Удерживая меня на расстоянии вытянутой руки, Джесси другой рукой набрал на моем телефоне номер своего мобильного и послал сообщение с моего номера на свой, так что в его телефоне остался номер моего. После этого он подмигнул мне, отдал обратно мой мобильный и устало поплелся прочь, чтобы догнать своих друзей.
Я просмотрела якобы написанные от моего имени сообщения. Он написал: «Джесси, ты, бесспорно, самый симпатичный и сексуальный парень во всем выпускном классе. А еще ты обаятелен, остроумен и добр к маленьким зверькам. Прошу тебя, пожалуйста, пусть именно я рожу тебе всех твоих детей».
Чтобы не упасть, я прислонилась к машине Морган и попыталась перевести дух.
– Что ты там прочитала? – спросила Элиза, вопросительно подняв бровь и залезая в машину.
– Ничего особенного, – как ни в чем не бывало ответила я. – Просто Джесси хочет меня кое о чем попросить.
Морган между тем опустила зеркало заднего вида в своей машине и повернула его так, чтобы в нем отразилось то, что происходило на заднем сиденье.
– Кстати, Элиза, я тебе уже рассказывала, как… – Тут я попыталась закрыть Морган рот рукой, потому что знала, что она собирается сейчас выболтать. – Так вот, в младших классах средней школы Кили все время просила меня разыгрывать перед ней роль Джесси Форда. Она разработала эту сцену в мелочах: придумала и диалоги, и костюмы, да и все вообще.
Элиза подалась вперед, так что ее голова оказалась между двумя передними сиденьями, на том же уровне, что и наши.
– Хм, а почему я слышу об этом только сейчас?
Морган посмотрела на меня, так крепко сжав губы, что казалось, еще чуть-чуть, и она лопнет. Хотя ей ужасно хотелось рассказать Элизе все подробности, но без моего разрешения она не стала бы этого делать. Все-таки она была достаточно хорошей подругой.
Но меня не пугало, что Элиза все узнает. Я больше не была зациклена на своей влюбленности в Джесси Форда, теперь она уже не жгла и не мучила меня постоянно, как прежде. Может быть, так было с шестого по девятый класс, но, наверное, это объяснялось первым приливом в мою кровь половых гормонов. После того как я перешла в среднюю школу, мое увлечение Джесси превратилось в чувство, гораздо более спокойное, во что-то такое, о чем я вспоминала лишь тогда, когда отмечала про себя, как сексуально он сегодня выглядит, или, проходя по школьному коридору мимо хорошенькой девчонки, с которой он в это время целовался, на мгновение мысленно желала, чтобы на ее месте была я. Потому что к этому времени я уже достаточно повзрослела, чтобы понимать, что Джесси никогда не будет моим.
Я утвердительно кивнула Морган, и она тут же без промедления все выложила:
– Кили просила, чтобы я рисовала себе усы, вставала на одно колено и, протягивая ей игрушечное пластиковое кольцо с карамелькой вместо бриллианта, просила ее выйти за меня замуж.
Я сразу же поспешила уточнить:
– Имей в виду, Элиза, это было еще в младших классах неполной средней школы, задолго до того, как у нас двоих выросли груди.
Я сказала это, потому что Элиза иногда с невинным видом замечала, как я люблю весело проводить время и какая я беззаботная, что было всего лишь вежливым синонимом слова незрелая. И быть может, она до сих пор считала, будто я по-прежнему веду себя подобным образом.
Я шлепнула Морган по руке:
– Твоя игра тогда была просто отстой.
– Да как у тебя язык поворачивается говорить мне такое? – возмутилась подруга.
Повернувшись к Элизе, я пояснила:
– Она играла без вдохновения. Мне приходилось то и дело напоминать ей, чтобы она говорила низким голосом.
– Ну, извини, просто я не такая великая актриса, как ты!
– Ладно, проехали. Что касается меня, то я выжимала из своей роли все. Моя любовь к Джесси искупала твою ужасную игру.
Морган так захохотала, что едва смогла выжать из себя свой следующий вопрос:
– Погоди-ка! А ну, повтори еще раз, как там звали твоих троих детей?
– Джесси-младший, Джейми и… – это имя мы с ней произнесли хором, – малютка Джульет.
