После до самого окончания свадебных торжеств, благодаря укору от старшего из ее братьев, Нэрвен держала себя холодно и отчужденно с четвертым сыном Мастера. А потом просто, не попрощавшись, уехала с братьями и родителями обратно в Альквалонде и затворилась в своих покоях.
Уже на следующий день после приезда случилось нечто непредвиденное. Нэрвен сидела на широком ложе среди шелковых покрывал и перин сливочного цвета, сжавшись в комок и позволяя слезам жалости к себе катиться по бледным щекам, как внезапно услышала доносившиеся из открытой балконной двери топот многих лошадей, их разгоряченное фырканье и отдаленные крики.
Громкое зычное «Нэрвен!» заставило ее вздрогнуть от неожиданности. Она замерла и прислушалась к лошадиному топоту и ржанию под самыми дворцовыми окнами. «Нэрвен, выходи!» — раздалось снаружи. Этот призыв был похож на рык раненного дикого зверя.
Сердце ее пропустило удар. Дочь Арафинвэ сильнее обняла себя за плечи и накрылась с головой толстым перинным покрывалом, свернувшись в клубок. Пролежав так до следующего смещения света Древ, она, пошатываясь от слабости, встала и, подойдя к зеркалу, посмотрела на опухшее от слез лицо. За окнами стояла оглушительная тишина.
С тех пор Артанис чувствовала, что сделалась похожей на ледяное изваяние, что украшали двор Короля Ингвэ в его дворце на Ойолоссэ. Она отдалилась от братьев, с которыми раньше была неразлучна, предпочитая наблюдать за ними издали, радуясь их безмятежности и веселью. Втайне она почти проклинала свой дар предвидения и сердилась на себя и на несправедливые законы мироздания, лишившие ее чего-то важного, какой-то дорогой ей возможности.
Вот и сейчас она, крепко обняв себя за острые плечи, шла по своим комнатам на балкон, не замечая ничего вокруг, склонив голову, позволяя волнам золотых волос свободно рассыпаться по спине и плечам.
Балконная дверь была распахнута настежь и Нэрвен вошла на балкон, опустив взор, рассматривая казавшиеся голубовато-серыми плиты мраморного пола. Вдруг ее взгляд поймал отчетливо выделявшуюся на полированном мраморе темно-багровую плотную материю дорожного плаща.
Артанис медленно подняла голову, оказавшись лицом к лицу с поджидавшим ее на балконе Мастером Феанаро.
Он весь был закутан в теплый дорожный плащ, скрепленный на правом плече золотой пряжкой-фибулой в виде восьмиконечной звезды. Лицо Искусника было напряженным. В устремленных прямо на нее сине-серых глазах горели яркие красноватые огоньки.
Они с дядей были одного роста, а потому его пронзительные, опасные глаза оказались ровно напротив ее светло-синих глаз-топазов. Глядя глаза в глаза, они стояли без единого движения, безмолвно изучая друг друга, забыв дышать.
Сердце Нэрвен тревожно заколотилось. Она еще больше побледнела, стараясь унять дрожь в теле и не выдать охватившего ее крайнего волнения.
— Что вы здесь делаете, дядя? — сдавленно и строго проговорила Артанис, как только почувствовала, что может говорить так, что голос ей не изменит.
Ей не хотелось обнаруживать перед Феанаро страх и беспокойство.
С самого начала внезапно участившихся визитов Великого Мастера в их город и дом она смутно понимала, что именно являлось истинной их причиной. Однако мысль об этом претила ей. Нэрвен гнала от себя эту мысль, полагая, что надежно защищена от чего бы то ни было в родных стенах, окруженная нежной заботой деда Ольвэ и обоих родителей, опекаемая братьями и не чаявшей в ней души придворной челядью.
— Здравствуй, моя Королева, — отвечал Мастер, блестя глазами.
Расстояние между ними стремительно сокращалось. Феанаро приближался к замершей на месте от страха Артанис.
— Уходите немедленно, — сквозь зубы процедила Нэрвен, в которой страх начинал уступать место гневу.
Расстегнув пряжку плаща, дядя молниеносным движением бросил его перед ней на мраморные плиты пола и тут же сам бросился на него. Оказавшись перед племянницей на коленях, он исступленно глядел на нее снизу вверх своими неистово горящими глазами.
— Прими меня, как твоего супруга, госпожа моя, — горячо прошептал он, стараясь заглянуть в ее наполнявшиеся ужасом глаза.
