Кэссиди обнаружил себя стоящим посреди его кабинета. И один из небольших ящиков стола оказался приоткрыт, в его замочной скважине торчал маленький ключ. А внутри чёрной гладью виднелся пистолет. Подобный имелся и у отца. Лет в семь Кэссиди случайно нашёл его, но не решился прикоснуться, ведь это опасная штука. Она есть у каждого альфы из Верхнего Города. Старшие братья очень ждали своих восемнадцати, чтобы сдать экзамен и получить личное оружие.
Кэссиди никогда не держал пистолет в руках, но сейчас пальцы сомкнулись на стволе, а указательный аккуратно лег на курок, примеряясь, но не нажимая.
«Так не может больше продолжаться», — всё верно.
Через коридор, в гостиной, раздались голоса и шаги. Те, что торопливые, принадлежали кому-то из слуг. А более уверенные и тяжёлые — тому, кто так убеждён в своей безнаказанности. Кэссиди спрятал пистолет в большом кармане домашней тёплой кофты и тихо вышел из кабинета, прислушиваясь.
-… Мария ещё не вернулась, вы ведь дали ей три дня. Вы уверены, что моя помощь не понадобится вам до вечера?
— Я ведь сказал, Михаэль. Выполняйте мое поручение спокойно.
Слуга, судя по шагам и лёгкому хлопку двери, удалился. Кэссиди не обращал внимания на то, как бешено колотится сердце, как дышать получалось через раз.
«Или он погубит тебя или ты — его… не теряй времени… ” — всё тот же голос Тейлора в голове. Как спусковой крючок, как призыв к действию.
Кэссиди прошёл в гостиную, решительно остановившись напротив Шервуда. Рукой, которую он держал в кармане, он сжимал ствол наготове, чтобы в любую секунду направить на этого ублюдка.
Джеральд обернулся, останавливая взгляде на супруге. В серых глазах промелькнул вопрос и… волнение? Нет, не может его там быть!
— Кэссиди? Что случилось? — такой простой будничный вопрос. Таким голосом, в котором прозвучало искреннее непонимание.
Он хороший актёр. Выглядит так, будто только приехал: на нем деловой костюм и строго завязанный галстук.
— Кэссиди?.. — его голос торопил. Он развернулся и вот ещё секунда и подойдёт, окажется слишком близко, снова заломит саднящие руки и швырнёт в подвал.
— На колени! — Кэссиди поспешно достал пистолет, сжимая его особенно сильно, чтобы тот не выскользнул из плохо слушающихся холодных рук. — Живо встал на колени, мразь!
Надо было просто стрелять, не говоря ни слова, не давая даже шанса понять, что происходит. Но ведь так — слишком быстро. Слишком простая и безболезненная смерть. Слишком легко для того, кто с упоением мучил его и других в этих стенах.
— Как скажешь, — Шервуд не стал сопротивляться, даже не попытался дёрнуться в сторону, чтобы выбить из судорожно сжимающихся пальцев оружие. Он поднял ладони, давая понять, что безоружен и сдаётся, и медленно опустился на колени, не отводя глаз.
Кэссиди не умел стрелять, хотя, казалось бы, это так просто: направить дуло и спустить курок. Но, смотря в глаза своего мучителя, он медлил, а рука дрожала все сильнее.
— Подойди, приставь к голове, тогда не промахнешься, Кэсси. Я обещаю, я ничего тебе не сделаю. Не бойся.
— Я не боюсь, подонок. Я ничего не боюсь! Я просто хочу, чтобы ты сдох! Чтобы… прекратил истязать меня, чтобы не убил больше никого! — Кэссиди поджал губы, через силу делая пару шагов вперёд.
Теперь он стоял рядом с супругом, прижимая дуло пистолета к его лбу.
— Ты прав, — серые глаза смотрели снизу вверх внимательно и взволнованно, изучали кровоподтеки на бледном лице. — Я заслуживаю этого. И намного худшего — тоже заслуживаю. За всё, что сделал с тобой.
Его пальцы медленно скользнули по изодранному от наручника запястью, и легли поверх совершенно ледяных, чтобы Кэссиди удержал пистолет, когда он уже почти дёрнул рукой в попытке избавиться от ненавистного прикосновения. С этим в нос ударил его запах, не тот, что вчера, а знакомый, который всегда был присущ Джеральду.
— Скажи только, кто оставил следы на твоём лице?
— Закрой свой паршивый рот! Кто же, кроме тебя, гребаный извращенец, мог избить в этом вонючем подвале после того, как позволил моему отцу умереть?!
