Моя прежняя стража ушла, притворив дверь. Те, что стояли около стен сделали шаг вперед, выставив острые пики, готовые к любой моей выходке. Служанки подошли ко мне. Женщина сняла с лица позорный намордник, девушки с двух сторон стали стягивать одежду. Я тихо зашипела, когда теплые пальцы поддели грязную кофту, неосторожно отрывая ткань, прилипшую к ране. Ощущения не из приятных. Одна асинья недовольно нахмурилась, осматривая ужасное на вид ранение, осторожно ощупывая почерневшую по краям плоть. Остатки одежды они ловко сорвали, чтобы не снимать лишний раз наручники, а затем потянули к ванне. Я перекинула ногу через бортик, с опаской погружаясь ступней в обжигающую воду. Мурашки побежали по непривычной коже. От неожиданности я вздрогнула, вскрикнув громче, чем от острой боли в плече. Ведь я впервые принимала настоящую ванну кипящей воды, словно боясь растаять или расплавиться от такого жара. Наконец я ступила ногами в горячую воду, быстро шевеля вмиг покрасневшими пальцами, жмурясь с непривычки. Служанки мягко надавили на плечи, призывая сесть. Я опустилась, позволяя горячей воде проглотить тело, приятно обжечь кожу. Затем голову окатили водой из ковша. От неожиданности я вздрогнула, слепо заметавшись на месте, силясь открыть глаза. Мокрые волосы закрыли лицо, а вода все лилась. Затем ванну наполнила воздушная пена с ароматом сладких пряностей. Длинные волосы забрали назад, обильно намыливая, стараясь прочесать пальцами. Плечи растирала жёсткой мочалкой, снимая всю грязь, наконец позволяя коже дышать. Намылили лицо, шею, осторожно обошлись с руками, снова полили водой, заставили встать. Придерживая за руку, мне помогли выйти на скользкий пол и тут же обернули в огромное мягкое полотенце, тут же впитавшее всю влагу. Кожа раскраснелась и стала необычайно мягкой.
Затем на меня надели бежевое платье. Да такое, чтобы не снимать наручники, с причудливыми рукавами и завязками. Теперь принялись за раны. Мелкие порезы на руке всё ещё не зажили, одна асинья прощупала кожу и недовольно покачала головой. Осколки все же проникли глубоко, пришлось доставать. Девушки с опаской смотрели на меня, осуществляя весьма неприятную операцию, но я не чувствовала боли. Меня переполняло ощущение спокойствия и некого обновления, ванна приятно расслабила мышцы. Потом обработали рану покрупнее, наложив на неё повязку.
Когда с лечение разобрались, старшая асинья взялась приводить мои волосы в божеский вид. Ещё влажные пряди она осторожно прочесывала пальцами, распутывая тугие колтуны, под конец переходя к расчёске. Это отняло немало времени, в итоге мои волосы выглядели действительно хорошо. Они струились темными волнами, слегка переливаясь на свету, закручиваясь локонами на концах. Служанка заплела ровные косы и собрала их в низкую шишку. Я видела в отражении зеркала дверь, когда она открылась. В комнату скользнула прежде мне незнакомая женщина. Она выглядела богаче других. Ухоженная, утонченная, величественная как весь Асгард, она тихо подошла. Служанки кротко приклонили головы и вернулись к своим делам. Я, верно, должно была сделать то же, но не стала. Хорошие манеры не моя стезя, кем бы ни была эта женщина. Она подошла совсем близко, глядя на меня с высока, но без явного презрения. Ее изучающий взгляд от лица скользнул к моей шее. Женщина протянула руку и невесомым прикосновением провела по метке. Она едва заметно сощурилась и заглянула мне в глаза, но ничего не сказала, лишь кивнула самой себе, и удалилась, известив напоследок:
— Заканчивайте приготовления, суд начнется с минуты на минуту.
Служанки засуетились, поправляя мне платье и волосы, снова обрабатывая раны, звеня наручниками. Тяжелые оковы сомкнулись на щиколотках и шее, ощутимо сковывая движения. Браслеты на руках, ногах и горле скреплялись между собой увесистой цепью, окончательно пресекая любую попытку к ненужным телодвижениям, теперь я могла лишь передвигаться маленькими шагами прямо.
