Инне исполнилось сорок три года, ее единственной дочке – двенадцать. В разводе, бывший муж – бизнесмен. Когда-то муж Инны, которого она звала Генькой с характерным ироничным присвистом на первом звуке, ловко манипульнул чувствами своей наивной двадцативосьмилетней секретарши Инны, проникнув в сердце под личиной настоящего прЫнца на белом коне. За коня сошел четырехдверный седан марки «Лексус». Принц и сам увлекся офисной Золушкой, бросил семью, ушел к секретарше, и долгое время Инна жила припеваючи, словно в раю. Пока она рассказывала, перед моими глазами проплыли эпизоды счастливой беспечной жизни, как вспышки фейерверков чужого праздника за окном в новогоднюю ночь: элитный садик, школа, няня, репетиторы, гувернантка, специально выписанная из Англии, драгоценности, машины, поездки, салоны, подружки, клубы… Но, к сожалению для Инны, с двенадцатым оборотом земли вокруг солнца прЫнц вдруг обернулся жабой и упрыгал в новую семью к новой молодой двадцатипятилетней красотке, не оставив бывшей жене ни копейки. Ладно, почти ни копейки. Был у него там какой-то хитрый пунктик в контракте. Пришлось начинать жизнь с чистого листа.
Когда я писал Инне свое первое сообщение, то описа́лся и вместо «ваша страничка в инстаграме» отправил «ваша страШичка в инстаграме». Фрейд со своей идеей о том, что бессознательное буквально спрыгивает с кончиков наших языков, не дремал. И все же, как бы подкорка ни силилась меня выдать, ей суждено было молчать под натиском тотального контроля со стороны моего же бескомпромиссного неокортекса, который хоть и молодая кора, но все-таки именно там находится центр всех мыслительных, а главное – волевых процессов. Неокортекс first, потому что какой бы неоднозначной хренью ни занималась Инна, зарабатывая на свою новую красивую жизнь, она собиралась стать моей первой в жизни заказчицей, а я в свою очередь – ее экспертом. Впрочем, ей, как я уже писал, особо выбирать не приходилось: несколько юристов уже отказались вести это дело, лингвисты-эксперты не соглашались и подавно. В отношении выбора мы с Инной оказались в равных условиях. Мне тоже не из чего было выбирать: до Инны собственных клиентов у меня не имелось вовсе.
– Эта инста-сука испортила мне жизнь, – злобно шипела в трубку женщина. – Блого-дрянь, лайко-шлюха, проститутка на электронном кошельке! – Ее голос срывался, а аргументы путались.
Сначала по набору лексики я решил, что речь идет о сопернице, которая переманила Геньку-бизнесмена, но оказалось, что речь не о любви, а о деньгах.
Кто бы мог подумать, что стремительная карьера Инны, ставшей после развода с мужем владелицей школы йоги, ресторана ведической кухни «Свагатам!» («Добро пожаловать», хинди), магазина одежды для занятий йогой и ведическими практиками «Тхик хай!» («Хорошо!»), может оборваться из-за пары-тройки дурацких селфи. Кроме всего прочего, Инна продавала элитную недвижимость на Гоа, а также торговала франшизой «ИннаБизнес», предлагая новым партнерам распространять знание в массы, как в пирамиде MLM, продающей какой-нибудь «Амвей». А какая в общем-то разница, что продавать? Йогу, квартиры, средства для уборки или булочки с корицей? Но все это повалилось сейчас, как карточный дом, одно потянуло за собой другое.
– Когда вы впервые заметили неладное?
Женщина вздохнула:
– Две недели назад.
– Что случилось?
– Я зашла в инстаграм и обнаружила, что она (Инна выплюнула слово «она», будто в рот ей попала муха) подписала на мой аккаунт несколько тысяч ботов. Боты – это мертвые головы, понимаете, о чем я?
– Конечно. Это массфолловинг.
Инна угукнула. Голос у нее был низковатый, убедительный, хорошо поставленный, видно, что занималась с педагогами по вокалу или актерскому мастерству, а быть может, и с теми и с другими.
– Он самый, масфолловинг. А какой результат, как думаешь? Саш, можно же на «ты»?
Можно и на «ты».
– Предположу, что большое количество ненастоящих подписчиков грозит блокировкой, – выдвинул я самую очевидную гипотезу.
