На крики в дверях возник Спенсер, и лицо его выражало раздражённую усталость. От сына, который за эти несколько дней так и не удосужился смириться и вести себя подобающе. Он окинул присланный Шервудом подарок чуть озадаченным взглядом, но, коротко посмотрев на записку, лишь сдержанно хмыкнул.

— Прекрати истерику, Кэссиди, и одевайся. Все слуги в твоём распоряжении.

— Нет! Ни за что! — со злостью, почти по слогам, отозвался мальчик, обернувшись на отца. — Хотите валяться в этом пошлом дерьме — пожалуйста! Можете хоть в зад его вылизать, я не стану!

Его слова прервала сильная, отдавшаяся звоном, пощёчина, от которой Кэссиди едва удержался за край стола, закрыв лицо ладонями. Больно настолько, что защипало в носу, и сперва показалось, что отец вовсе разбил ему что-то.

— Я сыт по горло твоим хамством и непослушанием. Делай, что сказано. Твой будущий муж хочет, чтобы ты надел это, значит, ты наденешь. Даже, если мне придется запихнуть тебя в это чёртово платье силой.

— Меня ещё никогда и никто так не унижал! Никогда! Неужели тебе самому, отец, не стыдно, что твоего сына рядят в идиотское платье, как девку?! Ах да, ты же получил за это круглую сумму! О каком стыде может идти речь?!

За спиной отца нарисовались охранники, и, стоя в углу комнаты напротив них всех, Кэссиди ощутил, как что-то внутри щёлкнуло, почти ломаясь. А, может, просто дала знать о себе вымотанность за эти дни. Он почти не ел и не спал, а воображение услужливо рисовало страшные картины грядущего.

Спенсер исполнит свою угрозу: если потребуется, эти мордовороты скрутят его и наденут на него это вульгарное тряпьё силой. Кэссиди переводил взгляд с одного лица на другое. Отец выглядел непроницаемым, на губах отчима красовалась почти торжествующая улыбка, слуги же оставались вежливо безучастными.

— Я желаю тебе, отец, когда-нибудь испытать предательство самых близких. И ты испытаешь, не сомневаюсь, — он бросил быстрый неприязненный взгляд на Натаниэля, и непослушными пальцами принялся снимать с себя домашнюю одежду.

Они даже не думали отворачиваться или позволять ему переодеться без посторонних взглядов. Только Спенсер, убедившись, что сын подчинился, вышел прочь, оставив охрану у двери, а Натаниэля — руководить подготовкой, за что тот взялся с усиленным энтузиазмом, видя, что этот маленький гадёныш, наконец, сдался.

Платье сидело на нём идеально, подчёркивая тонкую, чуть острую фигуру, не делая нелепых или пошлых акцентов. Белоснежное и невинное. Старший омега даже испытал укол зависти, видя тонкие чулки на длинных ногах и изящно подчеркнутую талию. Он лично как можно туже затянул ленты корсета, пока Кэссиди не издал тихий задыхающийся вздох. Вид портило лицо, бледное с проявляющимся красным следом затрещины и злые уставшие глаза.

— Сделайте с этим что-то, — он мимолетным жестом указал на ссадину слугам, и вновь занял наблюдающую позицию. — Надеюсь, ты достаточно следишь за своим телом, детка?

— Закрой свой грязный рот, говнюк, — негромко отозвался Кэссиди, поморщившись, когда на его горящую скулу принялись наносить скрывающий макияж.

Было невыносимо стыдно и мерзко, и он старался лишний раз не смотреть на своё отражение в зеркале. Может, схватить те ножницы и воткнуть себе в живот прямо через это отвратительное платье? Слуга же, будто прочитав его мысль, убрал их подальше. Кричать до последнего, что он не будет, что лучше умрёт, чем сыграет главную роль в этом безумии? Он все прошедшие дни пытался достучаться, бунтовать, убежать… а в итоге совершенно выбился из сил, и ничего не смог противопоставить им. И теперь уже поздно.

***

Местом проведения торжества была выбрана старинная готическая церковь в отдалении от города, скрытая от посторонних глаз. Шервуд, стоит отдать ему должное, предпочел тихую закрытую церемонию тому размаху и огласке, на которую рассчитывала чета Чамберс. Среди приглашённых оказались лишь самые близкие родственники, исключая всевозможных журналистов и телевизионщиков, которые с радостью осветили бы свадьбу владельца одной из крупнейших корпораций в стране и сына видного политического деятеля.

