Капитан прикрыл листом бумажки вырез, навел трубу куда-то вдоль улицы и сказал:
– Извольте! Только смотрите одним глазом, другой закрывайте.
Андрей осторожно подошел к столику и, прильнув к концу трубы, стал всматриваться в ее крохотное круглое отверстие. Он ничего не мог там увидеть, хотя смотрел и левым, и правым глазом поочередно, пытался закрывать один из них ладонью.
– Не спешите, – заметил офицер, – лучше левым всмотритесь внимательно, а правый постарайтесь закрыть без помощи руки, но без напряжения.
– О! Вижу, вижу! – оторвавшись от трубы и глядя поверх нее в том же направлении, воскликнул Андрей. – Но не пойму, что же я вижу.
– Так что же вы увидели в трубу? – допытывался капитан у Андрея.
– Вижу изгородь, у которой стоит вверх ногами солдат с такой же большой линейкой, как эта, – показал он на рейку, которую держал один из солдат, что стоял рядом.
– Верно, – подтвердил офицер.
– А почему солдат стоит вверх ногами?
– Он стоит, как и мы с вами, это в трубе изображение получается перевернутое согласно закону оптики. Не изучали еще?
– Немного слышал, а где эти законы применяются, не ведаю, – смутившись, ответил Андрей.
– Ничего страшного, еще молоды. Учиться, наверное, собираетесь?
– Собираюсь, но как и где – мне трудно решить.
– Было бы желание, а остальное все приложится, – сказал капитан, как бы завершая разговор.
– Вы, пожалуйста, простите меня, господин офицер, – спохватившись, отошел от столика Андрей, – оторвал вас от работы.
– Ничего страшного, я с удовольствием удовлетворяю любознательность, вижу всегда пользу в этом, да к тому же передохнул, так что теперь снова за дело примусь. А скажите, как вас зовут? – обратился капитан к Андрею. – Надеюсь, что еще встретимся?
– Если вы позволите, то я бы непременно хотел больше узнать у вас о вашей работе. А зовут меня Андреем. Андрей Пастухов.
– Вот и хорошо, теперь знакомы, – сказал капитан, протягивая руку, которую Андрей благодарно и крепко пожал. – А меня зовут Иваном Максимовичем. Наверное, знаете, где я квартирую. Вечерком когда-нибудь и заходите, поговорим.
Довольный столь радушным вниманием со стороны офицера, раскрасневшийся, под завистливые взгляды мальчишек, Андрей пошел домой. По дороге он спохватился, что забыл поблагодарить офицера.
Хотелось на другой же день пойти к офицеру, но чувство неловкости за причиняемое беспокойство удерживало Андрея несмотря на большое желание узнать больше о работе капитана.
Через несколько дней Андрей решил зайти к топографу по дороге домой.
– Здравствуйте! – неестественно громко поздоровался он, стоя у калитки, через плетень увидев в саду Ивана Максимовича. Сидя на низкой скамеечке под густой листвой вишен, он что-то записывал в разложенную на коленях тетрадь.
– А, это вы, Андрей? Заходите, гостем будете, тем более что мои орлы, правда, не летающие, скоро ужином попотчуют, – добродушно отозвался капитан.
В глубине двора солдаты готовили пищу в летней времянке из старых кирпичей. Некоторые сидели на завалинке у хаты и занимались нехитрыми солдатскими делами; когда есть свободная минутка, так и на свои личные нужды она пригодится. Они встретили Андрея как старого знакомого.
– Я вам не помешаю? – спросил Андрей, прикрывая калитку и направляясь к Ивану Максимовичу.
– Нет-нет, проходи сюда да садись на скамеечку, рядышком со мной, – сказал он, освобождая место от разложенных бумаг и, улыбаясь, спросил: – Не обидитесь на меня, старика, если буду на ты с вами, господин писарь?
– Что вы, Иван Максимович?! – зардевшись, ответил Андрей, больше оттого, что тот, как Андрею показалось, без намерения обидеть его, все же попрекает писарским занятием, мол, нашел чем заниматься. – Вы мне в отцы годитесь, и я почту это за доверие ко мне.
– Вот и договорились, – весело резюмировал капитан и продолжал, как бы угадав мысли Андрея или, наверное, уловив его смущение: – А что касается того, что я тебя писарем величаю, так это потому, что недавно, конечно случайно, мельком, пришлось видеть одну тобой исполненную начисто бумагу. Похвально! Почерк хороший.
