— Клеменс Гнех, директор завода, — услышала она. — Неплохой парень.

Таня поразилась. Как же слабы люди!

Гнех предлагал начать переговоры при условии, если сначала рабочие вернутся на свои места. Таня сразу поняла уловку. Раздался неодобрительный гул и насмешливые возгласы, но кто-то кивал в знак одобрения, кто-то стал уходить — очевидно, возвращаться на рабочие места. Не может же всё так быстро закончиться!

Потом на экскаватор поднялся небольшого роста широкоплечий мужчина с пышными усами и похлопал директора по плечу. Хотя он не произвел на Таню большого впечатления, толпа узнала его и приветствовала громкими возгласами. Люди, очевидно, знали, кто он.

— Помните меня? — спросил он громко директора, чтобы слышали все собравшиеся. — Я работал здесь десять лет, потом вы уволили меня.

— Кто это? — снова спросила Таня своего соседа.

— Лех Валенса. Он всего лишь электрик, но все знают его.

Директор пытался спорить с Валенсой перед всей толпой, но невысокий мужчина с пушистыми усами стоял на своем.

— Мы объявляем забастовку и не выйдем за пределы завода, — выкрикнул он, и толпа одобрительно зашумела.

Директор и Валенса спустились с экскаватора. Валенса принял на себя руководство, и никто не выразил несогласия. Он сказал водителю директора, чтобы он привез Анну Валентинович на завод, и тот уехал выполнять распоряжение, и, что удивительно, директор не возражал.

Валенса организовал выборы забастовочного комитета. Вернулась машина с Анной, и ее встретили громом аплодисментов. Это была невысокая женщина с короткими, как у мужчины, волосами. Она носила круглые очки и была в блузе с горизонтальными полосками.

Забастовочный комитет и директор отправились на переговоры в Центр здравоохранения и охраны труда. Таня чуть не поддалась соблазну пройти туда вместе с ними, но потом решила не испытывать судьбу, потому что ей и так повезло пройти на территорию завода. Рабочие благосклонно относились к западной прессе, а она представляла советское средство массовой информации — ТАСС, и если бы забастовщикам стало это известно, они выставили бы ее за ворота.

У переговорщиков на столах, вероятно, стояли микрофоны, потому что весь ход обсуждений транслировался через громкоговорители собравшейся снаружи толпе, что поразило Таню как проявление демократии в высшей степени. Бастующие могли моментально проявлять свои чувства по поводу того, что говорилось, либо одобрительными возгласами, либо гулом недовольства.

Таня поняла, что забастовщики выдвинули ряд требований в дополнение к восстановлению Анны на работе, в том числе недопущение репрессивных мер. Одно требование, которое, к удивлению, директор отказывался принять, касалось сооружения напротив заводских ворот памятника судостроителям, погибшим от рук полицейских во время демонстрации протеста против повышения цен на продукты питания в 1970 году.

Таня с тревогой подумала, не закончится ли эта забастовка такой же расправой. Если ее опасения начнут сбываться, то она находится как раз на линии огня.

Гнех объяснил, что территория напротив ворот предназначена для строительства больницы.

Забастовщики сказали, что они предпочитают памятник.

Директор предложил мемориальную доску где-нибудь на территории верфи.

Они отклонили это предложение.

Один из рабочих с возмущением проговорил в микрофон:

— Мы выклянчиваем памятник павшим героям как нищие, просящие милостыню у фонарного столба.

Люди, собравшиеся у репродукторов, зааплодировали.

Еще один участник переговоров обратился непосредственно к толпе с вопросом, хотят ли они, чтобы стоял памятник.

В ответ раздалось громогласное «Да!».

Директор ушел советоваться с вышестоящим руководством.

За воротами собрались тысячи сторонников забастовки. Люди начали собирать продовольствие для бастующих. Немногие польские семьи могли позволить себе отказаться от продуктов питания, но за ворота передавали десятки мешков с провизией для бастующих мужчин и женщин, и они приступили к обеду.

