— Он не убийца, — прошептала Каролин.
— Когда люди пишут Ульбрихту, их письма передаются в Штази для оценки, — сказал Ганс. — Твое письмо, Каролин, попало к младшему офицеру. Будучи молодым и неопытным, он пожалел мать-одиночку и порекомендовал дать тебе разрешение.
Похоже на хорошую новость, но как бы не было подвоха, подумала Лили. И она не ошиблась.
— К счастью, — продолжал Ганс, — его начальник направил это решение мне, вспомнив, что я имел дело с этой… — он с презрительным выражением обвел всех взглядом, — с этой распущенной и неблагонадежной группой смутьянов.
Теперь Лили поняла, что он собирался сказать. Это было чудовищно. Ганс пришел сюда вразумительно объяснить им, что это благодаря ему прошение Каролин было отклонено.
— Ты получишь, как полагается, официальный ответ, — предупредил он. — Но сейчас могу сказать: тебе не будет разрешено эмигрировать.
— Могу ли я навестить Валли? Всего на несколько дней? — умоляла она. — Алиса никогда не видела своего отца.
— Нет, — сказал он с натянутой улыбкой. — Людям, которые обращались за разрешением эмигрировать, в дальнейшем не разрешается выезжать на отдых за границу.
Его ненависть прорвалась в интонации, когда он добавил:
— Что, ты думаешь, мы глупые люди?
— Я подам прошение через год, — сказала Каролин.
Ганс встал. Улыбка торжествующего превосходства играла у него на губах.
— Такой же ответ будет в следующем году, и еще через год, и всегда. — Он обвел их всех взглядом. — Никому из вас не будет дано разрешение на выезд. Никогда. Я обещаю.
С этими словами он ушел.
***
Дейв Уильямс позвонил в «Клэссик рекордс».
— Привет, Черри. Это Дейв, — сказал он. — Могу я поговорить с Эриком?
— Сейчас его нет, — ответила она.
— Я звоню уже третий раз, — с разочарованием и возмущением в голосе проговорил он.
— Тебе не везет.
— Перезвонить он может?
— Я спрошу у него.
Дейв повесил трубку.
Дело не в везении. Что-то здесь не так.
1964 год принес «Плам Нелли» огромный успех. Баллада о любви шла под первым номером в хит-параде, и группа — без Ленни — совершила гастрольную поездку по Англии вместе с поп-звездами, включая легендарного Чака Берри. Дейв и Валли переехали в квартиру с двумя спальнями в театральном районе.
Но сейчас что-то не ладилось. Было из-за чего расстраиваться.
У «Плам Нелли» вышла еще одна пластинка. «Клэссик рекордс» к Рождеству выпустила пластинку с «Трясись, греми, крутись» и «Хучи-кучи мэн» на обратной стороне. Эрик не счел нужным обсуждать этот вопрос с группой, а Дейв хотел записать новую песню.
Дейв оказался прав. «Трясись, греми, крутись» не пошла. Был январь 1965-го, и Дейв, думая о предстоящем годе, начинал паниковать. По ночам ему снилось, будто он падает с крыши, самолета, лестницы, и он просыпался с ощущением, что жизнь вот-вот оборвется. То же самое он испытывал, когда размышлял о своем будущем.
Он уверовал, что будет музыкантом. Он ушел из родительского дома, бросил школу. Ему уже шестнадцать лет, он может жениться и обязан платить налоги. Ему представлялось, что он делает успешную карьеру. И вдруг все рушится. Он не знал, что делать. Он ни к чему не способен, кроме музыки. Он счел бы унижением вернуться в дом родителей. В древних легендах молодой герой «уходит в море». Дейв лелеял надежду исчезнуть, потом вернуться через пять лет, загорелым и бородатым, и рассказывать истории о дальних странствиях. Но в глубине души он сознавал, что не потерпит дисциплину на флоте. Это было бы хуже, чем в школе.
У него даже нет подружки. Когда он бросил школу, закончился его роман с Линдой Робертсон. Она сказала, что ожидала этого, но все равно плакала. Когда он получил деньги за участие «Плам Нелли» в шоу «Это клево!», он позвонил Микки Макфи по телефону от Эрика и спросил, не хочет ли она пойти с ним поужинать или в кино. Она долго думала, а потом сказала: «Нет. Ты милый парень, но я не могу, чтобы меня видели с шестнадцатилетним подростком. У меня и так плохая репутация, но я не хочу выглядеть дурой». Дейв обиделся.
