– Некоторые их виды, мисс Ухура, содержат нейрокардиогенные вещества, – подхватил МакКой. – Возможно, в будущем они помогут вылечить не одно разбитое – к сожалению, не в метафорическом смысле слова – сердце. Поживём – увидим.

И что ляпнул, – подумал про себя, но, собственно, не полезет же она проверять?

– Я тоже за это выпью.

Деловито втиснувшись между Скотти и де Салем, Ухура протянула свой бокал с многослойной цветастой жидкостью в стайку чинных рюмок хорошего шотландского виски. Скотти смотрел на это радужное чудовище среди своих дивных пташек с непередаваемым выражением лица. Кажется, он страдал.

– За кактусы, – ловко вывернулся из заминки де Саль.

– За кактусы, дорогой, – Ухура почокалась с теми, до кого доставала, и ловко опрокинула в себя полстакана коктейля.

Уходить из их компании она явно не собиралась. Приобняла желтокрылого, чмокнула в щёку и уставилась на Скотта с хитринкой в глазах.

– Ну и… эти ваши кактусы. Они в оранжерее?

Бедолага едва не подавился.

– Н-ны…совсем.

Кинсер беспокойно постучал ложечкой по стакану.

– Это скорее личный проект доктора, – к ним подошёл Чехов. Он был взлохмачен и улыбался, но Боунс с многолетней привычкой «старшего брата» увидел, что глаза у навигатора грустные. – Поэтому пока что у него в каюте. А мы все помогали.

– Дружная компания, – одобрила Ухура. Стала ещё хитрее. – Выбили себе оранжерею в каюте, даже не знала, что так можно. Ну-ка...

Она перегнулась назад и исчезла за крыльями Скотти. «Вернулась» с бутылкой мерцающего ликёра.

– Мы вообще дружные, – Чехов покосился на неё с подозрением и поставил рядом с рюмками бутылку ярко-зелёной бурды, от вида которой МакКою сделалось нехорошо.

– Кто-нибудь будет? – Ухура продемонстрировала всем бутылку.

– Я слишком стар для таких выкрутасов, как запивание горького сладким, – поспешил заверить МакКой. Рядом мялся де Саль.

– А я рискну, – заявил Пашка, протягивая ей кружку из-под чая.

– Запивать... чистейший шотландский виски... этим... – Скотти, бедолага, чуть не поперхнулся. И заработал скептический взгляд Нийоты.

– Скотти, ну при всём моём уважении, что в этом виски хорошего?

Чехов присвистнул, уважительно косясь на Ухуру. Он-то, положим, вообще считал, что с бабулиной брусничной настойкой ничего не сравнится, но сказать такое Скотти...

Спор между этими двумя разгорелся нешуточный. Нийота упирала в то, что выпивка должна приносить удовольствие, а какое удовольствие в виски, вкус которого не меняется столетиями? Скотти же упирал в душу напитка, его природность, качество, подтверждённое поколениями шотландцев. Их было даже интересно слушать.

МакКой и слушал, потягивая в промежутке минералку со льдом и размышляя почти философски, что любой алкогольный спор на корабле, как ни крути, всё равно выигрывает третья сторона: гипо с антипохмелином.

А значит, он сам, царь и бог медотсека.

К празднующим Джим вернулся мрачнее тучи – сразу пошёл в компашку к Боунсу и Павлу, распихал их, уселся.

Заметил, что в их тесной компании появилось новое лицо, которое Ухура.

Заметил, что эта самая Ухура, задрав точёный носик, длинно и забористо объясняет Скотту, чем плох шотландский виски.

Удивился храбрости... и, наверное, небольшому безумию этой женщины.

– Продинамили меня, – объяснил мрачно Боунсу. – Налей.

– Москва не сразу строилась, – влезает Чехов, уже изрядно бухой, и протягивает ему бутылку с зелёной… зелёным…

– Дело пацан говорит, – МакКой хлопает Джима по плечу. Подставляет Чехову стакан, куда тот плескает зелёнку.

– Чехов, ты задолбал, – Джим принюхивается. Мята, вроде. – То у тебя Москва не сразу строилась, то Саратов не сразу сгорел... Что за Саратов такой?

– Мифический город, который...

– Ну и зачем ты это спросил? – Это уже Боунс.

Кирк ухмыляется. Опрокидывает в себя стакан, морщится. Подмигивает МакКою.

– Чтобы отвлечь. Пока расскажет, пока к бухлу своему вернётся… А я его уже выпью, а Пашка?

Кудрявый решительно отбирает у него бутылку.

МакКой только вздыхает и ворчит что-то про «сопьюсь с вами».

