— Оно хочет переговоров с Дубчеком с целью получить гарантии, что Чехословакия останется коммунистической, а не грубой интервенции, которая вызовет негативную реакцию как со стороны капиталистических, так и коммунистических стран.
Под конец сидящие за столом в основном приводили доводы экономического характера. Помощники рекомендовали Политбюро, чтобы Дубчеку задали вопросы другие участники Варшавского договора на их следующей встрече в Дрездене в Восточной Германии. Димка ликовал: угроза чистки, которую затевали сторонники «жесткого» курса, была устранена, по крайней мере, на данный момент. Захватывающий чешский эксперимент с реформированием коммунизма мог продолжаться.
Выйдя из комнаты, Димка сказал Наталье:
— Мой развод состоялся. Я уже официально не женат на Нине.
— Хорошо, — произнесла она сдержанно, но вид у нее был озадаченный.
Димка в течение года жил отдельно от Нины и маленького Григория в своей небольшой квартире. Там урывками один-два раза в неделю он проводил несколько часов с Натальей. Это не устраивало ни его, ни ее.
— Я хочу жениться на тебе, — сказал он.
— Я согласна.
— Ты поговоришь С Ником?
— Да.
— Сегодня?
— В ближайшее время.
— Чего ты боишься?
— Я не боюсь за себя, — проговорила она.
— Мне все равно, что он сделает со мной. — Димка поморщился, представив ее с разбитой губой.
— Я беспокоюсь за тебя, — продолжала она. — Вспомни торговца с рынка.
Димка вспомнил. Спекулянт, обманувший Наталью, был избит так сильно, что оказался в больнице. Наталья намекала, что то же самое может произойти с Димкой, если она попросит развода у Ника.
Димка не поверил этому.
— Я не какой-нибудь жалкий фарцовщик, я правая рука премьера. Ник не посмеет тронуть меня. — Он был почти уверен в этом.
— Не знаю, — засомневалась Наталья, — У Ника тоже есть связи в верхах.
Димка заговорил спокойнее:
— Ты все еще продолжаешь заниматься сексом с ним?
— Не часто. У него есть другие женщины.
— Тебе нравится?
— Нет!
— А ему?
— Не очень.
— Тогда в чем проблема?
— В его гордости. Он разозлится при мысли, что я могла бы предпочесть другого мужчину.
— Я не боюсь его злобы.
— А я боюсь. Но я поговорю с ним. Обещаю.
— Спасибо. — Димка понизил голос до шепота: — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Димка вернулся в свою рабочую комнату и написал краткий отчет о совещании своему боссу Алексею Косыгину.
— Я тоже не верю КГБ, И сказал Косыгин; Андропов хочет свернуть реформы Дубчека и фабрикует доводы в оправдание своего шага. — Юрий Андропов был новым председателем КГБ и фанатичным сторонником жесткого курса.
— Но мне нужна надежная разведывательная информация, — продолжал Косыгин. — Если нельзя доверять КГБ, то на кого мне положиться?
— Пошлите туда мою сестру, — предложил Димка. — Она работает в ТАСС. В период кубинского ракетного кризиса она посылала Хрущеву ценнейшие сведения разведывательного характера из Гаваны по каналам армейской связи. Она может делать то же самое из Праги.
— Хорошая идея, — сказал Косыгин. — Организуйте это.
* * *
Димка не видел Наталью на следующий день, но через день она позвонила ему, когда он уходил с работы в семь вечера.
— Ты разговаривала с Ником? — спросил он.
— Еще нет.
Прежде чем он успел выразить свое разочарование, она продолжила:
— Но случилось еще кое-что. К нему приходил Филиппов.
— Филиппов? — удивился Димка. — Что хочет чиновник Министерства обороны от твоего мужа?
— Он затевает какую-то гадость. Я думаю, он сказал Нику о тебе и обо мне.
— Зачем? Мы всегда сцепляемся на совещаниях, но все же…
— Я кое-что не сказала тебе. Филиппов пытался ухаживать за мной.
— Дубина. Когда?
— Два месяца назад в баре «На набережной». Ты уезжал с Косыгиным.
— Невероятно. Он думал, что ты ляжешь с ним в постель только потому, что я в отъезде?
