Он замолчал, вперив взгляд куда-то в стену.

– В чём же состоял ваш план? – Осава прервала ушедшего в свои мысли Хана.

– Для начала требовалось убедить нужных мне людей из экипажа, что они в опасности большей, чем думают. Осторожно, поскольку их вера в Федерацию была нерушима. Я заронил сомнение в капитана Кирка и коммандера Спока и заставил их отбыть на Саратогу. Коммандер мне нужен был там как надёжный, умный и точный помощник. Я заставил его там оказаться добровольно, путём несложной психологической манипуляции. Предложил кандидатуры – себя и доктора – на спуск для изучения заражённого корабля. Капитан решил, что я не учёл усталости доктора, и конечно же, сразу вызвался сам. Он увидел мою ошибку, расслабился, и стал менее критично относиться к происходящему. За некоторое время до этого я успел внушить коммандеру Споку, что собираюсь бежать с корабля на шаттлах, на которых прибыли люди с заражённой Саратоги. В это должен был верить и доктор – до поры. Дальнейшее вы уже знаете от капитана Кирка. Оказавшись на Саратоге, Спок, испуганный возможностью гибели капитана…

– Вы говорите о страхе, – перебила Осава. – Разве вулканцы испытывают эмоции?

– Можете быть уверены. Когда речь касается чего-то действительно важного для них, они ещё более человечны, чем мы. Мы, адмирал, со своей эмоциональностью научились жить, а порой и игнорировать её ради выгоды. Вулканцы вокруг своей выстроили настолько мощную плотину, что при прорыве становятся управляемыми и беспомощными. Именно страх за жизнь капитана заставил Спока искать обходные пути. И выход у него был только один: воспользоваться теми шаттлами, которые остались на Саратоге. Значит, он должен был напасть на капитана, оглушить его и попытаться вывезти с корабля. Учитывая охрану Кирка, у коммандера это вряд ли бы получилось. Цель достигнута – Спок задержал бы его там и задержался на Саратоге сам. Но я не учёл, что страх коммандера сведёт его с ума. Это было моим просчётом. И поэтому пришлось задействовать капитана Кирка, хотя это подвергало значительному риску всю операцию.

– Подождите… – Осава нахмурилась, пытаясь понять, – вы говорите, что коммандер Спок насколько сильно переживал за жизнь своего капитана, что был готов похитить его? Что страх свёл его с ума? Вулканец, высококвалифицированный служащий?

– В этом нет ничего странного, адмирал, – голос Хана был спокоен. – Капитан и коммандер – близкие друзья, и в своё время коммандеру пришлось увидеть смерть капитана Кирка. Давайте не будем отвлекаться от основной темы разговора.

Кирк что-то пробормотал. Скорее всего, ругательство. Осаве было не до него.

– Я косвенно спровоцировал доктора и Павла Чехова на продолжение изучения заражения на останках Джонсона. Понять природу заражения значило полностью обезопасить себя, а в гении Павла я был уверен. На этом этапе, однако, случилось то, чего я не мог предугадать. На захваченном Орфее прибыли мои люди… И принесли известие о том, что они – последние выжившие. К тому времени я не сомневался ни в факте предательства, ни в том, что целью предателей являемся мы двое – я и доктор. Но с приходом Орфея я узнал, что моя семья уничтожена практически полностью, а я не смог это предугадать и предотвратить. Это стало ударом. Но дело надо было довести до конца, пусть теперь я сражался лишь за двоих из моей семьи. С приходом «Орфея» я получил в распоряжение ещё один боевой корабль, в квалификации и преданности которого мог быть полностью уверен. Лате я доверял как себе, и знал, что она и коммандер Спок обеспечат успех задуманной мной операции. Что касается боевого манёвра, адмирал, – тут всё элементарно. Райс блефовал, говоря о том, что найдёт беглый корабль даже в центре ионной бури. Я проектировал эти корабли и знаю их возможности. «Саратога» и «Орфей» ещё до прибытия «помощи» должны были следовать зеркальным курсом широкой дуги, чтобы незаметно для сканеров оказаться позади ваших кораблей. А потом в строго синхронизированное время вылететь из гущи шторма и одновременно нанести удар по основным щитовым генераторам, после чего снова скрыться в шторме. Если не знать, куда бить, эти корабли неуязвимы, но я точно назвал Кирку и Лате место удара. Также я подстраховался, и на борт этого корабля был перенесён ящик с останками заражённого Джонсона. Если бы операция провалилась, этот ящик открылся бы и заразил ваш корабль. Это была бы наша посмертная месть. Таким образом оба ваших корабля оказались без щитов и возможности их быстрого восстановления, зато с абсолютной гарантией заражения. А дальше Энтерпрайз должна была связаться с вами и предупредить, что при любой, малейшей попытке агрессии мы выстрелим по вам заражёнными торпедами. И мы бы стали стрелять, адмирал, не сомневайтесь.

