помочь сосредоточиться, помочь найти себя в жизни.

«Тьфу ты, – подумала она, – опять сбилась на жалость к нему, неудачнику. Почему я должна о нем думать, нянчиться с ним? Не хочу! Не буду! Пора подумать и о себе!» И Надежда заставила себя вспоминать, как она, кроме всего прочего, на Сережу сердита, не давая себе пойти на попятную: она убедила себя по возвращении из командировки ответить Саше согласием…

К вагону подошли трое: молодые мужчина и женщина и с ними мальчик лет пяти. Женщина показала проводнице билет, и все они прошли в вагон. Спустя пару минут они вернулись и остановились поодаль.

Женщина давала мужу, – а это, конечно же, был ее муж, – последние инструкции: что делать во время ее отсутствия. Надежда ими залюбовалась. Красивая пара и красивый ребенок. Она, яркая брюнетка, с кипой пушистых длинных волос, он, высокий блондин нордической внешности, и малыш, – что удивительно, похожий одновременно и на папу и на маму, таких разных, – симпатичный, живой. Видно, что мальчик грустит, жмется к матери, тянет ее за рукав, вынуждая ее наклоняться к себе и что-то шепчет ей на ухо. Мать нежно гладит его, прижимает его головку к себе, тихо отвечает.

Наконец, голос из вокзального репродуктора провещал, что их поезд отправляется и провожающие должны покинуть вагоны. Надежда вошла внутрь, прошла в купе. Здесь никого не было. Она села к окну, достала книгу. Когда поезд уже тронулся, в купе вошла та женщина, с перрона. В глазах ее стояли слезы.

Она села напротив, достала из сумочки носовой платок, аккуратно промокнула глаза, чтобы тушь на ресницах не размазалась. Грустно улыбнулась Надежде:

– Здравствуйте. Давайте знакомиться. Меня зовут Лида. А вас?

– Надежда. Здравствуйте.

Они какое-то время молчали, занимались своими делами. Надежда читала, Лида копалась в чемодане, что-то там искала. А потом разговорились. Рассказывали о себе. В поезде со случайным попутчиком легко говорить. Знаешь, что, скорее всего, больше никогда его не увидишь. Легко откровенничать.

Надежда рассказывала о своей работе и командировке, а потом и о своих личных проблемах. А Лида поведала, что ее мужа зовут Олегом. Они уже семь лет вместе, поженились почти сразу после того, как она закончила школу, а муж на три года старше нее. А сынишку зовут Костиком. Они все трое друг друга очень любят, они счастливы, всегда вместе. Она рассказывала и вся при этом просто-таки светилась.

– Вы знаете, мой муж такой чудесный. Он меня до сих пор готов на руках носить. Я тоже его готова, да только он тяжеловат. – Она рассмеялась. – Олег все время что-то придумывает, чтобы порадовать меня: то в окно цветы каким-то чудесным образом бросит, – а мы, между прочим, на третьем этаже живем, – то какую-нибудь удивительную поездку придумает, то подарит что-нибудь совершенно неожиданное. А однажды мы собирались все вместе гулять, и они с Костиком вышли из квартиры чуть раньше. Я выхожу следом за ними, а они кричат «ура!» и отпускают в небо с десяток воздушных шариков. До сих пор не знаю, откуда они их взяли за те пять минут, пока меня не было. А Костик у нас такой фантазер. У него есть невидимый друг – черная пантера. Эта пантера всюду следует за ним, везде его сопровождает. И он в результате ничего не боится, представляете? Не боится оставаться один, не боится темноты, как многие дети, никого не боится в детском саду.

– А вы в Москву по делу или как? – спросила Надежда.

Лида погрустнела, вздохнула:

– В больницу ложусь, на операцию. Онкология у меня. Муж не мог поехать со мной, не с кем сына оставить. А всем вместе – что толку? И в больницу-то с ребенком не пустят. К тому же остановиться в Москве нам негде. Если гостиницу снимать – нам финансово не потянуть, дорого очень и неизвестно, насколько все это затянется. Так что придется мне справляться самой. Да это не страшно. Главное, чтобы все прошло хорошо. Мне очень нужно жить. Как я могу умереть, оставить их, мужа и сына? Ну как они без меня? И знаете, дело даже не в том, что Олег не справится. Он очень самостоятельный. Он все умеет, никакой женской работы не гнушается. Беда в том, что они меня очень любят… Вот так сказанула! Это ж счастье, а не беда… Но они будут ужасно страдать, если я умру. Им будет очень больно. А за себя-то мне не страшно. У меня было семь лет такого счастья, что… Я даже и не знаю, что…

Она задумалась. Сидела молча и улыбалась.

