Тут, видимо, Чехов наконец увидел самого Джима, потому что речевой поток прервался.
– Ты чего, даже не мылся ещё?
– Ты у МакКоя был?
Пашка завернул вперёд крыло, как будто попытался им отгородиться от Кирка.
– Да, забежал.
– И?
Даже в полутьме было видно, что Чехов сник.
– Хреново, товарищ капитан. Два перелома крыльных костей, есть трещины и в целом крылья выглядят так, будто по ним бульдозер проехался.
– А Хан? Ох, блин... в смысле, Хан упоминал, что вводил МакКою свою кровь.
– Наверное, мало. – Пашка грустно пожал плечами. – У него же времени не было, да? Ну там в любом случае Боунса держат под дозой сильного обезболивающего, чтобы в себя не приходил, потому что это пиздец, и… в общем, всё правда плохо. Очень. Кристина сама не своя, мне сказали, она чуть не расплакалась, когда его увидела… А потом эти его переломанные крылья ещё разворачивали, чтобы переломы зафиксировать! Разворачивали! Переломанные!.. Даже думать не хочу! Взять бы этого уёбка Райса самого и повыдирать ему все перья! А потом уронить на него пару стенок, чтобы прочуял, каково это!
Пашка принялся ругаться на смеси русского, английского и стандарта. Выплёскивал так эмоции. А Джим сидел, и в тяжёлой голове ворочались мысли.
Хан вводил МакКою свою кровь. Он нарочно упомянул об этом при Осаве, теперь Джим был уверен. А в контейнере, который он собирался уничтожить, было ещё шесть ампул.
Одна вернула к жизни смертельно заражённого Айвила с Саратоги. Вторая срастила Джиму крыльный перелом, вон, крыло не то что не болит, даже не ноет в этом месте, а ведь боль была адская.
Так неужели…
Это означало прямо противоположное тому, что он пообещал Осаве. Слухи не просто укрепятся, они превратятся после такого в уверенность. Про его, Джимов, перелом никто особо не знал. Айвилу можно легко заткнуть рот, если он вообще понял, что с ним случилось на Саратоге после укола. Кексик, Цай и Юи будут молчать, в них Джим уверен. А тут – МакКоя видела половина экипажа и все медики, в том числе те, которые прилетели с Осавой на «Ириде».
Если у Боунса внезапно как по волшебству срастутся все переломы, только дурак не сложит дважды два.
И у них будут гигантские проблемы. А в первую очередь у него, Джима, потому что ответ по поводу сыворотки придётся держать уже не перед лояльной Осавой, а перед далеко не лояльным командованием.
А это имеет значение? Серьёзно, ты думаешь, это имеет значение, когда Боунс знал про пытки и просто… пошёл на них ради нас? И когда он там теперь загибается с несколькими переломами?
Джим встряхнул головой.
– Пашка, – позвал, прерывая поток цветистой русско-английской ругани, – мне надо поговорить с Ханом. Не знаешь, куда точно Осава его определила?
– Знаю, – Чехов угрюмо нахохлился, – я же планы размещения получал. Все сверхлюди в каюте 9-С на третьей палубе.
– Незаметно с ним можно поговорить?
– Незаметно – в смысле…
– Да, мелкий, незаметно – это чтобы вообще никто не заметил, – нетерпеливо сказал Джим, – в идеале даже ты.
– Так, – Пашка сердито распушился, – ваше большущее капитанское величество, либо отдавайте уже нормальный приказ, либо рассказывайте, что происходит!
Джим вдохнул поглубже.
– Это приказ, Чехов. Я собираюсь спасти Боунса от нескольких месяцев лежания в фиксаторах. А там умный, сам сообразишь.
Чехов на секунду нахмурился, пристально глядя на него, затем просиял.
– Ну и задачки у вас, капитан, для младших лейтенантов. Компьютер с доступом в наблюдательную сеть здесь есть?
Хан не ждал, что разговор со своими будет лёгким. Когда охрана ушла, и они остались наедине, он первым делом ушёл в ванную, чтобы привести себя и мысли в порядок.
В крови всё ещё горело желание мести. Ей мало было оторванного крыла, боя и нескольких оглушённых противников. При одной мысли о смерти своих и переломанных крыльях доктора ему хотелось разнести всё вокруг, разорвать предателей голыми руками на части. Но Хану пришлось стать сильнее желания мстить. Он с самого начала знал, что каждое из принятых решений было верным. Его план работал; вопрос только в том, через сколько этот... с позволения сказать, капитан, догадается прийти.
