– Прощай, Макс… – неживым голосом пробормотала Отем, склонившись над ним, – о, то есть, adieu, Sébastien.

Обтерев клинок о безнадежно испорченные перчатки, она откуда-то достала новую пару. Приведя себя в относительный порядок, Отем бросила на него последний тоскливый взгляд и, закусив подрагивающую губу, вышла в коридор.

– Уже уходите? – это был услужливый хозяин.

– Да! – ответил картавый и звонкий голос. Не Отем – Мадлен. – Я бы попросила вас… не беспокоить месье Паркера какое-то время, – она наверняка сопроводила свои слова определенного рода аргументом. У Себастьяна не было сил проверить, на месте ли его кошелек.

– О, конечно, он может не беспокоиться!..

Себастьян чувствовал, как с каждым хрипящим вдохом-выдохом, с каждым содроганием из него хлещет кровь, липким теплом пропитывающая стеганое одеяло. Удар наверняка был нанесен с расчетом, что жертва не умрет сразу… Однако самым ужасным была не боль и не страх смерти, нет. Гложущее осознание ошибки, глупой и непоправимой.

Себастьян ненавидел ошибаться. Он бы отдал сейчас что угодно, лишь бы переиграть эту партию.

Эпилог, или что-то вроде того

– Не ждал, Макс, – задумчиво сказал Валентин. – Не ждал.

– Меня не ждали? – уточнил я голосом девочки-цветочка. – Простите, я больше так не буду!

– Прекрати паясничать. Ты всё прекрасно понимаешь.

Если бы я всё прекрасно понимал, меня бы здесь не стояло. Затем и пришел, чтобы разобраться до конца во всем этом.

– Я ничего и не сделал, – пожимаю плечами. – Просто сообразил, в чем его ошибка. Ну, помимо того, что невозможно всё время поступать правильно.

– Никогда бы не подумал, что ты поймешь так скоро. Как и для Себастьяна, чувства для тебя мало значат в сравнении с мыслью.

– У меня не появился внезапно богатый внутренний мир, просто… когда речь заходит о чувствах, я попадаю впросак. А это мне не слишком-то по душе, так что стоит пересмотреть приоритеты, что ли. Я…

– Ненавидишь чего-то не понимать. Я помню, – кивнул Валентин. Встав из-за стола, он прошел к окну и с негромким шелестом раздвинул занавески. Недовольно зажмуриваюсь: все выходные шел дождь, а сегодня светило неожиданно яркое солнце, пересыхающие лужи, теплый ветер. Расширение в Хроме показывало двадцать градусов, когда я уходил с работы.

– Знаешь, у мироздания было куда меньше работы лет этак двести тысяч назад… с первыми представителями человечества не возникало таких проблем, как неуспокоившиеся души, – сев рядом со мной на кушетку, Валентин сотворил из воздуха дорогой на вид ежедневник и капиллярной ручкой прямо на титульном листе начертил прямую линию. – Механизм примитивный, работающий по принципу идентичности: душу, – на линии возник кружок, – в момент смерти вышибает из тела и случайным образом зашвыривает в одно из подходящих временных пространств, – сие действо было проиллюстрировано пунктирной стрелкой, идущей слева направо, к кружку, заключенному в квадратик. – Только чур, как сказал твой новый дружок, налево не ходить.

Я усмехнулся при мысли о «новом дружке».

– И для чего всё это происходит?

– А черт его знает, – легкомысленно отозвался Валентин. Я обалдел от такой подставы, а он со смешком добавил: – Ладно, ладно. По идее, душа становится «квартирантом» личности, схожей с ним внешностью и характером; типовой проект, так сказать. Они оба вроде как должны взглянуть на себя со стороны и понять, что не так. Увы, в самой системе есть крупный изъян. Как думаешь, какой?

Подумав, я с сомнением выдал:

– Они думают одинаково. Какой уж тут взгляд со стороны.

– Да, вроде того. Наступают на одни и те же грабли.

– Но не всегда же, – возразил я. – Вон, Себастьян – интриган первостатейный. А я прост, как пять рублей. Мы, конечно, во многом похоже, но я – не он. Только если версия 2.0.

– Тебе повезло, что ты – не он, – назидательно проговорил Валентин. – Иначе век бы куковали с ним бок о бок… Так в чем, по-твоему, ошибка Себастьяна?

– Он попытался пойти по легкому пути.

– Интересно… И почему же ты так решил?

– Да нипочему, – развожу руками почти раздраженно. – Просто вся эта ситуация с его подружкой… Это было глупо. Я бы никогда так не поступил.

– Не поступил или не поступишь? – с намёком интересуется. – Будешь любить и кормить вовремя?

– Назовите хоть одну причину, по которой я не могу этого сделать, – потребовал я почти вызывающе.

– Твой отец не одобрит.

– Я же не спрашиваю у него, почему Вика родилась раньше, чем умерла мама.

– Сестра?

– Вам самому-то не смешно?

– Друзья?

– Это их проблемы, – отрезал я. Снисходительно рассмеявшись, Валентин покачал головой.

– Твое сознание теперь принадлежит только тебе, Макс. Но жизнь легче не станет; даже наоборот… с твоим-то характером. Не подумал бы, что у тебя вообще есть характер.

– Просто удивительно, как семь дней психотропных видений меняют человека, – с умным видом кивнул я, подымая над собой руку с пустой чашкой. Попробовал бы повесить ее в воздухе… вот только четко осознавал, что всё происходит наяву, а потому не рискнул бить чужую посуду. – Пожалуй, демиурги были правы, и семь – это правда прикольно. Двадцать один день я бы попросту не осилил.

– И все-таки, Макс… Возможно, не стоило принимать ваши отношения с этим парнем как волю судьбы?

Какое ему, собственно дело до того, что я по-дурацки влюбился в парня, который на полставки был любовницей Себастьяна? Хотя, любого врача-психиатра такая история не оставит равнодушным… Даже невзаправдашнего.

– Стоило или не стоило – это мне решать. Разве вы не хотели, чтобы я принимал решения?

Валентин покосился на меня как-то жалостливо, как тогда, после моей речи об электронных триггерах. Потом встал и, пройдя обратно к столу, нажал кнопку громкой связи на телефоне.

– Алла, Соколовского можно вычеркивать. Он у нас больше не появится.

– Неужто в здравом уме? – простодушно уточнила Алла. Ей, судя по всему, было по барабану то, что я все еще здесь и могу ее слышать.

– Ну, как тебе сказать… – он поглядел на меня с сомнением. – Я сделал всё, что мог.

Хмыкнув, я тоже поднялся с места и закинул на плечо ремень сумки. Меня явственно так выпроваживают, да и кроме того… внизу уже наверняка ждет Отем. Идёт ему всё-таки это имя, хоть и вызывает не самые приятные ассоциации.

Перед тем, как заархивировать в голове с пометкой «дурной сон» весь этот бред, я пришёл к выводу, что Себастьян был придурком. Почему бы хорошему не быть правильным?