Кэссиди наблюдал за происходящим, как со стороны. От тугого корсета не хватало воздуха, голова кружилась и болела страшно, а ноги не слушались в жёсткой неудобной обуви, рискуя запутаться в обилии складок платья.

— Ах, как жаль, что не удастся попасть на обложку журнала, а я так готовился! — с напускным сожалением произнёс Натаниэль, окинув церковь не слишком воодушевлённым взглядом.

— Тебе только боа с перьями не хватает для полноты образа, кретин, — фыркнул Кэссиди и отвернулся от расфуфыренного отчима, от духов которого в салоне лимузина становилось ещё труднее дышать.

Он видел, как на дорогих тачках подъехали его старшие братья, и захотелось вовсе не выходить. Эдриану и Филиппу было двадцать пять и двадцать восемь лет, оба шли по стопам Спенсера, как достойное его продолжение. А ещё они оба не обременяли себя узами брака. Старший был полностью увлечен своим делом, а средний менял партнеров едва ли не еженощно. Кэссиди же должен был выйти замуж, не имея иного выбора. В очередной раз почувствовать себя низкосортным, неполноценным, выходя из машины отца под его пристальным взглядом. Смотреть на братьев он не нашел в себе сил.

Гости Шервуда уже прибыли, об этом свидетельствовал чёрный лимузин, мрачно оттеняя белый, на котором явились Чамберсы. Тихо, снежно, и мрачно. Кэссиди поднял глаза на тонкие своды церкви, испытывая ощущение, что это место, если не заброшено, то используется редко, и то такими стрёмными типами, как Шервуд. Это походило на похороны, а не на свадьбу. Хотя для него так оно и было. Он не хотел знать, что случится через несколько минут, часов, ночью… он хотел бы умереть здесь и сейчас. Хотел, чтобы его просто не стало, когда отец, крепко держа под руку, повел его вперёд, вглубь церкви между резных тёмных скамей, которые заняли малочисленные гости.

Шервуд стоял у алтаря. Высокий, статный, в чёрном костюме тонкого покроя. Он медленно обернулся, наблюдая, как Спенсер подводит к нему сына. Его губ коснулась едва заметная усмешка, и он не сводил взгляда с испуганного бледного лица Кэссиди.

— Не отдавай меня ему! Прошу тебя, не делай этого, отец, прошу! — столкнувшись со светлыми глазами жениха, несдержанно воскликнул Кэссиди вполголоса, упёршись на полпути, готовый прямо сейчас броситься прочь, когда взгляды всех гостей устремлены только на него.

Спенсер же сильнее сжал предплечье сына, не меняясь в лице, буквально вынуждая того идти дальше. Рука Кэссиди была совершенно ледяной, когда отец вложил её в протянутую ладонь Шервуда. Он отшатнулся от соприкосновения с показавшейся обжигающей кожей будущего супруга, но тот удержал, казалось, просто помогая сохранить равновесие на непривычных каблуках тонких туфель. И в тот же момент Кэссиди чуть не вскрикнул. Этим, со стороны, таким простым жестом, альфа стискивал его пальцы так, что они в миг онемели, и по ладони поползла ноющая боль. Незаметное гостям притягивающее движение, вынуждающее встать рядом, чтобы не вскрикнуть от того, как Шервуд выкручивал его пальцы.

— Выглядишь отвратительно, — с короткой усмешкой произнес тот, убрав руку, словно ничего не было.

Кэссиди задохнулся от возмущения, резко повернув голову и с недоумённой злостью глядя на отвернувшегося Шервуда.

— Да как ты смеешь, гад?! Как ты смеешь, когда сам прислал мне этот блядский наряд?!

Отец ударил его, угрожая охраной, а Натаниэль отпускал пошлые комментарии, чтобы сейчас он слушал это?! Кэссиди готов был наброситься на этого ублюдка и бить кулаком по лицу, пока не разобьёт в кровь, но, вместо того, с трудом держался на ногах.

— Но ты ведь надел этот… блядский наряд, мой милый, — окинув его коротким взглядом, спокойно отозвался Шервуд.

Кэссиди захлестнула волна негодования и банальной обиды, и он, плохо контролируя себя, всё же замахнулся, чтобы врезать этой сволочи по слишком самодовольной физиономии. Однако, Джеральд без особых усилий перехватил его руку, сжав запястье. Кэссиди покачнулся от своего же слишком резкого движения, и гостям могло показаться, что Шервуд просто удержал его от падения, но он ощущал мороз по коже от этих горячих пальцев, стискивающих мёртвой хваткой.