– Я не сомневаюсь, – сказала Осава в наступившей тишине.

Хан снова перевёл взгляд с неё на МакКоя.

– Цель была достигнута. Я раскрыл заговор, спас Энтерпрайз, получил возможность рассказать всё это вам и заручился для себя и своих людей вашей поддержкой на грядущем суде. Но в конечном счёте без него, – Хан указал на доктора, – ничего бы не было. Это доктор первый отнёсся ко мне по-человечески, а не как к генетическому уроду. Это он поверил в план и согласился на пытки, не раздумывая, зная, что это спасёт нас всех. Его пытали два с половиной часа, пока мои корабли подбирались к вашим для удара. Он не сломался под пытками, даже после того, как ему переломали крылья, и не открыл формулу, что означало бы полный провал моего плана. Он готов был пожертвовать собой без сомнений и страха.

– Вряд ли этот факт будет упущен из виду на суде, – спокойно сказала Осава, отключая диктофон. – Последний вопрос, не для протокола. Капитан Кирк упомянул о вашей ошибке.

Крыло Хана снова дрогнуло.

– Весь мой план по использованию заговора был ради одного: спасения моих людей. Я не думал, что предатели отдадут приказ об убийстве. Нейтрализация, заморозка, криосон… не убийство. Всё время проекта я считал, что это будет слишком даже для лживой гуманистической идеологии Федерации, которой они прикрывались.

– Федерация…

– Следует лживой гуманистической идеологии. Теперь вы и сами увидели, как она может стать косвенной причиной катастрофы. Это всё, что от меня требуется, адмирал? Я хотел бы отдохнуть. – И Хан снова поднял голову, чтобы посмотреть на экран с показателями. Разговор его не волновал, зато состояние доктора – точно.

Осава молчала. Обдумывала ситуацию. То, что они смогли по кусочкам собрать лишь сейчас, Хан понял, находясь на изолированном на корабле, без доступа к базам сообщений. Просто анализируя известные ему факты.

– Имея в распоряжении два корабля, один из которых был неисправен, а второй через год пойдёт на списание, не обладая законным правом командовать, находясь большую часть времени под действием парализатора, вы умудрились поставить врагу беспроигрышный ультиматум. Вы понимаете, что это не вызывает доверия? Это пугает, Хан. Ваш разум…

– Мой разум – совершенное оружие. И он может быть использован на благо Федерации, адмирал.

Говоря это, он стремительно сел на кровати и теперь упирался кулаком свободной от иглы руки в матрас. Взгляд у бывшего диктатора был жуткий, нечеловеческий.

– В обмен на это вы устроите так, что Федерация прекратит преследование остатков моей семьи. Мы останемся служить на «Энтерпрайз», разумеется. Не перебивайте, – это он едва ли не прорычал, – дайте договорить. Я, Хан, иду на самую унизительную сделку в своей жизни. Я предоставляю в ваше распоряжение свой ум, опыт, своё знание войны, проницательность, которая вас так пугает. Всё это станет послушным орудием в ваших руках.

Осава смотрела в его глаза. Нет, Хан не играл. Он злился, или даже был в бешенстве от того, что она медлит, от того, что он вынужден идти ей на уступки, но он не врёт.

– Вас и так не стали бы преследовать после всего случившегося, – Осава не отводила взгляда. Это противостояние она не собиралась проигрывать – речь шла о безопасности миллионов. – Поэтому я обязана спросить, во имя чего приносится ваша жертва.