Она боялась, что секс будет болезненным после процедуры. Однако когда Дейв попросил ее прийти в резиденцию накануне вечером, ей так не хотелось отказываться от приглашения, что она решила рискнуть. И все получилось хорошо, даже отлично.

— Мне, пожалуй, пора, — сказал президент. — Сегодня утром я пойду в церковь.

Он уже собирался встать, когда зазвонил телефон у кровати. Он взял трубку.

— Доброе утро, Мак, — произнес он.

Мария догадалась, что он разговаривает с Макджорджем Банди, советником по национальной безопасности. Она вскочила с кровати и пошла в ванную.

Президенту часто звонили утром, когда он еще лежал в постели. Мария полагала, что люди либо не знали, либо их не интересовало, один ли он. Чтобы не ставить президента в неловкое положение, она предпочитала удалиться во время таких разговоров на тот случай, если они были сугубо конфиденциальными.

Она выглянула из ванной, когда он вешал трубку.

— Потрясающая новость, — сказал он. — Московское радио сообщило, что Хрущев демонтирует ракеты на Кубе и отправляет их обратно в СССР.

Мария сдержала себя, чтобы не закричать от радости.

— Ты спас мир, Джонни, — сказала она.

Он задумался и через минуту проговорил:

— Полагаю, что да.

* * *

Таня стояла на своем балконе, облокотившись на перила из кованого железа, глубоко вдыхая влажный гаванский утренний воздух, когда внизу подъехал «бьюик» Паза, полностью перегородив узкую улицу. Он выскочил из машины, посмотрел наверх, увидел ее и закричал:

— Ты предала меня!

— Что? — поразилась она. — Как?

— Ты знаешь.

По натуре он был вспыльчив и непостоянен, но она не видела его таким рассерженным и даже обрадовалась, что он не поднялся в квартиру. В то же время она не могла понять, в чем причина его гнева.

— Я не выдавала никаких тайн и не спала с другим мужчиной, — сказала она. — Так что я не предавала тебя.

— Тогда почему они демонтируют ракетные пусковые установки?

— Вот как? — Если это правда, значит, кризис миновал. — Ты уверен?

— Не притворяйся, будто ты не знаешь.

— Я не притворяюсь. Но если это правда, мы спасены. — Краем глаза она заметила, что соседи открывают окна и двери, чтобы понаблюдать за происходящей ссорой с нескрываемым любопытством. Она не обращала на них внимания. — Почему ты сердишься?

— Потому что Хрущев заключил сделку с янки и не посоветовался с Кастро!

Соседи неодобрительно зашумели.

— Конечно, я не знала, — с раздражением сказала она. — Ты можешь представить себе, чтобы Хрущев говорил со мной о таких вещах?

— Он прислал тебя сюда.

— Не он лично.

— Он разговаривает с твоим братом.

— Ты и вправду считаешь, что я в некотором роде специальный эмиссар Хрущева?

— Зачем, как ты думаешь, я месяцами ходил с тобой повсюду?

Более спокойным голосом она ответила:

— Я думала, что нравлюсь тебе.

Женщина, слушающая их, издала сочувственные воркующие звуки.

— Тебе здесь больше нечего делать, — закричал он. — Собирай свой чемодан и немедленно уезжай с Кубы. Сегодня же!

С этими словами он вскочил в машину, и она с ревом сорвалась с места.

— Приятно было познакомиться, — буркнула Таня.

* * *

Тот вечер Димка и Нина отпраздновали в баре недалеко от ее дома.

Димка твердо решил больше не думать о своем тревожащем разговоре с Натальей, который ничего не менял. Он отодвинул ее в потаенные уголки своего сознания. У них было мимолетное увлечение, и оно закончилось. Он любил Нину, и ей предстояло стать его женой.

Он купил пару бутылок некрепкого отечественного пива и сел рядом с ней на скамейку.

— Мы скоро поженимся, — с нежностью обратился он к ней. — Я хочу, чтобы у тебя было красивое платье.

— Я не хочу много шума, — сказала она.

— Я тоже, но это может стать проблемой, — нахмурился Димка. — Из моего поколения я первый, кто вступает в брак. Моя мать, дед и бабушка захотят пригласить много гостей. А как насчет твоих родственников? — Он знал, что отец Нины погиб на войне, но у нее еще были мать и брат, младше ее на два года.

— Надеюсь, будет достаточно, если придет только мать.