Директор вернулся во второй половине дня и сообщил, что высшее руководство в принципе одобрило идею памятника.

Валенса объявил, что забастовка будет продолжаться, пока не будут удовлетворены все требования.

И потом он добавил, словно это только что пришло ему в голову, что бастующие хотят обсудить создание свободных независимых профсоюзов.

Ага, это становится по-настоящему интересно, — подумала Таня.

* * *

В пятницу после обеда Камерон Дьюар поехал в Старый город Варшавы.

Марио и Олли следовали за ним. Большая часть Варшавы была разрушена до основания во время войны. Город отстроили заново, проложили прямые улицы с тротуарами и возвели современные здания. Такая планировка не годилась для тайных встреч и контактов. Архитекторы и строители стремились воссоздать Старый город с его булыжными мостовыми и хаотичной застройкой. Правда, они немного перестарались: прямые грани, стандартные сооружения, свежая краска — все это выглядело как декорации для киносъемки. Тем не менее окружающая обстановка там была более подходящей для тайных агентов, чем в остальной части города.

Камерон оставил машину и пошел к высокому дому. На втором этаже находился варшавский аналог «Шелковых ручек». Камерон там был постоянным клиентом, до того как встретил Лидку.

В большой комнате сидели девушки в нижнем белье, смотрели телевизор и курили. При появлении Камерона встала пышная блондинка. Ее халат распахнулся, и он мельком увидел округлые бедра и кружевное белье.

— Здравствуй, Кристек, ты не доказывался две недели.

— Привет, Пела.

Камерон подошел к окну и посмотрел на улицу. Как обычно, Марио и Олли сидели в баре напротив, пили пиво и разглядывали проходивших мимо девушек в летних платьях. Они уже знали, что он пробудет там, по крайней мере, полчаса или, может быть, час.

Пока все шло хорошо.

Пела спросила:

— Что такое? За тобой следит женушка?

Другие девушки засмеялись.

Камерон достал деньги и дал Пеле обычную плату за ручную работу.

— Сделай мне сегодня одолжение, — сказал он. — Мне нужно выйти через черный ход.

— А сюда явится твоя женушка и устроит нам скандал?

— Это не жена, а муж моей девушки. Если он подымет шум, предложи ему сделать бесплатно то, что ты делаешь мне. Я заплачу.

Пела пожала плечами.

Камерон спустился по черной лестнице и вышел во двор, довольный. Он ушел от своих преследователей, и они не догадались об этом. Он вернется менее чем через час и выйдет через парадную дверь. Они и знать не будут, что он куда-то отлучался.

Он быстро пересек Рыночную площадь Старого города и по Свентоянской улице дошел до костела Святого Иоанна Крестителя, который был разрушен во время войны, а потом восстановлен. Агенты СБ больше не следили за ним, но они могли следить за Станиславом Павляком.

В отделении ЦРУ в Варшаве долго обсуждали проведение этого контакта. Продумывали каждый шаг.

У костела Камерон увидел своего босса Кита Дорсета. Сегодня он был в сером мешковатом костюме из польского магазина, который он надевал только при проведении слежки. Из кармана пиджака торчала кепка. Это означало, все чисто. Если быкепка была надета, это значило бы, что СБ в костеле и контакт отменяется.

Камерон вошел через готический главный вход западного фасада. Величественная архитектура и атмосфера святости усиливали важность предстоящего события. Сейчас должен состояться контакт с информатором противника. Это был решающий момент.

Если все пройдет успешно, будет положено уверенное начало его карьере в качестве агента ЦРУ. Если сорвется, он незамедлительно снова окажется за столом в Лэнгли.

Камерон представил дело так, будто Стас не стал бы встречаться ни с кем, кроме него. Цель этой уловки заключалась в том, чтобы создать Киту трудности в отправке Камерона домой. Кит путал все карты с Лидкой, хотя проверка показала, что она не связана с СБ и даже не является членом компартии. Однако если Камерону удастся завербовать польского полковника, этот успех укрепит его позиции и он сможет открыто не подчиняться Киту.