Огромный черный Змей ухмылялся над Динь.

— Это было так любезззно, — шипел он, извиваясь в своих жутких, ломанных узорах, — отдать их мне… Думаешшшь, твоя мать случайно так повела себя на охоте и после нее?.. Нет… Это лишь твоя вина, маленькая волчица… И ты отдала мне ее, и его тоже…

Они снова были внутри полярного сияния. Динь видела тьму на месте тех лоскутов цвета, которые скормила Змею. Смутные догадки зароились в ее голове, но они были так ужасны, что она никогда бы не осмелилась обдумать их осознанно…

— Динь! Ты дремлешь на ходу, — устало сказал Туам. — Держись. Нам нужно идти, потом сможем передохнуть.

Волчица кивнула. Их Стерны ни на секунду не покидали своих Хранимых, но они не могли защитить их от сгущающихся сумерек. И солнце, так ярко горевшее в небе, светило не для них.

И все-таки, рядом с Вентом и мудрой Фидем было проще. Словно дышалось самую чуточку легче.

— Туам, расскажи мне о Гласе, — попросила Динь, желая отвлечь себя разговором.

— Глас — Дар Великих, — нехотя начал волк. Он все в последнее время делал с неохотой, устало, словно по привычке. И все-таки, какой-то загадочный огонь горел в его сердце, заставляя делать еще вдох, еще шаг, произносить еще одно слово. — Он нужен, чтобы волк, в самый опасный момент, беспрекословно слушался Вожака. Это слово, которое нельзя отринуть, оно проникает в разум, и заставляет подчиниться… Я не думал, что мой отец использует его так. Что он направит его против меня. Мне стыдно, что я поступил так же.

— Как получилось, что твой Глас сильнее Гласа отца?

— Такое случается с каждым вожаком. В какой-то момент сын становится могущественнее него, а может быть — вожак становится слабее сына. В любом случае, поединок Гласов — древняя традиция, которая позволяет узнать, достоин ли сын занять место отца. Там волки тоже применяют Глас друг против друга, но это скорее дружеская дуэль, нежели то… что произошло между нами.

— Как ты думаешь… — Динь немного помедлила, прежде чем закончить свой вопрос. — Глас Карвана?..

— Вряд ли когда-нибудь будет сильнее, чем у моего отца, — безразлично завершил за него Туам. — Карван давно понял, что ему не стать настоящим вожаком. Он всегда говорил мне, что не переживает из-за этого, но теперь я даже и не знаю, правда ли это? Можно ли вообще верить ему? И я не знаю, что будет со стай, но что бы не было… Они заслужили это.

— Туам!

— Да! — резко повторил волк. — Заслужили. Никто не встал на нашу защиту. Пусть у Альнора Глас, но всех им не заткнешь. А что они сделали? Молчали, уткнув морды в лапы? Я рад, что не поведу за собой этих волков.

Динь почудилось что-то неприятное, чужое в словах Туама, но возражать ему она больше не стала. В полном молчании они шли вперед, пока Туам не воскликнул:

— Гляди!

Оба волка замерли, одновременно вжавшись в землю.

Из-за ближайшего холма кубарем выкатился странный зверь в развевающейся шкуре. Он был так близко, что Динь смогла увидеть страх и слезы в его глазах. Зверь поспешно вскочил на задние лапы и пробежал мимо волков, так близко, что казалось, едва не запнулся об морду Туама. На одной из его лап болтался большой сапог.

Волки не пошевелились. Они чувствовали, что этот зверь, маленький и жалкий, не должен был видеть их.

А потом послышались голоса:

— А ну-ка, стой! Стой! Ха-ха-ха, посмотрите-ка, как он запутался в своих пимах! * Ха-ха-ха! Кажется, нога того, кто носил их до тебя, была, как лапа медведя!

— Это его сородичи, — прошептал Туам. — Нужно прятаться.

Бесшумно, так как умеют только волки, они переползли за другой холм, подальше. И вовремя. Еще один зверь, в шкуре понаряднее, выбежал вслед за первым.

— Кто это? — спросила Динь.

— Это люди. Я слышал о них, и я видел их. Отец специально водил меня к человеческому поселению, чтобы показать, как они живут, — ответил Туам. — Они носят шкуры, которые снимают с убитых зверей и, кроме того, у них целые своры собак. Но это человеческие детеныши. Нам они не опасны, если не позовут взрослых.

