Ему вдруг пришло в голову, что он может больше узнать о ней у Мохинни.

— Ты ухаживал за ней в университете?

— Нет, она встречалась только с цветными парнями, и то с немногими. Про нее говорили, что она холодная.

Джордж не принял это замечание за чистую монету. Любая девушка, говорившая «нет», некоторыми молодыми людьми считалась холодной.

— Отдавала ли она предпочтение кому-нибудь конкретно?

— Был один парень, с которым она встречалась около года, но он бросил ее, потому что она не хотела ложиться с ним в постель.

— Ничего удивительного, — заметил Джордж. — Ее семья строгих нравов.

— Откуда ты знаешь?

— Мы вместе принимали участие в первом автобусном рейсе свободы. Я немного говорил с ней.

— Она хорошенькая.

— Это правда.

Им дали чек, и каждый из них расплатился отдельно. Направляясь к выходу, Джордж остановился у столика Марии.

— Добро пожаловать в Вашингтон, — сказал он.

Она тепло улыбнулась.

— Привет, Джордж. Я все думала, когда же тебя снова увижу.

Ларри сказал:

— Салют, Мария! Я только что рассказывал Джорджу, как тебя называли холодной в Чикагском университете. — Ларри засмеялся.

Это была типичная мужская шутка, ничего необычного, по Мария залилась краской.

Ларри вышел из ресторана, но Джордж остался.

— Мне жаль, что он сказал это, Мария, и неудобно, что я слышал. Полнейшая глупость, не обращай внимания.

— Спасибо, Джордж. — Она жестом показала на другую женщину. — Это Антония Кейпел. Она тоже юрист.

Антония была худощавой, энергичной женщиной, с гладко зачесанными назад волосами.

— Приятно познакомиться с вами, — сказал Джордж.

Мария объяснила Антонии:

— Ему сломали руку, когда в Алабаме на меня напал расист с ломом, а Джордж защитил меня от удара.

— Джордж, вы настоящий джентльмен, — воскликнула она под впечатлением от услышанного.

Джордж понял, что девушки собирались уходить: их чек лежал на столе на блюдце под несколькими банкнотами. Он спросил у Марии:

— Могу ли я проводить тебя до Белого дома?

— Конечно, — ответила она.

— Я должна сбегать в аптеку, — извинилась Антония.

Выйдя из ресторана, они окунулись в теплый воздух вашингтонской осени. Антония помахала рукой. Джордж и Мария направились к Белому дому.

Джордж искоса посматривал на нее, когда они переходили Пенсильвания-авеню. На ней был элегантный черный плащ, надетый поверх платья с высоким воротом — одеждой для серьезного политического функционера, но она не скрывала теплой улыбки. Она была прелестна, с маленьким носиком и подбородком, большими карими глазами и мягкими чувственными губами.

— Я спорил с Мохинни о Вьетнаме, — завел разговор Джордж. — Мне кажется, он хотел убедить меня, косвенно адресуясь к Бобби.

— Я в этом уверена, — сказала Мария. — Но президент не расположен уступать Пентагону в этом.

— Откуда ты знаешь?

— Сегодня вечером он будет выступать с речью и заявит, что во внешней политике есть пределы нашим возможностям Мы не можем исправлять каждое зло или нейтрализовать каждый неблагоприятный фактор. Я написала сообщение для печати по этой речи.

— Я рад, что он намерен занимать твердую позицию.

— Джордж, ты не слышал, что я сказала. Я написала официальное сообщение для печати по этой речи. Ты понимаешь, как это необычно? Как правило, их пишут мужчины. А женщины только отпечатывают.

Джордж улыбнулся.

— Поздравляю. — Ему доставляло удовольствие быть и разговаривать с ней, и они быстро восстановили дружеские отношения.

— Я обязательно спрошу, что они думают о моем сообщении, когда вернусь в офис. А как дела на поприще правосудия?

— Похоже, что своим рейсом свободы мы действительно чего-то добились, — пылко сказал Джордж. — Скоро на всех автобусах, курсирующих между штатами, будет объявление, гласящее: «В этом автобусе может ездить каждый, независимо от расы, цвета кожи, вероисповедания или происхождения». Те же самые слова будут напечатаны на билетах. — Он гордился этим достижением. — Ну как?

