– В тебе самом почти столько же, – фыркает Гэвин.

– Попрошу. Во мне даже двухсот нет! – искренне возмущается Ричард.

– Будешь и дальше жрать столько печенья по ночам… – Гэвин выразительно умолкает, и Ричард, вздыхая, ложится и берётся за штангу.

Гэвин встаёт в головах, подстраховывая.

– Максимальный вес будет десять подходов по три повторения.

Ричард издаёт полузадушенный писк, с ужасом глядя на него. Гэвин смотрит на него пустым взглядом пару секунд… а потом ухмыляется.

– Не ссы. Я пока не совсем сглючил, чтобы такое предлагать. Давай вот эту сотку три подхода по десять, потом накину ещё полсотни и ещё два по семь, а триста – четыре по три.

– Звучит так, словно бы стало только хуже, – Ричард всё ещё подозрительно косится на него, но послушно начинает делать жим от груди.

– Перед собой смотри. И если хочешь сравнить, я только за. Только ты потом не разогнёшься. Раз… два… три…

– Злодей, – выдыхает Ричард, не в силах сдержать улыбку.

– Не болтай – пять – во время упражнений – шесть – дыхание собьёшь – семь…

Наблюдать за Гэвином завораживающе интересно. Ричарду быстро становится мало того времени, что они проводят в тренажёрке, и он начинает бегать по вечерам, с Гэвином за компанию. Когда Коннор ожидаемо заинтересовывается переменой в его распорядке, Ричард недовольно бурчит про сброс веса и возможностью захватить последнюю хорошую погоду в Детройте – в ноябре обещают резкое похолодание, возможно, даже снег.

Коннор понимающе кивает и предлагает тренироваться вместе, но Ричард отказывается, ссылаясь на то, что бегает медленнее, прекрасно зная, как его чрезмерно шустрый брат не любит подстраиваться под тихоходов, да и расписания у них разные, так что состыковываться не очень удобно. Пару раз они всё же выходят в парк вместе, но уже минут через пять-десять Коннор не выдерживает и, извинившись, убегает вперёд – Ричарду, впрочем, не жалко. Они с Гэвином часто берут с собой и Сумо, которому уже тяжеловато долго держать ритм Коннора, а рядом с Ричардом он может трусить сколько угодно.

На центральных дорожках обычно много народу, поэтому они сворачивают на тропинки помельче, чтобы можно было разговаривать без опаски. По вечерам уже довольно промозгло, и Ричард всегда захватывает с собой куртку; Гэвину же, разумеется, не холодно даже в его тонкой спортивной форме.

Пару часов назад прошёл дождь, и с листьев до сих пор иногда капает, даже Сумо не лазает по кустам, а держится на дорожке рядом с ними. Они добегают до реки, и Ричард, выбрав место посуше, усаживается на скамейку; чуть помедлив, Гэвин садится рядом.

– Всего две мили, слабак, – ухмыляется он.

– Да я не тороплюсь, – отзывается Ричард, с наслаждением потягиваясь и глядя на воду.

Покрутившись где-то неподалёку, Сумо возвращается к ним и радостно пытается запрыгнуть Гэвину на колени, оставляя на форме следы мокрых лап. Тот отпихивает его, недовольно фыркая:

– Сумо, ты весь грязный, отвали.

Однако пёс упорствует и продолжает лезть к нему со слюняво-влюблёнными поцелуями. Ричард довольно улыбается, что жертвой привязанности Сумо в этот раз стал не он.

– Сумо! Хватит уже, убери лапы! Сумо, пхлять!

Звук, который издаёт Гэвин, настолько странный, что Ричард даже не сразу опознаёт в нём ругательство. Больше похоже на чихающего котёнка.

– Пхлять, да перестань! Сидеть! Уф. Ричард, хватит ржать.

Тот честно пытается перестать ухмыляться, но получается не очень.

– Извини. Ты очень смешно ругаешься.

Гэвин недовольно кривится.

– Это всё встроенный блок на мат. Стоит только сказать что-нибудь эдакое, как вокруг красная стенка, и звуковой модуль сбоит. Я пробовал тыкать эту стенку, но она, сц-ц-цка, крепкая, и я не знаю, что будет, если её попытаться сломать.

Ричарду очень хочется ему посочувствовать, но… сц-ц-цка, пхлять…

Он начинает смеяться уже в голос.

