Было холодно, настолько холодно, что одна часть моя замерзла, в то время, как вторая уже более не чувствовалась. Та часть, которая замерзала, еле улавливала подобие тепла, и я инстинктивно прижалась к этому «укрытию», но оно отшатнулось от меня, словно я была прокаженной. Чувствую себя ужасно, но все же еле разлепила глаза и поняла, что сижу рядом с этим мужчиной, сижу боком, но не вижу ничего, дальше своего носа, впереди нет ни дороги, ни каких-то опознавательных знаком, все застилает туман, поворачиваю голову в другую сторону и утыкаюсь в доспехи.

— Ты в курсе, что доспехи давно не в моде, лет так триста.

— Уже проснулась?

— Очевидно.

— Тогда, будь любезна, не облокачивайся на меня.

— Мне холодно.

— И для этого должна залезть на меня?

Я тихо ругнулась и попыталась отсесть, мало ли, что придет в его голову, во, даже голос не очень дружелюбный, а ведь только вчера ночью он так мило улыбался и даже ноги мне обработал и кое-как накормил. Нельзя верить мужчинам, нельзя. Как бы я не хотела показать свою гордость, показать, что мне и без него хорошо и не так холодно, я не могла отсесть, тело онемело, я перестала его чувствовать. Еще одна попытка, и, если бы не его руки, я бы поздоровалась с землей, ага, еще про гордость говорила. Только тогда я и поняла, что мы на лошади! Мама честная.

— Уоооу, уоу, — запищала я, вырываясь из его хватки, как же я не догадалась, что мы на лошади.

— Да что с тобой не так? — зашипел мужчина, грубо хватая меня за плечо.

— Я лошадей боюсь. Я боюсь лошадей. Мама.

— Тихо ты, — дернул меня незнакомец, — лошадь боится тебя не меньше.

От его слов, ясень пень, мне легче не стало, но его стальная хватка напрочь выбила из меня попытки к бунту. Я ведь в самом деле боюсь лошадей, к черту гордость, схватившись за его руку, я зажмурилась. Мужчина больше ничего не сказал лишь снял свой походный плащ и накинул на меня, и как он умудряется сохранять равновесие. Отпускать его руку я не собиралась, потому что страх перед этим животным был сильным, как ни странно, но незнакомец не вырывал свою руку, а наоборот, перехватил мою и легонько сжал. Хотите верьте, хотите нет, но мне немного стало легче, во, даже глаза открыла.

Туман медленно рассеивался, но мне теплей не становилось, а брыкаться по поводу и без него, мне уже стыдно. Хотя, я бы и должна паниковать, ведь меня везут незнакомые люди в неизвестном направлении, а я сижу себе спокойно без задней мысли о сопротивлении. Ладно, у меня есть оправдание своему бездействию, и заключается оно в том, что я до жути перепугалась тогда в лесу, и поняла, что умирать такой смертью вовсе не хочу. Лучше уж пусть насилуют, даже если попыток приставания со стороны сильного пола я пока не видела, но о чем мне думать еще.

— Как тебя зовут? — лучше уж говорить, чем дрожать от холода и страха перед лошадью и неизвестностью.

— Зачем тебе мои имя?

— Я же должна знать имя спасителя?

— Эктелион.

— О, какое закрученное имя, а меня зовут Анна, очень приятно.

— Не могу разделить вашу радость.

— Так это всего лишь условности, может мне тоже не очень приятно.

— Уж лучше говорить правду, чем притворяться во имя условностей.

— Сам говорил, что у нас нет такта, а сам-то. Значит, мне нужно было в начале заехать по вашей морде?

— Ага, а я бы выкинул тебя в окно.

— Но мы здесь и говорим. Все же. А вы не выкинули меня в окно, значит, вы тоже можете притворяться.

— Говоришь ты.

— Ты отвечаешь.

— Вы, эдайн, не очень корректны.

— Что такое эдайн?

— Это вы — люди.

— А ты, значит, не человек.

— Я — эльф, — я засмеялась, посмотрела на него и снова прыснула.

— Если ты эльф, то я — фея крестная, эльфов не существует.

Мужчина резко дернул за поводья, я опять потеряла равновесие, благо, его руку не отпустила, но мои ноги ударились и его ногу и о что-то железное, я зашипела от боли. Зачем так реагировать, мать моя!