— Замечательно. — Но Мария задала ключевой вопрос. — Будет ли это претворяться в жизнь?

— Все будет зависеть от нас в министерстве. Мы прилагаем большие усилия, чем когда-либо. Мы уже несколько раз строго указали властям в Миссисипи и Алабаме. И, к удивлению, во многих городах в других штатах пошли на попятный.

— Трудно поверить, что мы одерживаем победу. У сторонников сегрегации всегда находится какая-нибудь грязная уловка.

— Регистрация избирателей — это наша следующая кампания. Мартин Лютер Кинг хочет, чтобы удвоилось число темнокожих избирателей на Юге до конца года.

Мария задумчиво проговорила:

— Нам, в самом деле, необходим новый закон о гражданских правах, который не давал бы возможность южным штатам пренебрегать им.

— Мы работаем над этим.

— Ты хочешь доказать мне, что Бобби Кеннеди — борец за гражданские права?

— Вовсе нет. Год назад этот вопрос даже не стоял у него на повестке дня. Но Бобби и президент возмущались, увидев снимки, как толпа белых беснуется на Юге. Из-за этого братья Кеннеди выглядели в плохом свете на первых страницах газет во всем мире.

— А их больше всего волнует политика в мире.

— Совершенно верно.

Джордж хотел назначить ей свидание, но передумал. Он собирался порвать с Норин Латимер как можно скорее: это стало неизбежно сейчас, когда появилась Мария. Но он чувствовал, что должен сказать Норин об окончании их романа, прежде чем он пригласит Марию на свидание. Иначе будет нечестно. А отсрочка будет недолгой — он увидит Норин в ближайшие дни.

Они вошли в Западное крыло. Черные лица в Белом доме были несколько необычным явлением. Они пошли в отдел по связям с прессой. Джордж удивился, когда вошел в маленькую комнату, заставленную столами. С полдюжины человек усердно работали на серых пишущих машинках «Ремингтон» и разговаривали по телефонам с рядами мигающих огоньков. Из соседней комнаты доносился стук телетайпов и их звонки, которые раздавались при поступлении особенно важных сообщений. Там находилась еще и внутренняя комната, принадлежащая, как предположил Джордж, пресс-секретарю Пьеру Сэлинджеру.

Все сосредоточенно занимались своим делом, никто не разговаривал и не смотрел в окно.

Мария показала свой стол и представила рыжеволосую женщину лет тридцати пяти, сидящую за соседним столом.

— Джордж, это моя подруга мисс Фордхэм. Нелли, почему все так притихли?

Прежде чем Нелли смогла ответить, в комнату вошел Сэлинджер, невысокого роста полный мужчина в строгом по европейской моде костюме. С ним был президент Кеннеди.

Президент всем улыбнулся, кивнул Джорджу и обратился к Марии:

— Вы, должно быть, Мария Саммерс. Вы написали хорошее сообщение для прессы по моей речи — ясное и исчерпывающее. Похвально.

Мария покраснела от удовольствия.

— Спасибо, мистер президент.

Казалось, он не спешит.

— Чем вы занимались до того, как пришли сюда? — Он задал этот вопрос так, словно в мире не было ничего более интересного.

— Я училась на юридическом факультете Чикагского университета.

— Вам нравится в пресс-службе?

— Да, конечно.

— Я ценю вашу работу. Так держать.

— Я буду стараться изо всех сил.

Президент вышел, и Сэлинджер последовал за ним.

Джордж посмотрел на Марию и улыбнулся. У нее был ошеломленный вид.

В этот момент заговорила Нелли Фордхэм.

— Да, вот так и случается, — сказала она. — На какую-то минуту ты была самой красивой женщиной в мире.

Мария взглянула на нее.

— Да, — согласилась она. — Такой я себя и ощущала.

* * *

Мария была чуточку одинокой, а так могла считать себя счастливой.

Ей нравилось работать в Белом доме в окружении толковых и чистосердечных людей, желающих только одного: сделать мир лучше. Она чувствовала, что могла бы достичь многого на государственной службе. Она знала, что ей придется бороться с предрассудками в отношении женщин и негров, но она верила, что могла бы побороть их силой ума и решимостью.