— Это самоубийство.
— Мы должны что-то сделать.
— Да, должны, но точно не бесцельно потратить свою жизнь.
— Но! — вскрикнул нолдо, я осадил его взглядом.
— Воин, представься.
— Гилдор, ваше высочество.
— Так вот, Гилдор, никто не собирается опускать руки, а тем более, бездействовать, но не стоит своим походом усугублять ситуацию. Мы не знаем, жив ли еще Финрод или нет. В любом случае, так мы ему не поможем.
— А что вы предлагаете?
— Мы поедем обратно в королевство, мне нужно переговорить с Куруфином.
— С феанорингом! Мой король, вы в своем уме!
— Гилдор, не забывай с кем говоришь! Куруфин мой брат, как и брат Финрода.
Нолдо опустил взгляд, прося прощения, но я ничего не ответил, я развернул обратно отряд Гилдора и поскакал в направлении королевства. Конечно, мое решение ему не пришлось по душе, но пускай дуется, чем рискует не только своей жизнью, но и жизнью Финрода, если он, конечно, еще жив.
Я вспомнил Нельо после плена — ни одного живого места не осталось на его теле, оно было покрыто шрамами, ожогами, содранной кожей и клеймом — ужасным клеймом на груди — звездой Феанора, но раны тела были меньшим злом. После плена он изменился, от былого, открытого, доброго и улыбчивого эльфа ничего не осталось, казалось, все, что плохое было сокрыто не только в нем, но и во всем человечестве, нашло отражение в нолдо после плена. Что же будет с Финродом, дух его силен, но не так как у Майтимо.
«Держись, мой брат, держись».
К подземному королевству мы добрались неожиданно быстро, словно даже течение времени подталкивало нас вперед, и даже ветер переменился, несся с собой свежесть и приятную прохладу. Я посчитал это хорошим знамением и даже до этого понурившие голову эльфы, немного, но все же заметно встрепенулись. Все будет хорошо. Но кого я утешал, себя или же эльфов, доверивших мне свои жизни, я не знал.
Как ни странно, но встречать нас вышли братья Келегорм и Куруфин.
— Гляди, братец, кого принесло митримским ветром.
— Неужто сам король почтил нас? — слово король Куруфин выплюнул с таким отвращением, что мне стало не по себе, я еле сдержался чтобы не опустить взор, словно я был виноват в том, что теперь корона на мне.
— Куруфин, пожалуйста, выслушай меня.
— Ты, может, и король, но не мой.
— Я видел ее снова, Куруфин! — я посмел приблизиться, посмел в отчаянье своем. — Она в моем видении звала тебя на помощь! Тебя, Келегорма, Майтимо, — я обернулся, не веря происходящему, как же я раньше не додумался, что его имя мне было знакомо, я еле выдохнул, — и Гилдора.
— Что ты видел? — голос Куруфина изменился, он схватил меня за доспехи и приблизился, заглядывая в глубины души. Но я не против, сам желал ему открыться, сам ведь рвался увидеться с ним, я почему-то улыбнулся. Перепалка отряда с Келегормом осталась позади, шум их голосов исчезал постепенно, были лишь глаза Куруфина и безграничное поле моих воспоминаний, мыслей и видений. Куруфин быстро нашел ее — девушку, и все, что было с ней связано. На этот раз закончилось все быстро, голова трещала нещадно, но у меня был один вопрос, я повернулся к Гилдору.
— Ты знаешь ее, девушку, — я пытался вспомнить как же ее зовут, Эктелион же вскользь обмолвился, но это знание уплывало от меня. — Знаешь эту девушку? Ту, которую вы должны были доставить…
— Что? Анна? — на лице эльфа отобразился ужас, но он сразу же вернул себе самообладание, и лишь хмыкнул, — если вы про нее, то я оставил ее у них — феанорингов.
Что? Так вот почему Куруфин выглядел таким заинтересованным и немного взволнованным, когда дело касалось ее, вот почему в первый раз он выглядел удивленным, заметив ее в моем видении.
— Так она настоящая, — глупый вопрос, очень глупый, я ведь сам с ней разговаривал, сам отправил ее непонятно куда, почему же она мне до сих пор казалась плодом моей больной фантазии. До сумасшествия были недалеко.
— Ты даже не представляешь насколько. Но все это потом. Турко, она у Гортхаура, балрога ей в задницу!
