Словно завороженная, я повиновалась. Сердце снова забилось в учащенном цикле, кровь в жилах вскипела в одну секунду, готовя меня к возобновлению ласк. Я отодвинулась к дальней двери на заднем сиденье, позволяя андроиду сесть рядом и закрыть дверь. Было холодно. Очень холодно. Температура внутри стальной коробки не превышала нуля, но нагревающаяся женская кожа под этим любознательным взором не позволяла замерзнуть или хотя бы озябнуть. Даже платье было горячим… но не таким горячим, как его руки.
Коннор плавно надавил на мое плечо ладонью, заставляя снова улечься на спину. В этот раз нас никто не мог слышать, никто не мог видеть, и это добавило бушующему голосу в голове, что требовал секса, громкости. Грудь вздрагивала, когда мужские пальцы бережно убирали тонкие красные бретели, когда ткань опускалась все ниже, освобождая меня от плена. Одним движением руки андроид стащил с меня белье под юбкой, я же, не разрывая с ним зрительного контакта, с особой жестокостью разорвала пуговицы на рубашке. Белые кнопочки разлетелись в стороны. Плевать! Передо мной предстал идеальный искусственный торс с широкой грудью, и это все, что меня сейчас волновало. Я изучала губами каждый сантиметр его кожи, прощупывала холод под бионической оболочкой, позволяла зарываться носом в своих волосах. Коннор не мог ощущать моего присутствия в той мере, в которой ощущала его я, но то, как туманно он смотрел мне в глаза, как настойчиво сжимал бедра, как требовательно впивался губами, заставлял языки соединяться в танце – все это говорило о том, что он испытывает удовольствие по-своему. Порой я даже допускала возможность, что его чувства были куда ярче, чем мои. Однако каждый раз ввергаясь в исступление под действием его рук ‒ все же понимала, что его наслаждение не идет ни в какое сравнение с моим. Я чувствовала его физически, духовно… оставленный за пределами двадцати лет мир насчитывал немного тесных контактов с мужчинами, и все они были основаны лишь на потребности организма снять нагрузку и забыть человека уже на следующее утро. Но не с ним… только не с ним.
Извиваясь под прикосновениями механических рук, я понимала, что нахожусь на пороге медиативного состояния, что еще минута – и меня можно будет откачивать от бессознательности, настолько сильной была эта связь! И спустя месяц совместной жизни, спустя неделю моего бешеного рабочего ритма ничего не изменилось. Я все так же трепещу от его ласкающего грудь языка, так же впитываю его тепло в себя. Коннор вновь вернулся к пыткам. Его руки нарочно долго сжимали внутреннюю поверхность бедра, имитированное дыхание обдавало холодом разгоряченное тело. Он ждал, когда я покажу свое полное подчинение, и на этот раз ему не пришлось долго ждать: я жадно прижималась к нему, двигалась бедрами как можно ближе, лишь бы поскорее ощутить его в себе.
Все те же пальцы заставили меня на секунду затаить дыхание. Каждый раз словно первый… я не могла до конца насладиться его близостью, даже несмотря на то, что всегда доходила до конца – мне было мало! Я подстраивалась под ритм его движений, заходилась в тяжелом дыхании, когда нутро вновь ощутило в себе тепло и холод одновременно, когда большой палец мужской руки слегка надавил на бугорок клитора. Тело выгибалось под механическим созданием, точно домашняя мурчащая кошка под жаркими солнечными лучами. Коннор убирал свободной рукой попадающие на лицо волосы, между тем двигаясь мучительно медленно внутри. Время от времени я тянулась к нему в попытке поцелуя, но андроид лишь отдалялся. Еще одна его излюбленная пытка… заставить меня молить о прикосновении сладких губ. Туманный взгляд зеленых глаз тут же менялся на просящий, измученный, и только после этого Коннор позволял почувствовать его язык на вкус. Я кусала его губы, тело старательно пыталось ускорить движение инерционным напряжением мышц, но чтобы я не делала – он не давал мне испортить пытку. Ноющее чувство внутри начинало нарастать. Оно словно терпкое расплавленное золото текло по сосудам, каждая клеточка обогащалась эндорфинами и дофаминами***. Коннор чувствовал это. И когда изнутри трепещущей груди начали вырываться стоны – тут же разорвал поцелуй, давая всхлипам сорваться с губ. Нас никто не видел… нас никто не слышал… нас было двое во всем мире… нас это устраивало…