– Битва алконавтов! – громко провозглашает Ухура. – Ваш виски против всего, что я найду в этом баре!

– Я сам не до конца знаю, что там можно найти, – бормочет Джим.

– Идёт! – не менее запальчиво отвечает ей Скотти.

Джим краем глаза замечает, как Кинсер, высовывающийся из-под локтя Скотти, неодобрительно качает головой.

Ну, всё равно Кинсера никто никогда не слушает – а зря, толковый малый.

Джим ещё поддаёт зелёной бурды. Чехов разливается про Волгоград... стоп, почему Волгоград?

МакКой смотрит за состязанием Скотти и Нийоты. Она замечательно держится, к слову. И если вспомнить, где именно Джим с ней встретился, как встретился, и сколько выпивки она при этом заказала...

Зелёная бурда оказывает на организм удивительный освежающий эффект. Джим нескоро замечает, что они с МакКоем сидят уже поодаль от толпы, собравшейся вокруг состязающихся, и медленно попивают, Джим – бурду, МакКой – виски. А Чехов ускакал принимать ставки на победу. Пока что большая часть была за Скотти.

Через полчаса толпа взревела. Скотти упал лицом на стойку. А Ухура с победным воплем взобралась на стул и залпом выпила последний стакан чего-то малинового.

– О-бал-деть, – прокомментировал ситуацию Джим. – Скотти продул в алкобитве.

– Космос мой, из чего сделана печень этой малышки? – пробормотал рядом Боунс, тоже явно впечатлённый.

– Не знаю, но мне нужен такой материал для обшивки...

Ухура же, спустившись со стула (и наобнимавшись со всеми желающими), пошатываясь, подходит к ним.

– Джим, – она полупадает на него, полуобнимает, – ты вс-таки... хорош... й. Кпитан.

– У-у-у, дорогая, тебе уже точно достаточно...

Джим похлопывает Ухуру по спине, чуть ниже оснований полураскрытых крыльев. От неё даже алкоголем не пахнет – пионом пахнет, лаванда немного, что-то терпкое ещё. А она доверительно шепчет ему на ухо:

– Джим, это... отойдём. Давай. Над... говорить хчу.

– Ради человека, перепившего моего инженера, что угодно.

Джим отцепляет её от себя – но не полностью. Их корабельной героине явно нужно крепкое плечо для опоры.

– Боунс, мы отойдём.

– Вы, главное, дойдите дотуда, куда отходить собрались, – напутствует доктор не без тревоги.

Где-то на заднем плане воет Павел. Мальчика подвела интуиция – ставил на Монтгомери.

Кирк с Ухурой отходят к стене. Недалеко – оказывается, зелёная бурда Чехова вполне себе бьёт по вестибулярке. Джим приваливается к стене спиной, Ухура, вяло подрагивая крыльями, обнимает его – со стороны должно смотреться странно.

– Пр… Спока, – она, мягко и пьяно улыбаясь, смотрит в его глаза.

– А что про Спока? – Джим напрягается. Слишком хорошо сейчас, не хочется возвращаться мыслями к тому, что… Спок.

– Каптан, он… не изменитс. Он… такой. Фиксаторы, логика. Стена. – Она чуть покачивается. Джим не сразу понимает, что это она не пьяно покачивается, а просто… для души. – Такой есть, таким будет.

Джим вспоминает – да, когда-то Спок и Ухура встречались. Недолго. Их разрыв был таким тихим и незаметным, что никто не знал, когда он вообще произошёл. Просто они перешли из состояния «встречаются» в состояние «не встречаются».

– Но я не хочу менять его, Нийота, – Джим приобнимает её за талию. А она грустнеет.

– Джм. Каптан. Его измент только чудо. А если вы не умеете творить чудса… не надо. Не тратьте силы. Бесплезно.

– Спасибо, Нийота, – Джим ласково гладит покачивающуюся девушку по спине. – Я серьёзно. Спасибо. Но я разберусь.

– Эх… Как хтите.

Она хлопает его по плечу, разрывает объятья. И уходит. По плавной синусоиде обратно к бару.

Гости угомонились – большая часть разошлась, штук двадцать рассредоточились по капитанским хоромам и уснули.

Ночь текла над Сан-Франциско – последняя ночь экипажа «Энтерпрайз» на Земле. В панорамное кухонное окно с блестящими занавесками из бусин преломлялся и бликами проникал свет ночного городского освещения. МакКой иногда ловил себя на том, что залипает на эти блики в гранёных бусинных нитках, пока на небольшой плитке по старинке шипел согревающийся чайник.