— Что? Если он узнает…
— Думаю, мы все точно не пропадем, но такое знание в руках врага плохо, тем более, она знает и о нас.
— О чем вы? Куруфин, ответь!
— Не кричи, и возьми себя в руки, ведешь себя как синдарская дева. Мы должны пробраться в Тол Сирион раньше, чем он покопается в голове Анны.
— Анны? Куруфинвэ Феанаринон, требую, чтобы ты ответил мне что происходит?
— Закройте ему рот кто-нибудь, пожалуйста.
POV Анны
— Очнись.
Меня легко потрепали по щеке, и я поморщилась от боли, отстраняясь от того, кто пытался сделать мне больно. Видно этого было достаточно, чтобы оставить меня в покое.
Глаза открывать не хотелось и не моглось, мертвая усталость непомерным грузом опустилась на меня, не давая ни проснуться до конца, ни заснуть обратно. Я была в невесомости, там, где стирается грань между реальностью и фантазией, в месте, где все происходящее кажется сверхъестественным, где ты уже не принадлежишь себе, а летишь по сценарию, что тебе выдали сверху. И не важно, что некоторые моменты из них происходят на самом деле, а некоторые никогда не случатся. От понимания этой мысли мне хотелось плакать, но в том месте не знают и не принимают слезы — оружие слабых, оружие тех, кто не может совладать со своей жизнью, и бросает этим выпадом в надежде, что его приютят, что пожалеют, обнимут и защитят от всего мира, каким бы плохим он ни был. Нет, мне плакать противопоказано, никто не будет мне помогать, никому я не нужна, даже если буду тонуть в реке из своих же слез.
— Ну же, ну же, не плачь, — почему меня утешает незнакомый голос? Или это продолжение сна? Как разобрать что реально, а что нет. Вот — Куруфин, он реален? Нет, не думаю. Вот, Мэт, которого разорвали волки. Он реален?
— Боже, нет, нет! Только не это, — шепнула я, окунаясь в безумие, откуда не было пути назад, но чья-то сильная рука пыталась пойти против законов природы и существования, и упорно тащила меня обратно наверх, туда, в реальность, от которой меня тошнило, от которой я не могла унять дрожь.
— Смотри на меня.
— Нет! Не нужно! Нет.
— Не бойся, я не наврежу тебе.
— Ты уже это делаешь! Оставь меня.
— Мой лорд, кажется, она сходит с ума.
— Немудрено, увидеть, как на твоих глазах разрывают человека.
— Хватит. Эй, — снова тот голос, который не хотел от меня отставать, — говори со мной.
Говорить? Зачем? Зачем мне говорить, когда к моим словам никто не прислушивается, когда меня всегда винят в том, что много говорю, когда не чураются ударить моими же словами по больному месту. Зачем мне говорить, когда у меня слов-то и нет.
— Говори со мной, — настойчиво, но все же так мягко и отчего у меня опять защемило сердце?
— Я…
— Да…
— Не могу, не могу.
— Почему?
— Они… убили… растерзали.
— Мне жаль, дитя, что ты это видела.
— Кто вы? Почему меня жалеете?
— Такая же пропащая душа, как и ты — пленники у Жестокого.
Я открыла глаза, первым, что я увидела, был свет, исходивший от того, кто наклонился ко мне и держал меня в своих руках. Его лицо было светлым, от него исходило непонятное тепло и спокойствие. Может, он меня пытается зачаровать, чтобы потом так же растерзать, я попыталась отсесть, но мужчина улыбнулся и привлек ближе.
— Не бойся меня, я не наврежу тебе.
— Так мне многие говорили, а верить эльфам я уже давно не могу. Одни бросают на произвол судьбы, другие играют мною, третьи — издеваются, а последние — приказывают сожрать Мэта.
— Гортхаур не эльф.
— Почему, почему я здесь, я ведь обычный человек, который никому ничего плохого не сделал, который не обидел даже мухи…
— Мой лорд…
— Тише, дай ей выговориться, пусть успокоится.
-… который ни разу не повысил голос, не ударил, не крал, не убивал, я обычный человек, почему именно со мной все случается? Почему? На земле семь миллиардов людей, но именно я оказалась здесь, в богом забытом месте, разве это справедливо? Разве я родилась только лишь для того, чтобы страдать и так провести свою жизнь? Я тоже хочу познать радости жизни, хочу…