Я намокла. Нет, не так. Я лежу под ливнем, не в силах двинуться, и смотрю на черное небо, глаза застилает дождливая пелена, отчаянно моргаю в надежде, что хоть что-то проясниться, но глаза щиплет, да что же это такое. Встать опять не получается, тело настолько одеревенело, что я его еле чувствую. Может это все… я закашляла, выхаркивая, кажется, все свои внутренности. Я же попала под автобус, будь он неладен, или что за фигня сейчас происходит? Еще один приступ боли, и, наконец, мне удается присесть, где-то сверкнула молния, пугая меня. Что же это такое? Что за фигня происходит?
— Ма, — я снова закашляла, оглянулась, все незнакомо и абсурдно: лежала я в грязном перекопанном поле, хотя, минуточку, у нас же в городе нет полей, нет и гор, нет и…
— Мама, — повторяю это слово, словно оно может как-то помочь, хоть как-то поможет понять то, что сейчас происходит. Ладно, Ань, хватит раскисать. Наверное, я вчера нехило напилась, и сейчас лежу здесь. Точно, Майк же приглашал нас на тусу в загородный дом, точнее, не меня, а Лану. Кстати о Лане… мы ведь были в кино, а никак не загородом, а потом и автобус. Так, стоп. Хватит.
Еле-еле, пошатываясь, я все же встала. Ура! Победа за мной, осталось только найти дом Майка или же мой дом. Может ли так статься, что момент с фильмом и автобусом мне приснился в пьяном бреду в доме Майка, и я могу легко поверить, что оказалась здесь — в поле — в детстве я была лунатиком, правда, этого не помню, но мама часто говорила и шутила надо мной. Пока я шагала в неизвестном направлении, успела еще пропахать носом землю, лицо грязное, руки и одежда тоже в грязи и промокшие и даже во рту привкус грязи — ибо нефиг смотреть по сторонам. Дождь останавливаться не хотел, а я уже порядком измоталась. Ну не любитель я походов, да и не спортивная вовсе девушка. В какой-то мере я даже немного неженка, но об этом не распространяюсь и вам не советую. Лана, ну, подруга, вот доберусь до тебя!
Мне удалось выйти на некое подобие дороги, она еле узнавалась, ее размыло дождем, но мне стало легче. Наверное. Ведь не могла же я так далеко уйти. Ладно, вдох, выдох. Попытка убрать грязь с лица не увенчалась успехом, лишь сильней размазала ее по щекам, подставила под дождь лицо, но капли большие и больно бьют, так что лучше я уж выберу в какую сторону мне идти, чем буду травмировать свое лицо. Эх, была не была. Положившись на детскую считалочку, я все же выбрала сторону, оставалось только выяснить, куда же приведет меня это дорога. Долгое время мне не удавалось выяснить.
Поле не хотело кончаться, а меня уже изрядно потряхивало, зуб на зуб не попадал, промокшая до последней ниточки куртка, непомерным грузом опустилась на мои плечи. О целости обуви я заикаться боялась, да что бы я еще, да когда-нибудь, да поддалась на уговоры о пьянке. Во, даже мобилу потеряла. Слишком много «да» — признак злости. И как же мне не злиться, как не кричать, как не рвать волосы, Ланины волосы. Никогда больше не поддамся на ее уговоры о том, что на больших и выездных вечеринках ей бывает одиноко и она очень сильно нуждается в моей компании. Сколько раз я должна испытывать все на своем опыте прежде, чем до меня окончательно дойдет, что на вечеринках я никогда не бываю ей нужна?! Вопрос, смею заметить, риторический.
Чуть позже до меня сквозь пелену злостных мыслей дошло, что день клонится к ночи, а не наоборот, это легко понять, становилось темней и вовсе не из-за дождя. Сей прискорбный факт возымел сильное действие на меня и мое состояние ухудшилось.
Дорога уходила резко вниз, хотя, нет, все было не так — был всего лишь небольшой спуск, но так как почетное звание «мисс грязнуля и неуклюжая» принадлежит мне, я просто-напросто поскользнулась, ударилась и скатилась — так ведь быстрей, хоть и больно. Теперь уж точно не отмыться от грязи. Фу, я ведь в деревне, а тут кроме грязи есть еще и другие опасные вещи.