Воспользовавшись замешательством златокудрой девы, Феанаро схватил запястье племянницы и теперь сжимал в широких ладонях ее узкую нежную руку.
— Дядя, — прошептала Нэрвен, чувствуя, как от страха у нее подкашиваются ноги. — Валар… Вы сошли с ума…
— Не бойся осуждения, — страстно шептал Мастер, покрывая обжигающими поцелуями руку Нэрвен. — Его не будет… Мы уплывем с тобой и нашим народом в Эндорэ и будем править там, лишь ты и я… Моя сияющая звезда… Моя единственная… Несравненная Артанис Нэрвен…
И он попытался притянуть племянницу ближе к себе, чтобы заключить в объятия.
— Что вы делаете?! — вскричала, наконец, Артанис, попытавшись вырваться. — Я сейчас же позову на помощь, если вы по доброй воле не уберетесь отсюда! Как вы осмелились явиться сюда, чтобы предлагать мне подобное?! — гнев захлестывал ее, заставляя голос звенеть. — Вон отсюда, иначе я, клянусь звездами Варды, передам отцу и деду Финвэ все слова, которые вы только что произнесли!
Стараясь вырваться, Нэрвен оглянулась по сторонам в поисках какого-либо предмета, который можно было бы использовать в качестве оружия. Дядя все еще продолжал удерживать ее левую ладонь в своих.
— За твой необузданный нрав и великую силу я полюбил тебя, Артанис, — проговорил он, будто не слыша ее слов. — Ты одна достойна того, чтобы встать со мной рядом и править нолдор, — он в последний раз нежно припал губами к ее ладони, а затем разомкнул капкан, позволив ей отдернуть руку.
Феанаро поднялся на ноги. Нэрвен стояла перед ним с трепещущими от гнева ноздрями, раскрасневшаяся, с горящими глазами и тяжелым подсвечником в правой руке. Такой она показалась Мастеру еще прекраснее.
— Ты будешь моей! — упрямо взглянув ей в глаза, молвил сын Финвэ, и рот его искривила недобрая усмешка. — А сейчас прощай!
И он, разбежавшись, одним прыжком оказался на соседнем балконе, за дверями которого исчез, оставив о себе лишь заставлявшее ее феа переворачиваться от омерзения и страха воспоминание, да лежавший перед ней на полу дорожный плащ.
Поддев и зацепив ткань концом подсвечника, Нэрвен оттащила плащ к краю балкона и выбросила все вместе вниз, услышав шорох листьев росших в парке под ее окнами кустарников.
Ее мелко трясло. Бессильно опустившись на пол, Нэрвен крепко обняла себя руками и поджала колени. Хотелось заплакать, но слезы застряли где-то на полдороги, уступая место изматывающему чувству тошноты.
========== 3. Ingoldo ==========
Не дожидаясь очередного смещения света, Феанаро, как был, без плаща, в праздничном камзоле, вскочил на коня и покинул пределы Альквалонде, находясь в состоянии, близком к полной невменяемости. Его исступление заставляло его нещадно гнать ни в чем не повинную лошадь.
Мастер как можно скорее хотел оказаться снова у себя дома, в мастерской, снять с себя все это нагромождение самоцветов, бархата и парчи, переодеться в простые штаны и рубаху из льняной ткани и приняться за работу над камнями для Валар.
Возмущенный отказ и негодование, которыми возлюбленная племянница встретила его порыв, только разозлили его, еще больше заставив желать ее и воспламенив и без того пылающее сердце. Пламенный Дух потому и звался так, что любое рождавшееся в его душе чувство было подобно огню, играть с которым, как всем известно, занятие крайне опасное. Огонь может сделаться коварен, гнев его безудержный и разрушительный, раны от его укусов болезненны и навсегда оставляют рубцы.
Сейчас старший финвион кипел от гнева. Любовь тесно переплеталась в нем с отравляющей феа ненавистью к Нэрвен.
Промчавшись в течении всего часа Лаурелина вихрем по дороге, ведущей в Тирион, Феанаро лишенный сил глубокими переживаниями, рухнул с лошади уже на подступах к столице нолдор, недалеко от западного пригорода. С собой у будущего Нолдарана не было никакой провизии. Найдя в прикрепленной к седлу коня сумке флягу, Феанаро сделал несколько жадных глотков. Вопреки его ожиданиям, внутри оказалась не вода, а крепкое красное вино, которое он зачем-то таскал с собой еще с того дня, как пришлось ехать с отцом и братьями в Валмар, на встречу с Сулимо.