— Оглянись вокруг, разве тебя окружают не эльфы, бестактная ты, жалкая девушка. Как смеешь ты так говорить, что нас не существует? Смотри, — он дернул меня за подбородок, заставляя смотреть, но мне было больно, больно и обидно, что все зашло слишком не понятно куда, — видишь. Ты видишь, жалкое создание?

— Не смей меня так называть! Ты, охреневший косплеер, мы в 21 веке, дубина, какие к черту эльфы, их никогда не существовало, это миф, сказки. Отпусти меня, нахрен.

Желваки на лице мужчины заиграли, пока я тщетно старалась освободиться от его руки, другой он дернул за поводья, я не рассчитывала, что он это сделает, и, потеряв равновесие, свалилась с лошади. Мой страх свалиться с лошади воплотился в реальность, оставалось лишь закричать от боли, но не только от падения… это был автобус, я еще раз завыла, голова холодела, что-то мокрое прошлось по лбу, капнув на землю, ко мне сразу подскочил мужчина.

— Ты в порядке? Прости, прости меня, Анна, посмотри на меня, у тебя кровь? О, Валар! Ответь мне!

Картина становилась отчетливей, все стало на свои места: вечер, фильм Хоббит, Лана, паника — автобус, это никакой не загород, это никакой не мой город и даже не мой мир. Я…

— Я умерла. Умерла. Я умерла.

— Ты не умерла, успокойся.

— Я попала под автобус. Я чувствую это, как ломаются мои кости. Разве ты не слышишь. Я умерла, умерла.

***

Эктелион шагал взад и вперед, поглядывая на девушку, та спала беспокойным сном. Внутреннее равновесие эльда покачнулось в тот момент, когда он позволил злости захватить разум. Как он посмел так поступить с девушкой, раньше ведь никогда не смел делать хоть что-то подобное, но последовавшая реакция ошеломила эльфа. Он почувствовал ее боль: сильную, режущую и увидел отрывок ее воспоминания, он был размыт и странные вещи были в нем, но ее смерть он увидел и даже прочувствовал. И сейчас, когда полководец не знает что делать, он начал паниковать, ясное дело, что речи о том, чтобы повезти ее в Гондолин, и не может быть. Но кто, как не король Тургон сможет помочь. Есть еще лорды Первого дома, но Эктелион к ним никогда не приблизиться. Есть еще и принц Финрод, к нему возможно отправить девушку с непонятными воспоминаниями.

— Лорд Эктелион, — подошел к нему дозорный, — поешьте хоть немного и поспите.

— Нет, я не могу спать, пока она не очнется.

— Мы вам сообщим.

— Нет, ступай.

***

Она пришла в себя на пятый день, и уставший и измотанный Эктелион оказался первым, кого она увидела. Эльда сидел напротив нее и вглядывался словно в первый раз видел девушку, он не мог понять, что изменилось в ней, но изменения определенно были.

— Анна, как ты себя чувствуешь? — Девушка смотрела на него, но то ли не слышала, то ли не понимала, — Анна?

Эльф легонько провел рукой по ее лбу, затем по щеке — она была неестественно бледна и холодна, влить в нее целебный отвар было нелёгким делом, хотя она и не сопротивлялась. Эктелион устроился за ее спиной, призывая ее присесть и медленно вливал настой, машинально гладя ее по волосам, может, она и не морготово отродье, в ней есть что-то необъяснимое, а это уже подозрительно. Но сейчас она доверчиво прильнула к его груди, словно он был ее защитником, эльф приобнял Анну, накрывая мехами и тихо запел. Спустя некоторое время, девушка начала согреваться, а эльф закрыл глаза — уснули они в сидячем положении. Нолдо из отряда Эктелиона поставил ящики с провизией за спиной эльфа, но Эктелион даже не проснулся — его измотало лечение.

***

Я проснулась в теплом кольце рук и сразу стало спокойней, мне снился кошмар, хотя о чем он был, я и не вспомню, так даже лучше. Уже были сумерки, а я пока дрыхла в каком-то странном положении — я сидела, прислонившись к широкой груди… Эктелиона? Повернувшись, насколько мне позволяло положение, я убедилась в своем предположении. Эльф спал. Эльф? Ну, допустим эльф, почему бы и нет. Он спал, а я отчего-то улыбнулась, ведь жива, жива, хотя отчего бы мне думать о моей смерти, что за мысли в такой день, Эктелион дернулся, открывая глаза.