Вставать больше не хотелось, да и смысла не было, я бы просто не смогла так далеко уйти, даже будучи в сознании, а уж тем более без сознания. Наверное, мы приехали сюда или решили погулять, я уснула, обо мне позабыли и вернулись обратно, но тщетно было в этой грязи искать следы от колес. Неужели совсем никто обо мне так и не вспомнил, что ж, Аня, вот тебе дождь, прячь же свои слезы в нем.
Не успела я как следует принять вертикальное положение, как увидела, а затем и услышала, вдали непонятные точки, быстро приближающиеся ко мне. Ура! Обо мне хоть кто-то вспомнил. Я уже могла чуть четче разглядеть всадников, в конце концов, в деревне я или нет, хотя и лошадь нынче дорогое удовольствие, а тут –целый отряд. А, черт с ними, вот, даже мой страх перед лошадьми куда-то исчез, ведь главное — я спасена. Я улыбнулась и помахала им рукой, в ответ до меня донесся чей-то громогласный голос и сразу же — вспышка боли. Я пошатнулась и упала. Черт! Как же больно! Я дернулась и прифигела. Адреналин и шок вытеснили каким-то образом боль, ибо в моем плече болталась стрела. Стрела! Мать его! И только лишь когда сознание сопоставило факты, что я простреляна, боль снова вернулась в стократном размере.
— Мамааа, — я даже и забыла про наличие отряда, как меня подняли, хватая за шею. И как мне реагировать на все это, как вести себя, когда боль вытесняет все другие чувства, когда единственное, что хочется сделать, это очутиться дома в своей уютной постели. Как же больно, а эти изверги, пока я корчилась от боли, шипела, извивалась и пыталась вытащить стрелу, свободно общались меж собой, но я либо оглохла, либо от боли и ситуации перестала воспринимать реальность, но речь казалась мне совершенно незнакомой. За это я еще сильней проклинала их.
Один всадник, стоявший поодаль, вдруг подошел ко мне, резко приподняв меня за подбородок и посмотрел, аж страшно стало, брыкаться не получалось, даже голову отдернуть — стальные пальцы были готовы размозжить мне челюсть.
— Мне больно, — заныла я, а мужчина вдруг улыбнулся, либо у меня уже глюки пошли и отпустил меня. Что происходило дальше я толком не помню, мне вытащили стрелу, помню еще, что мне харю отмыли и дали пригубить чего-от крепкого, и все! А затем сознание помахало рукой и свалило нахрен. Я отказываюсь принимать случившееся, пошло он все к черту.
Спала я долго и сладко, хотя и лежала на чем-то неудобном, ну и ладно, главное, что меня уже не потряхивало и боль в плече отступила, почти не чувствовалась, лишь рана немного чесалась. Единственное, о чем я волновалась, так это о том, что еще никого не увидела. Совсем. Я просыпалась, видела, что повязки сняты и видела рядом кувшин с собой, но кто его приносит, кто мне меняет повязки и кто переодел меня — остается тайной. Я, быть может, и разгадала ее, но пока еще не вставала, усталость и пережитый шок не давали мне подняться. Думать про инцидент со стрелой я не хотела, мало ли, что может привидеться пьяному человеку, но ведь пьяной я не была… вот поэтому я и запрещала себе думать — мысли неслись в хрен знает какую сторону.
В небольшое окно еле пробивался лунный свет, значит, уже ночь, а спать не хотелось, я попыталась встать, нельзя же так долго лежать и ничего не делать, и как только в тубзик не захотелось? Лучше бы я этого не делала, пережитый шок был ничем в сравнении, что я увидела сейчас, и как я могла не видеть и не замечать того, что к кровати прикована цепью. Сказать, что я выпала в осадок и охерела, значит, ничего не сказать. Шок, просто дикий ужас. Даже при лунном свете, что совсем не освещал комнату, железные цепи хорошо узнавались. Я пошевелила ногой, пытаясь отцепиться — вышло не очень, и почему я до сих пор просто сижу и молчу?
— Эй! Вы совсем с ума сошли, чертовы извращенцы, какого фига меня приковали, — я вскочила, намереваясь добраться до двери, но позорно шлепнулась на каменный пол, прикованная нога осталась за километр от моего тела, примерно такое ощущение, плюс я щедро расцарапала ладони и колени, ничего не оставалось сделать, кроме как завыть. Решение всех проблем.
— Вы ругаетесь похлеще наугримов, — мужской голос прорезал мой вой, я поперхнулась своим же скулежом и подпрыгнула, мать моя женщина, тут кто-то есть? Ничего не видно, но сердце делает кульбиты.