Говорил, Иван Максимович просто, без пристрастия, добродушно присматривался к сидящему рядом с ним крепкому юноше, не по летам серьезному, с открытым взглядом карих внимательных глаз, с шапкой мелко вьющихся волос над высоким, крутым лбом. «Паренек умный, не шалопай какой-нибудь», – думал про себя он.
– Как в писари попал и давно ли служишь? – спросил капитан.
Андрей, смущаясь, долго рассказывал Ивану Максимовичу о себе. Ему хотелось рассказать коротко, но не получалось, сбивался, повторялся. Никому еще до сих пор он так не доверялся. Если до сегодняшнего разговора с Иваном Максимовичем подобные расспросы Андрей воспринимал как сочувствие, нередко притворное и потому, как он считал, для него оскорбительное, сегодня же он хотел поведать еще малознакомому человеку все, что накопилось у него в душе за годы, прошедшие после смерти матери. Он не мог себе объяснить, почему проникся таким доверием к Ивану Максимовичу с первой встречи, но не сомневался, что встретит с его стороны понимание и, если он сам захочет, помощь.
Иван Максимович не перебивал Андрея. Он сразу понял, что пареньку хочется высказать больше, чем он предполагал услышать, задавая вопрос, и не пытался показать сочувствие поведанным горестям.
– Молодец ты, Андрюша! – как-то просто сказал Иван Максимович, когда понял, что тот сказал все, что хотел. Про себя он отметил, что юноша ему доверился, и, глядя тому в глаза, продолжал: – Я не цыганка и гадать не могу, а надеюсь, что ты добьешься, чего захочешь.
С этого памятного вечера и началась дружба юноши из степного поселка и умудренного жизнью капитана, военного топографа Ивана Максимовича Сидорова.
Иван Максимович родился в 1836 году в небогатой семье. Военную службу начал вольноопределяющимся, когда ему было шестнадцать лет. Учиться Ивану пришлось большей частью самостоятельно, и только в двадцать шесть лет посчастливилось сдать экзамены, получить чин прапорщика и стать офицером Корпуса военных топографов.
Ведя топографические работы, он исколесил немало дорог Средней России, прибалтийских губерний, Новгородчины, Полесья и Украины. За отличную работу ему давали очередные звания, в 1874 году – капитана.
– В этом году, как видишь сам, судьба занесла меня в ваш Деркул, занимаюсь рекогносцировкой карт. Так называется обновление или исправление старых топографических карт, снятых давно и менее точно, чем это от них требуется. Работаю с учетом возможностей новых методов и способов съемок и, конечно, приборов, с помощью которых ведутся съемки, – закончил Иван Максимович очередной разговор.
– Много же вам пришлось путешествовать! Все-таки интересное дело у топографов! Разъезжай по всей России, кругом все новое, интересное каждый год, – мечтательно заключил Андрей. Он вспомнил день, когда увидел капитана в парадном мундире и с орденами и медалями: – А за это еще и ордена дают.
– Эх, юноша, юноша! – не без огорчения выслушав Андрея, сказал Иван Максимович. – Я надеялся на большее понимание всего того, о чем мы так много беседовали. Пойми и запомни, что топографические работы – это большой повседневный труд, порой в самых невероятных условиях, это не в канцелярии круглый год бумаги переписывать.
– Простите меня! – растерянно, с виноватым видом тихо сказал Андрей. – Я не подумал, что вы примете так болезненно мои мечты, а ведь они у меня связаны пока ни с чем другим, как с желанием путешествовать. Но это пройдет. Я понимаю, что придется много и упорно работать, если мне когда-нибудь посчастливится стать военным топографом.
– Ну ладно, ладно, не переживай, – примирительно, с улыбкой потрепал Иван Максимович шевелюру Андрея. – Какой же топограф не путешественник?!
Скоро Андрей знал названия всех приборов и принадлежностей, нужных для производства топографической съемки. Понял назначение планшета и мензулы. Если получал разрешение, то производил установку инструмента над определенной точкой в поле. Он долго не мог привыкнуть к тому, что называется у топографов полем: идут в степь, а говорят «пошли в поле».