– Ну что ты! – Она невесело рассмеялась. – Все эти теневые баны – это миф, страшилки для новичков.
– Тогда не знаю.
– Надо встретиться, – вдруг заключила моя потенциальная клиентка.
Увидев Инну в дверях кофейни, я не сразу ее узнал. Надо сказать, что кофейня была выбрана мной по глупости, но понял я это лишь на месте. Все столики оказались заняты. Слева от меня шумела компания креативщиков, составлявших рекламный сценарий для какого-то молокозавода, справа – МЛМ-щица умасливала клиентку с глазами загнанной газели, три студентки эмоционально обсуждали мужиков и какого-то злобного препода, который зажабил зачет и пытается теперь закрысить экзамен. Кофеин – главный двигатель фриланса. Но отступать и искать более тихое место было уже поздно.
– Биобаланс… было… бифидобаланс… похоже на либидобаланс, – громко на азарте перебирали креативщики. – Силобаланс… Хрень. Жизнебаланс…
Слово «баланс» в слогане – это было пожелание клиента. Я же подумал, что, пока они найдут нужный баланс, наши с Инной уши завянут от их малосбалансированных выкриков.
Опознал я Инну не по лицу, а по полушубку из белой норки, который был героем одной из последних ее фотосессий и запомнился своей режущей глаз белоснежностью и несовместимостью с ведическими практиками, отрицавшими убийство животных ради еды, тепла, а уж тем более ради красоты. Когда женщина приблизилась, я понял, что для фотографий в блоге она умело использует косметику, отчаянно фотошопит, особенно это касалось размера носа, и старается сниматься в позах и ракурсах, увеличивающих рост.
– Катастрофа! – проговорила мастер по превращению негативных энергий в позитивные силы и денежные потоки. – Просто ужас, уже третий день длится это безумие! – сползая на стул в изнеможении, пробормотала моя визави.
Я предложил кофейную карту, но она заказала имбирный чай, пробормотав как бы про себя:
– Сейчас бы пива. Кажется, целый диспенсер прилепила бы. Никак не обмякну.
– Извините, пива нет, – испуганно шарахнулась официантка. – Мы – кофейня.
Инна махнула рукой, мол, неси, что есть. За какие-нибудь пять минут, пока я выслушивал предисловие, состоявшее из эмоциональных вздохов и витиеватых «комплиментов» человеческой подлости, официантка расстаралась и принесла наш заказ.
– А почему вы подаете чай во флюте? – ужаснулась Инна, и официантка перепугалась еще сильнее прежнего.
– Мы так сервируем… это бокал для горячих безалкогольных напитков и латте.
Инна фыркнула.
– Это флют. Иначе пивная флейта. Флейта предназначена для различных ламбиков, бельгийского гёза и американского дикого эля. Что вы мне рассказываете? Где вы тут видите ручку, чтобы держать горячий напиток?
Креативщики за соседним столиком неожиданно притихли, и в этой внезапно наступившей тишине голос Инны прозвучал особенно громко и требовательно:
– И форма у флюта узкая снизу, а кверху слегка расширяется. Вы что же, не видите разве?
Официантка сникла, по ее лицу одна за другой пронеслись две эмоции: траур по чаевым и страх перед выговором. Причем вторая эмоция была ощутимо сильнее, потому что на бейдже несчастной значилось: «Ира. Стажер».
Пока нам меняли посуду, Инна молча крутила пакетик сахара, а я разглядывал ее лицо, почти не тронутое пластической хирургией, за исключением разве что не совсем естественных бровей. Хотя брови – это скорее всего результат перебора с макияжем. Во всяком случае, ее лицо не было похоже на типовое гладкое лицо царевны-лягушки, какие нынче можно увидеть где угодно: от ТВ до фитнес-центра. Особое внимание привлекал, конечно, нос. Бережное отношение к столь выдающемуся и нетиповому богатству в наш век пластики и модной хирургической уравниловки вселяло надежду хоть на минимум адекватности.
Кроме прочего, детальное знание о сервировке алкогольного застолья и исповедование йога-терапии, вегетарианства и управления гормональными энергиями не слишком вязались в единое лингвистическое поле, а значит, где-то имеется смысловой зазор. Моя новая знакомая лукавила, а лукавство – всегда лучше твердолобой упертости закоренелого подвижника и уж тем более восторга розовощекого неофита.