А пока ему предстояло вразумить своих. Йоахим, мирный и покорный Хану, сможет услышать и поверить ему. Пусть даже и нехотя. Но Лата, горячая и страстная Лата… она не поверит и не примет. Не сразу. Она будет спорить, доказывать, требовать, пока Хан не напомнит ей её место. Да, ему придётся.
Он вымылся, расчесался, отряхнул крылья от капель влаги, реплицировал чистую одежду – запасной комплект чёрной стажёрской формы (на будущее) и простой белый халат. Облачившись в него, ещё некоторое время стоял у зеркала, вглядываясь в своё отражение. Трое суток никак на нём не сказались, не считая...
Он пригляделся внимательней, приподняв левое крыло.
Не показалось. Несколько поседевших перьев.
Но Леонард заплатил куда дороже.
Бросив последний взгляд на зеркало, Хан вышел к своим.
Йоахим дожидался его, сидя на кровати и читая. Он поприветствовал Хана, отложив падд и склонив голову.
Лата, прямая и гневная, стояла, сложив на груди руки. Хан знал, что так она простояла всё то время, что он был в ванной. Она желала говорить, и она имела на это право. Поэтому Хан не стал обращать внимание на дерзость её поведения.
– Говори. Я выслушаю.
Она вскинула голову.
– Господин, мы могли бы захватить этот корабль. И можем прямо сейчас. Отдайте приказ.
Йоахим на этих словах отвёл глаза и завернулся в крылья. Он пережил один захват корабля, и увиденные смерти ему точно не понравились.
Хан встряхнул крыльями, складывая их, прошёлся по комнате. Лата всё поняла, иначе говорила бы по-другому.
– Ты знаешь, что приказа не будет.
Она промолчала.
– Ты ждёшь объяснений, – Хан оказался у небольшого иллюминатора. За ним мерцала бархатная космическая чернота. – Мир изменился. Меня вернули к жизни несколько лет назад, и тогда я не понимал этого. Я думал, мои способности помогут мне вызволить вас, и, как и раньше, после нескольких лет теневой работы мы сможем выйти на свет и установить контроль над значительной частью Земли. Моя самонадеянность чуть не стоила мне всех вас. Я проигрывал раз за разом – адмиралу Маркусу, коммандеру Споку и снова коммандеру Споку. Только перед повторной заморозкой я понял, что недооценивать людей теперь нельзя.
– Недооценивать? – неверяще переспросила Лата. – Они ничуть не изменились, господин! Алчные, ничтожные…
– Они стали умнее, – Хан повысил голос, поворачиваясь к ней. – Борьба за выживание на других планетах научила их адаптироваться и принимать верные решения перед лицом превосходящей опасности. Способности, данные нам нашими генами, они сейчас компенсируют технологиями и своим количеством. Они учатся у инопланетных рас, на фоне которых мы уже не выглядим богами. Подними мы бунт сейчас – и нас уничтожат. Поэтому я не желал, чтобы вы шли против Федерации. Это означало бы только нашу погибель.
– Но мы всё ещё лучше, господин, – Лата подошла к нему ближе, глядя в упор. Она до сих пор не верила услышанному. – Мы освоили технологии управления их кораблём за считанные часы. У людей уходят на это годы. И если нам захватить этот корабль и улететь отсюда…
– И куда же? – перебил её Хан. – Где в этой вселенной место для нас?
– Так у тебя нет никакого плана, господин, – произнесла Лата с глубочайшим потрясением в голосе. – Мы шли к тебе, как к нашему отцу, а ты предал нас и наших братьев, отдавших жизни за свободу!
Йоахим подошёл и коснулся её руки, но Лата дёрнула плечом, сбрасывая прикосновение.
– Так вот что ты предлагаешь нам за верность? Смириться?! – Она раскрыла взъерошенные крылья и сделала ещё шаг навстречу. – Жить среди них? Служить им? Стать теми, кем они хотят нас видеть – послушными рабами? О нет, мой господин не предал бы наше доверие. Мой господин предпочёл бы погибнуть в бою, но не продать нашу гордость!