Стража оживилась и повела меня по коридорам в знакомом направлении. Волнение ощутимо разрасталось, норовя выплеснуться наружу зябкой дрожью или чем по-хуже. Меня будут судить, по-настоящему судить. Мидгард находится под защитой Асгарда, так что наше с Локи преступление заслуживает серьезной кары. Вот только я не названое дитя Одина и не наследная принцесса Асгарда, какие у меня шансы сохранить голову?
У высоких дверей, оплетенных причудливыми золотыми узорами, стояла стража. Снова эти одинаковые воины, разбросанные по всему дворцу. И внутри их скорее всего тоже будет немерено. Двери распахнулись, и меня провели внутрь. Снова настало время ярких впечатлений. Мы оказались в поистине огромном главном зале дворца. Высокие стены переливались золотом и утонченными украшениями, потолки покрывали красивейшие фрески, пересказывающие самые громкие страницы истории Асгарда, или просто восхваляющие царские династии, широкие колонны угрожающе возвышаются совсем рядом, пугая исполинскими размерами. А вершина всего этого великолепия — трон на пьедестале и Один Всеотец. Я едва не упала на колени перед владыкой Асгарда — асом, по ком написано невесть сколько легенд. Невысокий старец с седыми волосами и всего одним глазом, но с горделивой осанкой и покровительственным взглядом, восседал на троне. Кем бы ни был ас на самом деле, я с детства за глаза считала его истинным царем, поклоняясь скорее Одину, нежели Лафею. Увидеть Всеотца воочию было для меня большой честью.
Двери отворились вновь, и в зал ввели Локи. В тех же позорных оковах, как у меня, тоже умытый и облаченный в парадный камзол. Выглядел он живее, чем раньше, походка развязная и лёгкая, в глазах напускная игривость, на губах притворная, по всей видимости, улыбка. Он не выглядел удрученным, или хотя бы раздосадованным.
Между колоннами тихой тенью промелькнула знакомая женская фигура. Та асинья, что заходила ко мне недавно, теперь вышла из тени, с болезненной тревогой глядя на трикстера, нервно выламывая свои тонкие пальцы.
— Локи… — сорвалось с подрагивающих губ.
— Здравствуй, мама, — с мерзкой издевкой бросил трикстер, — ты гордишься мной?
Неужто это Фригга? Если так, то что за отношения у неё с приемным сыном, и почему она смотрит на Локи с трепетной любовью и состраданием, а он отвечает лишь грубостью.
— Не надо, — без тени обиды попросила она, — будет только хуже.
— Куда уж хуже? — зло спросил трикстер, шагнув ближе к матери.
— Довольно! — перебил его Один. — Я сам поговорю с пленником.
Фригга покорно удалилась, до последнего не сводя глаз с сына.
Локи подошел ближе к трону, намеренно громко звеня цепями, беззаботно оглядывая зал ленивым заискивающим взглядом.
— Не возьму в толку, из-за чего весь сыр-бор? — как ни в чем не бывало спросил он, невинно разводят руками.
— Ты нисколько не раскаиваешься в содеянном? — сохраняя спокойствие, спросил Один. — Где ты, там всюду война, разруха и смерть.
— Я отправился в Мидгард, дабы править там смертными, как милосердный бог, такой же как ты, — уверенный в своей правоте, просто отвечал Локи.
— Мы не боги, — Один слегка качнул головой, — мы рождаемся, живем, умираем, также как люди.
— Плюс-минус пять тысяч лет, — поправил его трикстер.
— И все это из-за притязаний на заветный трон, — тяжело вздохнул Всеотец.
— Я рожден править! — вскричал Локи, вкладывая в эти слова всю злобу и обиду, таившиеся в его душе.
— Ты был рождён… — нездержавшись воскликнул Один, запнувшись, но все же договорив, — чтобы умереть. Ещё в детстве, тихо сгинуть на ледяных скалах. Не прояви я жалость, никто бы никогда не узнал о тебе.
Локи молчал. Я видела, как сжались его губы и обиженно сверкнули глаза. Но он явно не собирался покорно терпеть, защищаясь колкими фразами:
— Если меня казнят, то прошу, отец, не надо… прелюдий, — Локи как мог скрывал сильнейшую обиду, укрепляя сложившийся образ бессердечного преступника. — Я большой поклонник твоих нравоучений, но ты не убедителен.
— То, что ты жив — заслуга Фригги, и ее ты больше не увидишь, — спокойно говорил Один. — Остаток дней проведешь в темнице.