— Что-то в этом роде. Я была в замешательстве. Я сказала ему, что не буду спать с ним, если бы он был последним мужчиной в Москве. Возможно, мне нужно было быть более сдержанной.
— Ты думаешь, он сказал Нику о нас в отместку?
— Я в этом уверена.
— Что Ник сказал тебе?
— Ничего. Это меня и беспокоит. Пусть уж лучше бы он опять ударил меня по лицу.
— Не говори этого.
— Я боюсь за тебя.
— Не бойся, со мной будет все в порядке.
— Будь осторожен.
— Хорошо.
— Пешком домой не иди. Поезжай на машине.
— Я всегда езжу.
Они попрощались, и Димка повесил трубку. Он надел теплое пальто и меховую шапку и вышел из здания. Его «Москвич-408» стоял на кремлевской парковке, так что там он был в безопасности. Он поехал домой, подумав, не дерзнет ли Ник протаранить его машину, но ничего не случилось.
Он остановился машину в квартале от своего дома. Наступал самый уязвимый момент. Ему нужно будет идти от машины до подъезда при свете фонарей. Если его намереваются избить, то удобнее всего это сделать сейчас.
Поблизости никого не было видно, но они могли где-нибудь затаиться.
Ник едва ли станет сам руки марать, подумал Димка. Он подошлет кого-нибудь из своих головорезов. Интересно, сколько их будет. Стоит ли ему отбиваться? Против двоих у него есть шанс: он не из слабаков. Если их будет трое или больше, то тогда хоть ложись и помирай.
Он вышел из машины, запер ее и пошел по тротуару. Откуда ждать нападения? Выскочат ли они из-за припаркованного фургона? Или выйдут из-за угла следующего дома? Или поджидают в подъезде?
Он дошел до своего дома и вошел внутрь. Может быть, они в вестибюле?
Ему пришлось долго ждать лифта.
Лифт подъехал, Димка вошел, закрыл дверь и подумал, не ждут ли они его в квартире.
Он повернул ключ в замке и открыл дверь. В передней было темно и тихо. Он заглянул в спальню, гостиную, кухню и ванную.
Нигде никого не было.
Он закрыл дверь на задвижку.
***
Две недели Димка ходил в страхе, что на него нападут в любую минуту. В конце концов он решил, что этого не случится. Возможно, Нику было безразлично, что у его жены с кем-то роман; или же ему достало ума не наживать врага в лице человека, работающего в Кремле. Так или иначе, Димка стал чувствовать себя в безопасности.
Он никак не мог понять, какая муха укусила Евгения Филиппова. И вообще, чему было удивляться, если она отказала ему? Скучный и косный, невзрачный и плохо одетый, как он себе представлял, что соблазнит привлекательную женщину, которая уже имеет любовника и мужа? Бесспорно, его самолюбие было ущемлено. Но и месть его не сработала.
Однако сейчас больше всего Димку занимало реформирование в Чехословакии, которое стали называть Пражской весной. Она вызвала самый глубокий раскол в Кремле со времени кубинского ракетного кризиса. Димкин босс, советский премьер Алексей Косыгин, стоял во главе оптимистов, которые надеялись, что чехи найдут выход из тупика, в котором оказалась неэффективная и затратная коммунистическая экономика. Сдерживая свой энтузиазм из тактических соображений, они предлагали внимательно наблюдать за Дубчеком и по возможности избегать конфронтации. Однако консерваторы, такие как босс Филиппова, министр обороны Андрей Гречко, и шеф КГБ Андропов были обескуражены Прагой. Они опасались, что радикальные идеи подорвут их авторитет, перекинутся на другие страны и расшатают военный союз Варшавского договора. Они хотели послать танки, сместить Дубчека и установить жесткий коммунистический режим, рабски преданный Москве.
Главный босс Леонид Брежнев колебался между двумя мнениями, как всегда выжидая, когда возникнет консенсус.
Несмотря на свое влияние в мире, кремлевская верхушка боялась сделать шаг в сторону. Марксизм-ленинизм давал ответы на все вопросы, так что решение, продиктованное обстоятельствами, становилось непогрешимо правильным. Каждый, кто думал иначе, считался преступно утратившим связь с ортодоксальным мышлением. Димка иногда задумывался, неужели в Ватикане происходит то же самое?