— Ты что-то имеешь против полиции?

— Нет, я против преступников. Полицейские, избивающие демонстрантов, — преступники, и их надо сажать в тюрьмы.

— Вот почему я поддерживаю таких людей, как Никсон и Рейган: их противники хотят засадить в тюрьму полицейских, а не возмутителей спокойствия.

Камерон был доволен, когда вице-президент Хьюберт Хамфри заявил, что он будет добиваться выдвижения себя кандидатом в президенты от демократов. Хамфри в течение четырех лет был подручным Джонсона, и никто не станет доверять ему, пожелай он выиграть войну или вести переговоры о мире, так что он едва ли будет выбран, но он может навредить более опасному Бобби Кеннеди.

На письмо Камерона Никсону ответил один из активистов предвыборной кампании Джон Эрлихман, предложив встретиться. Камерон ликовал. Он хотел заниматься политикой — может быть, это его начало!

Высоченного роста, с черными бровями и редеющими волосами, Эрлихман был доверенным лицом Никсона.

— Дику понравилось твое письмо, — сказал он.

Они встретились в кафе на Телеграф-авеню и расположились на свежем воздухе в тени распустившегося дерева. Мимо них на велосипедах проезжали студенты в лучах весеннего солнца.

— Чудесное место, учиться здесь одно удовольствие, — заметил Эрлихман. — Я учился в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса.

Он задавал Камерону много вопросов и заинтересовался его предками-демократами.

— Моя бабушка была редактором газеты «Буффало анаркист», — сообщил Камерон.

— Это свидетельство того, как Америка становится более консервативной, — сказал Эрлихман.

Камерон обрадовался, что его происхождение не будет препятствием для карьеры в республиканской партии.

— Дик не будет выступать в студенческом городке Беверли, — предупредил Эрлихман. — Это слишком рискованно.

Камерон огорчился. Он подумал, что Эрлихман неправ: выступление могло бы стать успешным.

Он уже собирался поспорить с Эрлихманом, но тот сказал:

— Дик высказал пожелание, чтобы ты организовал группу под названием «Студенты Беркли за Никсона». Она станет свидетельством того, что не всех молодых людей одурачивает Джин Маккарти и очаровывает Бобби Кеннеди.

Камерон был польщен, что к нему с такой серьезностью относится активный участник предвыборной кампании, и он сразу же согласился сделать то, о чем попросил Эрлихман.

Его ближайшим другом в студенческом городке был Джейми Малгроув, который, как и Камерон, специализировался по русскому языку и был членом молодежной организации республиканской партии. Они объявили о создании группы и поместили сообщение в студенческой газете «Дейли калифорниан», но в группу вступили только десять человек.

Камерон и Джейми устроили собрание в обеденный перерыв для приема новых членов. С помощью Эрлихмана Камерон договорился, что на собрании выступят три видных республиканца из Калифорнии. Он арендовал зал на 250 человек.

Он разослал пресс-релиз, и на этот раз получил более широкий отклик в местных газетах и на радиостанциях, которых заинтересовала инициатива студентов из Беркли в поддержку Никсона. Некоторые газеты поместили сообщения о собрании и обещали прислать репортеров.

Камерону позвонила Шэрон Макайзак из «Сан-Франциско игзэминер».

— Сколько у вас сейчас членов? — спросила она.

Камерону интуитивно не понравился ее напористый тон.

— Не могу сказать, — уклонился от ответа он. — Это военная тайна. До начала сражения противнику не сообщают, сколько у тебя штыков.

— Значит, немного, — саркастически заключила она.

Складывалось впечатление, что журналисты не проявляют большого интереса к собранию как малозначащему мероприятию.

К сожалению, Камерону с другом не удалось продать билеты.

Они могли бы бесплатно раздать их, но это было рискованно, потому что тогда набежали бы студенты левых взглядов и сорвали бы собрание.

Камерон, тем не менее, считал, что тысячи студентов придерживаются консервативных убеждений, но у них нет желания признаваться в этом в нынешней обстановке. Они проявляли трусость, но для большинства людей политика мало что значила.