Холод железной автомобильной коробки исчез. Воздух нагревался под действием лишь одного присутствующего человека, изо рта которого перестали вырываться клубы теплых паров – вместо этого, влага начала оседать на внутренних стенках окон. Я смотрела в темные, затуманенные глаза Коннора и готова была раствориться в воздухе. Андроид на каждое мое инстинктивное движение сильнее прижимал к сиденью своим телом, заставляя кожу поглощать его тепло. Он снова увеличил температуру искусственной оболочки… каждый раз я просила его этого не делать, желала ощутить смесь тепла и холода, человечности и механизма, но каждый раз он не слушался, и заставлял собственную кожу едва ли не пылать, усиливая женское возбуждение и приближая долгожданный финал. Иногда он ждал его даже больше, чем я. С интересом наблюдал, как трепещут черные ресницы глаз, точно крылья бабочки, как искажается лицо в очередном громком стоне, как учащается ритм мышечного двигателя. Это была она – тахикардия… но теперь ее присутствие вызывало лишь желание единения с Коннором, а не попытки оттолкнуть андроида, как можно дальше.
Сквозь громкие стоны и всхлипы из груди доносились бессвязные слова любви. Они вырывались с губ неосознанно, я чувствовала раскаленное железо внутри сердца, и мне хотелось кричать об этом невероятном чувстве! Коннор слушал их, но был полностью сосредоточен на моих физических изменениях: порывистость движений в такт его небольшим, но все же толчкам, мурашки по светлой коже, стискивающие его все сильнее бедра. Коннор никогда не выражал чувств словами. Может, не умел, а может, просто не желал попусту говорить о том, о чем могли сказать прикосновения. Да… он считал, что касание выражало куда больше, и всякий раз моя реакция на его близость – будь то протянутая рука в желании помочь выйти из машины или переложенные на другое плечо волосы – доказывала его убежденность. Андроид с темными искрящимися глазами считал телесный контакт куда более выразительным, чем слоги и фразы. И, боже, как же я была с ним согласна! К словам я добавляла нетерпеливые и требовательные сжатия мужских плеч, целовала его родинки на лице, большим пальцем касалась желтого диода. Он позволял мне делать все, что я хотела, при этом не прекращая собственных ласк.
Дождь усиливался. Капли дождя стучали по металлической крыше все чаще, с ними же учащался и темп. Я остро ощущала этот мир вокруг, собственные вздохи и стоны заглушали его хриплое дыхание. Не было бабочек в животе, вместо них внизу бились встревоженные порывистые колибри с их мелкими крыльями и яркими расцветками. Коннор наслаждался видом мучающейся женской плоти, он предчувствовал накатывающие волны наслаждения в судорожных мышцах, и потому все быстрее двигался внутри. Спина изгибалась в невероятной позе, и когда из глаз начали сыпать искры – я больше не могла сдержать громкого крика.
Это было всего несколько секунд… волшебных секунд. Мышцы напряглись в охватившей их дрожи, кровь в голове шумела. Миллионы черных и белых пятен в пелене под закрытыми глазами растекались в стороны, точно кляксы, и, подхватываемая свободной рукой Коннора за талию, я прижалась к нему всем онемевшим телом что есть сил. Всего несколько секунд… которые раз за разом становятся только ярче.
Мышцы обмякли. Андроид бережно опустил меня обратно на сиденье, убирая упавшие волосы с затуманенных зеленых глаз. Я больше не ощущала его внутри, кожа вдруг стала непривычно чувствительной к окружающему миру. Нагретая ворсовая поверхность обивки машины, возвращающие бретели платья на плечи горячие мужские руки, взгляд блестящих карих глаз. Я наслаждалась окружающим нас миром, сквозь звуки порывистого дыхания вслушивалась в удары дождевых капель. Время текло сквозь пальцы, точно вода. Когда-то это воспринималось, как грубое расточительство бессмысленно потраченной энергии. Теперь же я желала вот так тратить ресурс каждый день, лишь бы таять под жаром этого создания.