Валли сейчас сидел рядом с Дейвом, как всегда с гитарой в руках. Он играл с металлической трубкой на среднем пальце левой руки и пел: «Я проснулся этим утром, и я знаю: всё решится окончательно и бесповоротно».
Дейв нахмурился.
— Звук как у Элмора Джеймса, — сказал он через минуту.
— Это называется гитара с бутылочным горлышком, — объяснил Валли. — Раньше пользовались горлышком от разбитой бутылки, а теперь делают эти металлические штучки.
— Звук супер.
— Зачем ты звонишь Эрику?
— Я хочу узнать, сколько пластинок продано с «Трясись, греми, крутись», как дела с американским выпуском баллады о любви и намечаются ли какие-нибудь гастроли, а наш импресарио не хочет со мной говорить.
— Уволь его, — предложил Валли. — Он козел.
— Как я могу его уволить, если я не могу дозвониться ему, — с унылым видом проговорил Дейв.
— Поезжай к нему в офис.
Дейв посмотрел на Валли.
— Ты знаешь, ты не так глуп, как кажешься. — Дейв почувствовал себя лучше. — Я как раз собираюсь это сделать.
Уныние оставило его, как только он вышел из дома. Что-то в лондонских улицах всегда приободряло его. Это был один из крупнейших городов мира — там могло случиться все, что угодно.
Денмарк-стрит находилась в каких-нибудь полутора километрах от дома. Дейв добрался туда через пятнадцать минут. Он поднялся по лестнице в офис «Клэссик рекордс».
— Эрика нет, — сообщила Черри.
— Ты уверена? — спросил Дейв. Набравшись смелости, он открыл дверь.
Эрик находился там, сидел за своим столом. Застигнутый врасплох, он имел глуповатый вид. Потом выражение его лица сменилось на гнев, и он проворчал:
— Чего ты хочешь?
Дейв сразу ничего не ответил. Его отец иногда говорил: «Когда тебе кто-то задает вопрос, не думай, что ты должен ответить. Меня этому научила политика». Дейв просто вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Если он будет продолжать так стоять, подумал он, может показаться, будто он ожидает, что ему в любой момент скажут уйти. Поэтому он сел на стул перед столом Эрика и скрестил ноги.
Потом он спросил:
— Почему вы избегаете меня?
— Я был занят, ты, самонадеянный юнец. В чем дело?
— Дел целая куча, — непринужденно заговорил Дейв. — Что происходит с «Трясись, греми, крутись»? Что нас ждет в новом году? Что известно из Америки?
— Ничего, ничего, ничего, — ответил Эрик. — Ты удовлетворен?
— Почему я должен быть этим удовлетворен?
— Послушай. — Эрик сунул руку в карман и достал рулон банкнотов. — Здесь двадцать фунтов. Это то, что получено за «Трясись, греми, крутись». — Он швырнул на стол четыре пятифунтовые купюры. — Теперь ты удовлетворен?
— Я хотел бы ознакомиться с цифрами.
Эрик засмеялся.
— С цифрами? Кто, по-твоему, ты такой?
— Я ваш клиент, а вы мой антрепренер.
— Антрепренер? А устраивать-то нечего, ты, ничтожный тип. Ты был бабочкой-однодневкой. В нашем бизнесе таких полным-полно. Тебе повезло. Хэнк Ремингтон отдал тебе песню, но у тебя таланта нет. Все кончено, забудь это, возвращайся в школу.
— Я не могу вернуться в школу.
— Почему же? Тебе сколько лет? Шестнадцать? Семнадцать?
— Я проваливался на всех экзаменах.
— Иди работать.
— «Плам Нелли» будет одной из самых популярных групп в мире, и я стану музыкантом на всю оставшуюся жизнь.
— Мечтай дальше, сынок.
— Обязательно. — Дейв встал.
Он собрался уходить, как вспомнил об одной проблеме. Он подписывал контракт с Эриком. Если группа будет с успехом выступать, Эрик может потребовать проценты. Он сказал:
— Итак, Эрик, вы больше не являетесь антрепренером «Плам Нелли». Вы мне это хотите сказать?
— Аллилуйя! Наконец-то он понял!
— Тогда я забираю контракт.
У Эрика вдруг возникло подозрение.