Элиза снова откинулась на спинку заднего сиденья и заколола упавшие на глаза волосы заколкой-невидимкой. Она начала отращивать свою челку еще с Рождества. Она тоже рассмеялась, но больше из вежливости и уважения к дружбе, которая связывала меня с Морган еще до того, как к нам присоединилась она.
Она выросла в Хиллздейле, там, где находится церковь Святой Анны. Морган знала ее еще по подростковой группе в воскресной школе.
Я помню, как впервые познакомилась с ней на церковном пикнике, на который Морган затащила меня, еще когда мы обе учились в седьмом классе. Морган все время твердила мне, как мы с Элизой похожи и как много у нас общего. Я восприняла это как дань нашей с Морган дружбе. Раз уж ей захотелось завести еще одну подругу, она выберет такую, которая во всем похожа на меня, свою Кили. И я вообразила, что Элиза – это более милая, добрая и богомольная версия меня самой.
На первый взгляд она и показалась мне именно такой. Элиза выглядела тоненькой, хрупкой, у нее были короткие, немного длиннее подбородка, русые волосы, и в ямке между ее ключицами красовался серебряный крестик. Не знаю, удивилась ли она тому, что Морган привела на пикник меня, потому что незанятым у нее оставался только один стул. Она встала, предложила оба стула Морган и мне, а сама уселась на траву у наших ног. Я по достоинству оценила такое уважение к гостям.
Но может быть, тогда она просто-напросто меня испугалась. Помнится, я в тот день наговорила ей кучу непристойностей, чтобы выглядеть остроумной, строила предложения, используя одни лишь бранные слова, скабрезно шутила, да и вообще… Морган нервно смеялась и все повторяла: «Не бери в голову, она шутит, шутит», на что Элиза, выдавливая из себя улыбку, вежливо отвечала: «Да, конечно, я понимаю».
Мы стояли в очереди за хот-догами, когда Элиза показала нам парня в зеркальных очках, с челкой до самых глаз, игравшего на гитаре, аккомпанируя пастору, который пел песню об Иисусе. Она наклонилась к нам и сказала:
– Я была совершенно без ума от этого чувака, но оказалось, что из всех чуваков на земном шарике он целуется хуже всех. – Сказав это, она высунула язык и покрутила им как в судорожном припадке, а потом состроила такую рожу, будто сейчас ее вырвет. – Теперь он даже не кажется мне симпатичным. Он вроде как с душком.
Ни Морган, ни я еще никогда ни с кем не целовались по-взрослому, открыв рот и работая языком. Мы все еще понарошку играли в жениха и невесту, когда оставались одни у Морган в доме.
– Она не обжимается с каждым встречным, она не такая, – шепотом сказала мне Морган, как будто читая мои мысли, когда мы возвращались в машине Элизы домой. – Просто она… ну… в общем, она не из тех, кто стесняется парней. – Не то что ты! – добавила подруга, чтобы приободрить меня.
Конечно, после того как отец Элизы потерял работу и они переехали в Эбердин, я увидела и другую сторону ее натуры, разглядев в ней доброту и набожность, и думаю, в конце концов больше всего мне в ней и понравилось именно это сочетание в ее личности двух совершенно непохожих ипостасей. Со своими маленькими братьями Элиза была сама доброта, и если мы с Морган заходили к ней, когда ее родителей не было дома и она присматривала за малышами, то она продолжала играть с ними, уделяя этим играм столько же внимания, как и общению с нами. И она никогда не говорила плохо ни о ком, даже о тех, кто совершенно точно этого заслуживал, например об Уэсе. И вместе с тем память ее телефона была до отказа полна именами парней, с которыми мы познакомились в торговом центре или в кино, или тех, с кем Элиза ходила в церковь. Ей не столько хотелось иметь постоянного бойфренда, сколько втюриться в кого-нибудь без памяти.
Думаю, вначале одержимость каким-нибудь парнем была нужна ей, чтобы не завидовать той дружбе, которая связывала Морган и меня. Потому что, как близки бы ни были отношения между всеми нами, время от времени связь, объединявшая нас в сплоченную троицу, все же затмевалась той привязанностью, которую питали друг к другу только Морган и я. Конечно, говоря это, я вовсе не желаю обидеть Элизу, но ведь можно иметь только лучшую подругу, разве не так? Мы дружили с Морган еще с колыбели, потому что наши матери тоже были лучшими подругами. С такой давней дружбой Элиза конкурировать просто не могла.