Забившись в угол кровати, я сидела там, пока небо не начало светлеть, сидела и не могла сдержать слез. Наверное, Куруфин стал последней каплей, дал понять, что здесь ко мне не собираются относиться должным образом, что со мной не будут вообще считаться, что меня не принимают за человека. А близкие, видно уже давно отказались от меня, считая, что спасать уже нет никакого смысла. Ведь в противном случае, эльфы могли бы выдвинуть свои требования и запросить за меня выкуп, но этого не последовало, или у мамы просто не нашлось денег. Но вроде Ланины родители богаты, они могли бы помочь. Что, если я больше никогда не увижу маму. Меня затрясло пуще прежнего.

Ранним утром зашедший стражник нашел меня в том же положении, что я просидела с ночи, впереди был еще один долгий и холодный день. Нет, нужно сваливать отсюда, нужно бежать, пусть меня и разорвут волки, пусть я снова окажусь в плену у тех, кто хотел продать меня в рабство. Лучше так, чем осознать, что моя жизнь пройдет мимо меня, а я так и буду ходить в кандалах, клянчить еду и пытаться не окоченеть.

Конюшни, на мое удивление, оказались не такими грязными, какими бывают каждое утро, но я все равно потратила на их чистку больше положенного времени: бессонная ночь, постоянные переживания, холод и недоедание способствовали тому. Когда я вышла из хлева, то поняла, что конец мой близок — пошел снег. И было ясно, что он не собирается останавливаться, первый снег хоть и падал большими хлопьями, но от него осталась только грязь, но сейчас погода основательно взялась за свое дело. Мне стоило лишь жалобно поскулить и сильней запахнуть легкую одежду.

— Почему ты плакала? — интересно, какие эльфы джентльмены, когда дело касается не людей, а представителей их расы. Конечно, какое им до нас дело, а вот увидев слезы своих женщин, они готовы рвать и метать. Ну и что, какая мне разница?! Шла и иди себе, у тебя дел полно. Пока я не поняла, что обращались ко мне. Напротив меня встал Куруфин, преграждая путь. — Я тебя спрашиваю.

— Не твое дело.

— Ты смеешь говорить со мной в таком тоне?

— Мне плевать.

— Соскучилась по тяжелой руке моего брата?

— У него ведь нет храбрости поднять его на равного оппонента, вот и бьет слабых, — все казалось бредовым, но мне уже реально стало без разницы, пусть бьют, пусть калечат. Я обошла эльфа и пошла дальше, но кажется, желание бить или же унижать слабых, передается в этой семье по наследству. Куруфин не спустит мне такую вольность, в этом я была уверенна. Однако все пошло не по сценарию, что я приготовила в голове. Как бы не пытались прилизать затершийся от сотни применений штамп, но в реальности, момент, когда эльф вдруг схватил меня за запястье, не походил ни на один из описанных сценарий. Все было иначе. Быть может, он и развернул меня слишком быстро, но для меня время остановилось, и лишь одна связная мысль, чтобы он как можно дольше не убирал руку, была в моей голове.

— Что случилось? — проговорил он тихо, словно боялся, что нас могут услышать, что его могут услышать и осудить за подобную вольность.

— Что может случится?

— Ты не в себе.

— Конечно, а что ты думал. Я хочу домой, хочу увидеть родителей, хочу обнять маму, хочу снова пойти на свою нелюбимую работу, а возвращаясь, захватить по пути пирог к чаю. Решать проблемы своими силами, работать, чтобы накопить на лучшую жизнь. Хочу сказать маме, что все будет хорошо и что я рядом. Я больше так не могу, не могу, черт бы вас побрал.

Может я и хотела быть сильной в его глазах и не пасть духом, но у меня не очень получилось, я давилась слезами, еле выговаривала слова, а меня продолжали держать, и я цеплялась за его руку, будто бы он кинул мне спасательный круг, хотя и своим вопросом окончательно разбил хрупкую почву под моими ногами. Я продолжала говорить, скорее, уже шептать, а эльф молчал — его молчание не было неприятным, в нем хотелось утонуть, хотелось головой погрузиться в его спокойствие, хотелось, чтобы своим молчанием он обнял меня и так же без слов дал понять, что все будет хорошо. Но ничего не происходило, я сильней погружалась в себя, и истерика, сдерживаемая непонятно чем, грозилась погрести его и меня под этой лавиной.