– Когда вы в больницу ложитесь? – спросила Надежда. – Я в Москву на неделю, могла бы вас навестить. Дел у меня будет не очень много, время найдется.

– Да ложусь-то я сразу, прямо с вокзала и в больницу. Но навещать меня не надо, что вы, зачем? Вы ведь всего на неделю в Москву… И потратить время на больницу? Там же столько всего: музеи, театры, да и просто так по городу погулять… Нет, я не приму от вас такой жертвы.

Надежда не стала настаивать, навязываться. Они расстались утром на вокзале в Москве. И больше никогда не встречались. И Надежда не знала, что стало с Лидой: удачно ли прошла операция, жива ли она.

Но эта случайная встреча в поезде со счастливым светлым человеком решила ее собственную судьбу – она больше не сомневалась в том, какой сделать выбор. Она выберет не надежность и любовь к себе, а любовь свою – она выберет Сережу. Она выберет не того, кто нужен ей для удобства ее жизни, а того, кому нужна она…

Они с Сережей вскоре поженились. Их совместную жизнь трудно было бы назвать легкой и безоблачной. Но она ни разу не пожалела о своем выборе. Всегда Надежде помогала ее Любовь. Ей помогал Сам Бог. Ведь Бог есть Любовь!

В середине службы Алена решила, что не останется до конца, уйдет после «Отче наш». Тем более что сегодня служба долгая, будет праздничный молебен. А у нее на сегодня запланировано много дел. Сначала – забежать домой, позавтракать.

Она была счастлива своей самостоятельностью. Меньше года назад закончив архитектурный, она работала в фирме отца, сама себя обеспечивала. Старшая дочь в семье, она первой отделилась, живет в бабушкиной квартире. А бабушка теперь на даче. Этот загородный дом теперь и дачей не назовешь – отец вложил туда много денег и все отлично устроил. Бабушке там хорошо…

Алена вышла из храма и направилась к дому. Впереди нее шла маленькая худенькая старушка. Алена сразу узнала ее даже со спины – их прихожанка. Они не были знакомы, но Алена знала ее в лицо. Она всегда любовалась этой старой женщиной, такой привлекательной даже в своей старости. Ее и старушкой-то назвать язык не поворачивался. Женщина хорошо, можно даже сказать, изысканно, стильно одевалась, у нее было ухоженное лицо, холеные руки, одним словом, явно следила за собой, несмотря на преклонный возраст.

Женщина вдруг пошатнулась и, вытянув вперед руки, спотыкаясь, подошла к стене дома и прислонилась к ней.

«Похоже, ей плохо», – подумала Алена. Мысли ее заметались: подойти или не подходить? Предложить помощь или неудобно?

Дело в том, что Алена была очень застенчивой девушкой. Внешность ее ничем не привлекала к себе взглядов, все было обычным: и глаза, и волосы, и лицо, – ничто не выделяло ее из толпы. Она не была глупой, но и не особенно умна, не была разговорчивой, но и не молчунья. И она считала себя дурнушкой. И всегда смущалась, краснела во время разговора, особенно с незнакомыми людьми.

В голове ее пронеслось недавнее воспоминание.

Она вспомнила старушку-нищенку. Алена часто ее видела и всегда, пробегая мимо, давала ей деньги. Это была замечательная старушка, с виду очень интеллигентная, хотя и крайне бедно одетая. Она обычно сидела недалеко от метро, в переулке, – приносила с собой раскладной тряпичный стульчик и усаживалась на него. Сидела, опустив голову, уставившись в землю. Когда кто-нибудь опускал монетки в ее пластиковый стаканчик, она голову поднимала, радостно и в то же время застенчиво улыбалась и говорила: «Благодарю вас». Если в кошельке Алены не было наличных, она, даже если очень торопилась, шла к банкомату у метро, снимала с карточки деньги и возвращалась к старушке: увидеть ее чудесную, по-детски радостную улыбку было для Алены благословением на весь день. Пару раз девушка даже делала круг по переулкам и еще раз подходила к бабульке и опустила в ее стаканчик горсть монет или бумажку.