– Ричард, иди нах-кхррх-уй, – обиженно рычит на него Гэвин, и Ричард, всхлипнув, утыкается лицом в жёсткое пластиковое плечо, сотрясаясь от хохота.

Через пару секунд он чувствует, как Гэвин треплет его по волосам, сам начиная смеяться.

– Ушлёпок, – идеально чисто добавляет Гэвин, и почти успокоившийся было Ричард снова начинает хохотать.

========== Часть 8 ==========

Вообще, Ричард мог бы и сам догадаться, что этого следовало ожидать – он знает себя достаточно хорошо. Но почему-то в этот раз он умудрился пропустить все тревожные звоночки и вляпаться сразу по шею. А может, даже и ухнуть с головой.

Глаза у Гэвина, оказывается, не просто серые – с такого близкого расстояния видно, что в их глубине притаился болотно-зелёный, и Ричард чувствует, как его затягивает всё сильнее.

– Это всё осложняет, – негромко и как-то отстранённо-задумчиво говорит он.

– Да ладно, – отзывается Гэвин. Сарказм у него получается всё лучше.

А ещё у него горячий сухой рот, плотные несмотря на кажущуюся пухлость губы и заполошно бьющийся алым диод на виске.

– Я могу привести десяток причин, почему это плохая идея, – вздыхает Ричард – и, не удержавшись, гладит его по щеке; имитация щетины кажется очень натуральной со стороны, но скин под пальцами мягкий, без намёка на колючесть.

– Валяй, – кивает Гэвин и немного поворачивает голову, сильнее вжимаясь щекой в его ладонь.

Ричард послушно перечисляет все, что приходят ему в голову, от физиологической несовместимости до этического аспекта того, что Гэвин формально является его собственностью, то есть, по сути, рабом.

Гэвин слушает, не перебивая, кивая на каждом пункте.

– Закончил? – серьёзным тоном спрашивает он, когда Ричард, наконец, умолкает.

– Да, – кивает тот.

– Отлично. Я думал, ты уже никогда не заткнёшься, но пункта «потому что я не хочу» я так и не услышал, – всё тем же тоном добавляет Гэвин – и целует его ещё раз.

Он мог бы скачать какой-нибудь софт для андроидов-компаньонов, но явно не делает этого, и поцелуй снова выходит немного неуклюжим, но каким-то… искренним. Ричард тихо выдыхает, обнимая Гэвина за талию, прижимаясь к его лбу своим и закрывая глаза.

– Плохая идея, – повторяет он, еле заметно улыбаясь.

Впрочем, осознание этого никогда не останавливало его раньше.

***

Не сказать, чтобы у Ричарда мало опыта. Когда они ещё жили у Аманды, таблоиды обожали печатать фотографии «шикарных тройняшек Стерн», а в комментариях люди разных полов исходили на них слюной; конечно, за десять лет, проведённых вдали от приёмной матери, их с Коннором привлекательность в глазах журналистов сильно упала, но среди обычных людей они и сейчас оставались весьма популярны. И если главное место в сердце Коннора всегда занимала работа и только работа, поэтому его романы были несерьёзными и почти всегда быстро заканчивались, то Ричард обычно влюблялся основательно и надолго; самые длительные его отношения перевалили за четырёхлетний рубеж. А с регулярными партнёрами было проще пробовать… разное.

Но некоторые вещи, даже при их кажущейся простоте, затруднительно воплотить в реальность, когда в тебе шесть футов роста и почти двести фунтов веса, и все твои партнёры оказываются меньше и слабее тебя.

Поэтому когда Гэвин впервые подхватывает его под бёдра, поднимая так легко, словно он ничего не весит, Ричард внезапно даже для себя мгновенно задыхается от почти болезненного возбуждения. Гэвин замирает, явно считав резко скакнувший пульс и сбившееся дыхание, и встречается взглядом с Ричардом – который судорожно сглатывает, глядя на него расширившимися в удивлении и восторге глазами.

И широко ухмыляется.

В первый раз с Гэвином Ричард кончает, когда оказывается прижатым спиной к стене, удерживаемый на весу всего одной рукой, пока вторая ритмично движется по его члену, мелькая белым пластиком – «так сенсоры чувствительнее, проще регулировать давление».

Второй – когда Гэвин держит его под бёдра, ритмично потирая об себя так, чтобы член скользил по идеально выточенным кубикам пресса, а Ричард сдавленно стонет, отчаянно цепляясь за его плечи сведёнными от удовольствия пальцами.