Вслед за нарядно одетым человечком выбежали еще трое. Все они кричали, смеялись и размахивали руками, тогда как первому мальчику было не до смеха. Он уже поднялся на ноги и, подпрыгивая, пытался дотянуться до второго сапога в руке обидчика.

— Отдай! — кричал он. — Танат, отдай!

— Да ладно, Мымыл! — веселился старший, держа руку так, чтобы до нее невозможно было достать. — Я тебе отдам, если ты мне ответишь на вопрос…

Мымыл остановился, стер кулаком грязь с лица и настороженно спросил:

— Какой?..

Все замерли в ожидании. На лице Таната расползалась довольная улыбка.

— А вот такой! Скажи, как тебе удается быть жирным, как тюлень, если у твоей матери всегда пусто в котле над очагом, а у твоего отца самые тупые стрелы во всем поселке?

Вокруг засмеялись. Мымыл взвыл от обиды и ударил Таната ногой в коленку. Тот моментально перестал улыбаться.

— Проучите его! — прошипел он, и началась свалка. На Мымыла накинулись все, и Динь видела, что возня этих людей совсем не похожа на шутливые драки волчат.

— Что же такое! Они убьют его!

За секунду до того, как Динь сорвалась с места, Туам понял, что она хочет сделать. Он вскочил на лапы и помчался за ней, но среди мальчишек уже и так творился настоящий хаос. Слышался испуганный визг и верещание. Громче всех визжал Танат, который не участвовал в драке, но с удовольствием наблюдал за ней.

— Злой дух! Он призвал злого духа! Мымыл призвал злого духа!

Динь и в самом деле походила сейчас на злого духа. Оскалившаяся, со взъерошенной шерстью и высоко поднятым хвостом, она стояла, закрывая своим телом мальчика, который от ужаса боялся даже пошевелиться.

— Убирррайтесь! — прорычала она, но ее речи, конечно, никто не понял. Зато рык был весьма недвусмысленным, и вся шайка поспешила к поселку так быстро, как только могла.

— Все хорошо, малыш? — спросила Динь, оборачиваясь к Мымылу, который торопливо отползал как можно дальше от нее.

— Стой, — приказала Фидем Туаму. — Мальчишка и так напуган.

— Динь, они не знают твоего языка, — с едва уловимым весельем сказал Вент, подлетая к своей Хранимой. — Ты напугала его до полусмерти. Да и всех остальных тоже…

— А, да! — смутилась Динь, и торопливо побежала прочь, стараясь даже не оглядываться на человека, чтобы он не заподозрил в ней угрозы.

— Динь, — сказал Туам. — В следующий раз, пожалуйста, предупреди меня, перед тем, как ввязаться в очередное приключение.

Волчица виновато облизнулась. И все-таки, это происшествие словно разогнало мрак над ними. Идти стало легче, а по дороге Динь выспрашивала у своего Стерна:

— За что человеческие волчата так поступили со своим сородичем? Может, он провинился перед ними в чем-то?

— Ну, если бедность можно назвать виной… — пробормотал Вент себе под нос. Динь навострила уши:

— Бедность? Что это такое?

Вент чуть помедлил, подбирая простые слова.

— Ну, представь, что в стае каждый волк сам себе добывает пищу…

— Так не бывает, — мотнула головой Динь. Туам и Фидем с интересом прислушивались к разговору.

— Поэтому, я и говорю, представь, — ответил Вент. — И у кого-то из волков добычи больше, а у кого-то меньше. Так мало, что он не может прокормить свою семью. Вот это на человеческом языке и будет бедностью.

— Но, ведь это ужасно несправедливо, — возмутилась Динь. — Почему бы тому, другому волку не помочь с добычей своему бедному собрату?.. Или, хотя бы, не обижать его?..

— Почему, почему… — проворчал Вент. — Потому что есть другая бедность.

— О чем ты говоришь? — спросила Динь, и по ее голосу Вент понял, что она запуталась.

— Представь, — снова начал Вент, — что у одного волка лучше получается быть милосердным, сострадать, любить и дружить. А у другого все это не получается вовсе. Вот это уже другая бедность. И тут так просто не поделишься. Тех, у кого всего в избытке, тех можно назвать истинно богатыми. Но бывают богатые-бедные, бедные-богатые и бедные-бедные… Тебе не понятно? — спросил Вент, заметив задумчивость волчицы.