убить. – МакКой подхватывает сумку и идёт прямо к нему. Из расстёгнутого нутра сумки петлёй высовывается прозрачный шланг для перекачки крови. Под подошвами ботинок что-то глухо хрустит. – Напрямую этого никто не сказал, но приказ «выкачать кровь для дальнейших исследований» звучит вполне прозрачно.

– Какое унижение, – тихо и шипяще произносит Хан, не сдвинувшись. Только рука в шерсти триббла замерла, перестав гладить. – Умереть как кровяной мешок.

Он пересаживает триббла на пол и, когда МакКой подходит ближе, стремительно оказывается на ногах. Делает шаг вперёд, и вот уже они вжаты друг в друга, а пальцы Хана удерживают его за бёдра.

– Вы же не думаете, что я собираюсь покориться этому приговору, доктор?

– Я пришёл предоставить тебе выбор. – МакКой без страха ощущает себя игрушкой – стоит Хану пожелать, он швырнёт его через всю комнату так же, как мог бы швырнуть триббла. Это ощущение странно лёгкое, почти умиротворённое. – Либо ты убиваешь меня, проводишь разблокировку панели, вырываешься и умираешь… сражаясь, либо не убиваешь, но в этом случае я попытаюсь выполнить приказ. Возможны и другие варианты, но суть одна – я человек. И ничего не смогу тебе сделать. А код деактивации я не знаю – вводил наугад. Не убегу.

Пальцы Хана чуть сжимаются на его бёдрах, и вот кажется – да, сейчас швырнёт, но…

Хватка исчезает почти тут же. Пальцы проходятся по щеке МакКоя, а нечеловеческий взгляд делается почти страдающим.

– А они знали, кого присылать, – он выплёвывает это в бессильной ярости, отталкивает МакКоя, выпрямляясь. – Я не причиню вам вреда, доктор, сколько раз я должен повторить это?! – Он рявкает, отходя на шаг назад. – Нет! И скажите мне после этого, что ваша Федерация гуманна! Я не причиню вам вреда, но и крови моей вы не получите! Проклятые! Федераты! – С этим воплем он пинает к стене опрокинутый стол, и тот, пролетев, ударяется в неё и жалобно скрипит.

– Какая бы ни была, Федерация даёт людям дом и защиту. Иногда – второй шанс. Даже если он выглядит как издевательство.

МакКой присел на перевёрнутую тумбочку. Она валялась на боку. Сплёл между собой пальцы. Сумка, обмякнув, валялась у его ноги. Мягкое нутро расползлось, приоткрыв другие кольца прозрачного шланга.

– В тебя вшито наноустройство, по сигналу вызывающее временный паралич. Я не стану его использовать. Так что надеюсь, ты всё же позволишь мне подсоединить этот шланг – иначе придётся меня убить или оглушить.

В глазах Хана полыхнул огонёк ярости, он подлетел к МакКою, и… встал на колени у его ног, положив ладони на его щёки. Заставив смотреть в свои глаза.

– Вы, люди, – голос низкий, рычащий. – Вы не понимаете. Вы, доктор, не понимаете. Вы думаете, что сверхлюди – это машины для убийств. Что в нас нет чувств, кроме… ярости. Агрессии. Это не так. Доктор. Леонард. Вы предлагаете мне смерть от своей руки, и я принял бы её. Вонзите нож в меня, – он касается своей шеи. – Сюда. Быстро или долго. Легко или мучительно. Выстрелите из фазера. Но не это. Это!

Он хватает сумку с шлангом, встряхивает её и отшвыривает. Вскидывает подбородок.

– Я – Хан! Хан Нуньен Сингх! Я не ошмёток мяса!

МакКой берёт его за руку, распрямляет длинные пальцы. По одному.

– Я не предоставил бы ошмётку мяса выбор, ценой которому моя жизнь. В том или ином смысле. Заберёшь её ты или тюрьма за то, что я нарушил прямой приказ командования.

– Тюрьма? – переспрашивает он, застывая снова.

МакКой прикрыл глаза. Какой чертовски длинный день. После такого хорошо прийти домой и вытянуть ноги на диване, деградируя под стакан виски и какую-нибудь музыку по случаю. Только хрен ему, а не спокойная деградация.

– А как ты думаешь? Я деблокировал капитанский код, заперся тут наедине с тобой и не стремлюсь тебя убивать, хотя для этого имеются все возможности.

Хан молчит, усаживаясь на свои пятки. Берёт его руку в свои, подносит к лицу и медленно-медленно прижимается губами к костяшкам. Потом отпускает, не меняя позы.