— Твой отец в больнице, Кэссиди. Он жив. Но едва ли когда-нибудь сможет ходить на своих двоих.
— Но… — рука дрогнула сильнее, но Шервуд удержал. — Ричард сказал, он умер…
— Ричард, — губы мужа тронула короткая усмешка. — Вот оно что. Берегись его.
— Заткнись!.. — нужно нажать на курок, но рука бы откровенно тряслась, если бы не абсурдно пальцы Джеральда поверх. И, вместе с тем, страшная картина в голове обретала новые, пока непонятные ему, детали.
— Меня не было здесь ночью, Кэссиди.
— Врёшь…
— Нет. И за это я должен просить у тебя прощения. Как и за каждый твой крик, каждую твою слезу в этом доме. Я был жесток и груб с тобой, и в упор не видел и не слышал тебя, даже когда ты колотил руками в стену. Я десять лет бредил тобой, Кэссиди, но оказался не готов принять тебя, а не Шеридана. Оказался не готов к такому яростному сопротивлению.
— Я не он! Я никогда не стану им! Хватит!..
— Знаю. Ты самое невозможное, что было со мной. Самое удивительное, за гранью всего нашего мерзкого мира. Ты даже отца, который продал тебя, готов простить и защищать до конца. Тот, кого ты полюбишь когда-нибудь, будет самым счастливым на свете. Стреляй, Кэсси. Я твоего милосердия не стою.
Пальцы Джеральда сжались почти болезненно, настойчиво. Но, неотрывно глядя в его глаза, Кэссиди медлил, а ладонь, держащая пистолет, немела. Мог ли он убить живого человека? Даже того, кто делал ему больно? Кто он такой, чтобы отбирать жизнь? А убить того, кто раскаивался и сам встаёт на колени? Кто всё-таки спас его отца? Но разве можно простить?
По щекам Кэссиди быстро пробежали две дорожки слёз, и с тем, как пальцы Шервуда успокаивающе погладили его ладонь, он до боли закусил губу.
— Если я не убью тебя, то ты меня потом обязательно, да? Как тех двоих, предыдущих, да?
— Ты о моих предыдущих супругах. Да, перед ними я тоже виноват, и это не искупить. Но я не желал их смерти. Я их просто не любил, и своим равнодушием в одержимости тобой не замечал их страданий. Ты вправе не верить мне. Я вручаю тебе мою жизнь, потому что сломал твою из-за слепого безумия.
— Не слушай его, Кэсси, — позади раздался голос Ричарда. — Вспомни, что он делал с тобой. Как бил, как унижал при всех, как лишил свободы. Пусти пулю ему в лоб, он этого заслуживает, как никто другой.
— А ты? Чего заслуживаешь ты? — обернуться у Кэссиди не нашлось ни сил, ни желания.
Но голос дрогнул, ведь — кому верить? Тому, кого он так люто ненавидел за всю причиненную боль? Или тому, кто соврал, кто… выдал себя за старшего брата этой страшной ночью? Но, вдруг Джеральд просто нагло врал сейчас, чтобы спасти свою шкуру?
— Я? Я всегда защищал тебя. Я на твоей стороне, Кэссиди. Решайся: один выстрел и свобода, или он снова будет ломать твоё тело и уродовать душу.
— О, Ричи, кажется, я снова тебя недооценил, — по губам Шервуда скользнула усмешка, и он плавно разжал пальцы на ладони Кэссиди. — Ты же всегда хотел оказаться на моём месте. Думаешь, сейчас получится?
— Закрой свой рот. Ты ублюдок, недостойный даже зваться альфой. Помешанный, больной псих, которому всё всегда сходит с рук, с твоей безмозглой любовью к какому-то омеге! Ты жалок, Джед. И, если сдохнешь, может, наконец, встретишься со своим Шер-ри.
Не видя лица Тейлора, Кэссиди узнал этот голос. Именно он звучал вчера: так же жёстко и категорично. Несмотря на те искусные интонации заботы и волнения, что обычно звучали рядом с ним. Это как его одеколон, которым Ричард пользовался всегда. Надо сказать, в избытке. Пытался перебить свой запах? Или просто совпадение?
Как же разрывало изнутри, пока он стоял с пистолетом между ними двумя! От них обоих бежать бы, как можно дальше. Но прежде он должен сделать выбор. Дуло ко лбу супруга тот самый выбор и есть.
— Зачем ты сказал, что мой отец мёртв, Ричард?
Пауза: секунда, две, три.