Но что ему было делать?

— За день до собрания у него оставалось более двухсот билетов. И тогда позвонил Эрлихман.

— Хотел узнать, как идут дела, Камерон? — спросил он.

— Превосходно, — солгал тот.

— У прессы есть интерес?

— Кое-какой есть. Можно ожидать, что придут несколько репортеров.

— Много билетов продано? — Эрлихман словно читал мысли Камерона по телефону.

Он был пойман на обмане и уже не мог отступать.

— Еще немного, и все будут распроданы.

Если повезет, Эрлихман ничего не узнает.

И тут Эрлихман ошеломил его:

— Завтра буду в Сан-Франциско, так что загляну к вам.

— Отлично! — Сердце у Камерона упало.

— До встречи.

В тот день после лекции о Достоевском Камерон и Джейми остались в лекционном зале и ломали голову, где они могут собрать двести студентов — приверженцев республиканской партии?

— Не обязательно, чтобы они были настоящими студентами, — сказал Камерон.

— Ты же не хочешь, чтобы газеты написали: «Зал был забит подсадными утками», — встревожился Джейми.

— Не подсадными утками. Просто республиканцами, но не студентами.

— Все-таки риск есть.

— Знаю. Но это лучше, чем потерпеть фиаско.

— Где мы найдем столько людей?

У тебя есть телефон «Молодых республиканцев Окленда»?

— Да, есть.

Они пошли на переговорный пункт, и Камерон позвонил.

— Мне нужно двести человек, чтобы они сидели в зале и обеспечили успех мероприятия, — откровенно сказал он.

— Постараюсь что-нибудь сделать, — ответил человек на другом конце провода.

— И предупредите их, чтобы они не разговаривали с репортерами. Газетчики не должны разнюхать, что в организации «Студенты Беркли за Никсона» нет студентов. Мы этого не хотим.

После того как Камерон повесил трубку, Джейми сказал:

— Не кажется ли тебе, что это немного нечестно?

— Что ты имеешь в виду?

Камерон знал, что он имеет в виду, но не собирался признавать это. Он не хотел рисковать своим шансом с Эрлихманом из-за маленькой лжи.

— Ну как же, — сказал Джейми, — мы говорим людям, что студенты Беркли поддерживают Никсона, а это липа.

— Но мы не можем сейчас идти на попятную. — Камерон перепугался, что Джейми завалит все дело.

— Наверное, не можем, — с сомнением проговорил Джейми.

Все следующее утро Камерон находился в состояний тревожного ожидания. В половине первого в зале сидели всего семь человек. Когда прибыли ораторы, Камерон проводил их в боковую комнату в зале и предложил им кофе и печенье, испеченное матерью Джейми. Без пятнадцати час в зале было почти пусто. Но потом, без десяти, люди стали появляться. К часу дня зал был почти полон, и Камерон начал дышать спокойнее.

Он предложил Эрлихману председательствовать на собрании.

— Нет, — не согласился Эрлихман, — пусть лучше кто-то из студентов.

Камерон представил ораторов, но сам почти не слышал, что они говорят. Организованное им собрание прошло с успехом, и Эрлихман, кажется, остался доволен.

Как он сказал, подводя итог, успех мероприятия — свидетельство того, что студенты не поддерживают демонстрации, либерализм и наркотики. Ему с энтузиазмом зааплодировали.

После закрытия собрания Камерон не мог дождаться, когда все уйдут.

Журналистка Шэрон Макайзак все еще околачивалась в зале с настырным видом. Она напомнила Камерону Иви Уильямс, которая отвергла его юношескую любовь. Шэрон пыталась заговорить с мнимыми студентами. Двое отвертелись от нее, но потом, на радость Камерона, она отловила одного из немногих настоящих студентов-республиканцев. Пока она донимала его своими вопросами, все разошлись.

В два тридцать Камерон и Эрлихман стояли в опустевшем зале.

— Молодец, — сказал Эрлихман. — А ты уверен, что все, кто был здесь, — студенты?