Мать Нины жила в Перми, почти в полутора тысячах километров от Москвы. Но что-то подсказало Димке: Нина не очень хочет, чтобы мать приезжала.

— А как же твой брат?

— Ему придется брать увольнительную, но я не знаю, дадут ли ему. — Брат Нины служил в армии. — Я не имею представления, где его часть. Может быть, на Кубе, насколько мне известно.

— Я выясню, — заверил ее Димка. — Дядя Володя наведет справки по своим каналам.

— Не стоит особенно утруждать себя.

— Отчего же? Вероятно, это будет моя единственная свадьба.

— Что ты хочешь этим сказать? — огрызнулась она.

— Ничего особенного. — Он сказал это в шутку, без всякой задней мысли, и пожалел, что вызвал ее раздражение. — Выкинь это из головы.

— Ты думаешь, я собираюсь развестись с тобой, как с моим первым мужем?

— Наоборот. Ты меня не так поняла. Что с тобой? — Он заставил себя улыбнуться. — Сегодня мы должны радоваться. Мы женимся, у нас есть ребенок, и Хрущев спас мир.

— Ты не понимаешь. Я ведь не девочка.

— Я догадался об этом.

— Ты можешь быть серьезным?

— Могу.

— Вступление в брак — это когда двое молодых людей дают обещание вечно любить друг друга. Нельзя говорить это дважды. Как ты не понимаешь: мне нелегко делать это снова, после того как один раз меня постигла неудача.

— Ах, вот в чем дело, — сказал он. — Теперь, когда ты объяснила, я понял. — Нина относилась к этому шагу немного старомодно, — сейчас разводились многие, — но причина, вероятно, заключалась в том, что она была родом из провинциального города. — То есть ты хочешь, чтобы празднование соответствовало второму вступлению в брак: никаких сумасбродных обещаний, никаких шуток в адрес новобрачных, осознанность взрослых людей, что жизнь не всегда идет по плану.

— Совершенно верно.

— Ну что же, моя любимая, если ты хочешь этого, я позабочусь, чтобы так оно и было.

— Правда?

— Что заставляет тебя усомниться?

— Не знаю, — призналась она. — Иногда я забываю, какой ты хороший.

***

В то утро на последнем заседании Экскомма по кризису Джордж впервые услышал придуманное Маком Банди определение противоположных сторон среди советников президента.

— Все знают, кто были ястребы и кто голуби, — сказал он. Сам Банди был ястребом. — Сегодня день голубей.

Хотя кучка ястребов в то утро оставалась, все хвалили президента Кеннеди, как он урегулировал кризис, даже те, кто недавно упрекал его в опасном проявлении слабости и настаивал, чтобы он ввергнул Соединенные Штаты в войну.

Джордж отважился пошутить с президентом:

— Может быть, в следующий раз вы разрешите пограничный конфликт между Индией и Китаем, мистер президент.

— Не думаю, что они или кто-нибудь еще хочет, чтобы я занялся этим.

— Но сегодня вы на седьмом небе.

Президент Кеннеди засмеялся.

— Это продлится около недели.

Бобби Кеннеди предвкушал возможность больше общаться со своей семьей.

— Я почти забыл дорогу домой, — посетовал он. Недовольно скрежетали зубами только генералы. Члены Объединенного комитета начальников штабов, собравшиеся утвердить планы воздушных атак на Кубу, были в ярости. Они направили президенту срочное послание, в котором говорилось, что согласие Хрущева — это уловка, рассчитанная на то, чтобы выиграть время. Кертис Лемей сказал, что это тяжелейшее поражение в американской истории. Никто не обратил внимания на такую позицию.

Джордж кое-что узнал, но, чтобы переварить это, ему нужно было время. Политические вопросы переплелись теснее, чем он предполагал ранее. Он всегда думал, что такие проблемы, как Берлин и Куба, никак не связаны между собой и мало какое отношение имеют к гражданским правам и здравоохранению. Но президент Кеннеди не мог регулировать ракетный кризис на Кубе, не задумываясь о последствиях в Германии. И если бы он не смог разобраться с Кубой, предстоящие промежуточные выборы негативно сказались бы на его внутриполитической программе, и он лишился бы возможности провести законопроект о гражданских правах. Все было взаимосвязано. Осознание этого представляло важность для карьеры Джорджа, над которой ему нужно было поразмыслить.