— А я-то думаю, кто тут сопли свои распустил, так это ты. Но вот увидеть тебя рядом с ней, мой братец, я как-то не рассчитывал, — я дрогнула, а слова застряли в глотке, непонятный груз ухнул вниз, пронесся за собой холод. Я стерла слезы и посмотрела на Келегорма, который оказался в неподходящий момент и в неподходящем месте. Почему именно сейчас, когда я позволила себе открыться, стоило появиться тому, кого я бы и сто лет не хотела видеть.

— Иди своей дорогой, брат.

— Мне интересно, что за представление тут разыгралось. Я даже почувствовал себя в Валиноре, правда, эта замарашка не идет вровень с девами ваниар, но и так сойдет. Но вот не знал, что и у тебя есть тяга к высокому.

Куруфин медленно убрал свою руку, и это было очень неприятно, словно он оставил меня на пропасти, на грани падения, позволил самой выбираться. Но он и не знал или не хотел знать, что без него я не смогу выбраться, что он мой Сэм, а я его Фродо. Я нахмурилась и не потому, что были внешние факторы, способствующие моему недовольному выражению лица, но я поняла одну абсурдность. Эти имена очень хорошо вписывались в этот мир, но с другой стороны, были очень далеки от него. Кто, будучи, живя в сказке, не выдумывает еще одну сказку?! Что за бред.

— Что тебе нужно, Турко?

— А тебе что нужно, Курво? Что тебе от нее нужно? А ты что, хотела растопить его сердце своей жалостью? Хотела поплакать перед ним, думая, тем самым, что все проблемы решатся? Какая же ты наивная и глупая.

— Хватит, брат. Сейчас не время и не место выказывать свое презрение.

— Как мне не выказывать, если эта тварь все ближе и ближе подбирается к тебе, гляди, на следующее утро найду ее у тебя в постели.

— Заткнись, ты! — не понимаю, отчего такая реакция, но я рявкнула на него, слава богу, что смогла сдержаться и не стукнула, а так хотелось. Как я до сих пор еще дышала, было тайной, но стоило осознать что я только что натворила, я начала отходить назад. Но именно сейчас все пошло по моему сценарию, светловолосый эльф схватил меня за локоть, я вскрикнула, было больно, очень больно, его хватка была равна железным тискам. Тогда и поняла, что на этот раз меня точно никто не спасет, ведь единственный, кто мог помешать свершиться столь ужасному делу, был Куруфин, а он отвернулся от меня и зашагал в противоположном направлении. Незачем уже храбриться. Келегорм меня тащил, а я все смотрела на место, где минуту назад был силуэт темноволосого эльфа.

Как бы я ни кичилась, и не говорила, что мне уже без разницы на свою жизнь, но когда эльф притащил меня в мою же комнату, вся спесь сошла на нет, оставив место разрушительному страху. Как мне показалось, либо я просто хочу верить в лучшее, эльф бить меня не хотел, либо хотел убить, либо что-то еще похуже. Ведь отпустить меня точно он уже не мог, совесть, если она у него и есть, не позволяла. Эльф продолжал держать меня за локоть и молчал, просто стоял рядом, не притягивая меня к себе, но и не держа нормального для него расстояния. Я была к нему слишком близко, чтобы слышать его тяжелое дыхание, но не настолько, чтобы слышать его сердцебиение. Зато мое сердцебиение разносилось по всей комнате, отражаясь от стен, и в увеличенном размере, возвращалось ко мне.

— Страшно?

— Да.

— Мне этого мало.

— Мне очень страшно, — шепнула я, надеясь до последнего, что пока он тащил меня сюда, его желание отмутузить убежало вместе с моей храбростью. Эльф посмотрел на меня, заставил точнее посмотреть на себя.

— Ты пытаешься шутить со мной? Ты издеваешься надо мной?

— И в мыслях не было.

— Извинись.

— Что?

— Я сказал, извинись за то, что накричала на меня.

— Прошу прощения.

— Сделай это искренне, иначе, будь уверена, твои остатки еще долго будут соскребать с пола и стен.