— Что я должна тебе рассказать? — обиженно, или уже испуганно, спросила Кейт, искренне полагая, что Роджер не догадается никогда.
— Да хватит, — протянул барабанщик, — и сама прекрасно понимаешь.
— Нет, я понятия не имею, что ты хочешь от меня услышать! — не оставляя попыток вырваться, недовольно отвечала Кейт. — Просто отпусти меня наконец!
Роджер слегка ослабил хватку, приподнявшись на локте, но попрежнему удерживая Кейт рядом с собой. Теперь он заглядывал ей в глаза, неприклонно заявив:
— Я слушаю.
Кейт умело строила недоумевающее выражение лица, делая вид, что абсолютно не понимает, о чем идет речь. Она даже не рассматривала такого варианта, что просто возьмет и все выложит. Нет, никогда и никому она этого не расскажет, просто потому что не сможет.
— Я все сказала, — твердо сопротивлялась Кейт. — Просто нет настроения.
Роджет недовольно закатил глаза, коротко кивая, а затем снова скользнул рукой по телу девушки вниз. Ее реакция стоила всяких слов. Кейт быстро перехватила его запястье и отвела в сторону, при этом буквально вжимаясь в мягкий матрас, словно прячась.
— Нет настроения? — переспросил Роджер, глядя на нее в упор.
Пользуясь случаем, Кейт откинула его руку, садясь на кровати. Уходить смысла не было, а так хотя бы можно было укрыться он проницательного взгляда зеленых глаз. Все это слишком… просто слишком.
Роджер тоже поднялся, садясь напротив. Он молчал, ожидая, что Кейт все же расскажет ему хоть что-нибудь, но она не говорила, молча глядя куда-то в сторону, напряженно закусывая губу. Эта ситуация была неприятна до тошноты. Кейт многое отдала бы, чтобы неизбежный разговор не начинался никогда. Теперь она понимала, что не отвертится. Роджер слишком упрям, чтобы оставить эту очевидную недосказанность. И его можно понять, но кому от этого легче? Уж точно не Кейт.
Обстановка накалялась, передавая Роджеру какое-то непонятное волнение и тревогу. Напрочь забыв, что любое неосторожное движение может ранить, он мягко коснулся ее колена, надеясь если не выбить на откровения, то хотя бы успокоить, но сделал только хуже.
— Не трогай! — неожиданно для самой себя прикрикнула Кейт, тут же сбрасывая его руку.
— Кейт, в чем дело? — он уже откровенно допытывался, но иначе было нельзя.
Она молчала, обнимая себя за колени, сжимаясь, словно прячась от всего мира.
— Я когда-то обидел тебя? — барабанщик начал предполагать.
— Нет, — тихо ответила Кейт, с волнением думая, найдет ли он таким перебором истинную причину.
— Это из-за того случая в баре? — осторожно спросил он, вспоминая злополучный вечер первого нервного срыва.
— Нет, — еще тише отвечала Кейт, чувствуя, как неприятно защипало в глазах.
— У тебя были другие мужчины до меня? — пугаясь от одного только предположения, спросил Роджер.
Кейт молчала, отвернувшись, пряча от него лицо, по которому уже тихо струились слезы.
— Я первый? — наконец спросил Роджер, подозревая, что мыслит в нужном направлении.
— Нет, Роджер, ты не первый! — вскрикнула она, наконец повернувшись.
Барабанщик испуганно вздрогнул. Кейт выглядела действительно плохо. Она тяжело дышала, уже начала тихо всхлипывать, глаза покраснели, снова и снова заполняясь слезами. Губы подрагивали, как у испуганного ребенка, отчего она выглядела еще более жалко и разбито.
— Роджер, меня… — Кейт замолчала, открывая рот, каждый раз надеясь, что сможет произнести это вслух, и каждый раз бессильно замолкая, — меня…
Она много раз представляла, как рассказывает это, наивно полагая, что это совсем не сложно, что хоть спустя столько лет получится. Но она не могла сказать, казалось, произнести одно это слово просто невозможно. Губы отказывались подчиняться, лишь бессильно подрагивая в сбитом дыхании. Тогда Кейт поняла, что еще ни разу не говорила этого вслух. Эмма догадалась сама, выбив у подруги в тот день лишь короткий кивок. Кейт словно вернулась на пять лет назад, как сейчас ощущая свое тогдашнее состояние. Только сейчас она осознавала свою огромную ошибку — нельзя смириться с таким потрясением, не приняв его до конца. Оно будет гложить всю жизнь, всплывая тяжелым напоминанием в любой неоднозначной ситуации. Только сейчас становилось очевидно — годы, за которые она якобы забывала, училась справляться и жить заново, были проведены впустую. Кейт не справилась в одиночку, теперь она чувствовала это ясно как никогда.
Все это читалось на ее лице, сильно пугая Роджера, корый начал догадываться о самом страшном. Он долго отметал это ужасное предположения, искренне не веря, что такое вообще могло произойти. Но все было уже понятно и без слов. Он взял Кейт за руку, крепко сжав, с опаской поглядывая на нее. Она затаила дыхание, глядя на его рук, чувствуя теплую ладонь, физически ощущая поддержку, которая так много значила. Она прекрасно понимала, что он догадывается, но все равно нуждается в объяснении. Она и сама в этом нуждалась даже больше.
— Меня… — снова попыталась выдавить из себя злосчастное слово Кейт, опять болезненно замолкая. — Меня изнасиловали…
Кажется, сердце перестало биться. Какое-то новое, неизвестное доселе чувство медленно разливалось по телу, порождая сильную дрожь. Это короткое признание словно открыло что-то необыкновенное, обнажило другую сторону. Воспоминания вспыхнули ярче, вызывая отвращение и ужасную тошноту, но не страх. Это первобытное ужасающее чувство медленно растворялось, оставаясь лишь маленьким тлеющим огоньком в душе. Теперь Кейт терзала обида, боль и отвращение, и еще много других мерзких чувств, но страх словно испарился. Одно короткое признание открывало глаза, позволяя видеть причины и бороться с проблемой, а не слепо прятаться и зарываться глубже в ворох давящих рассуждений.
Роджер тоже был ощутимо поражен. До этого он все равно не верил полностью, до последнего надеясь, что не произошло самое страшное. Теперь же все встало на свои места, словно пазл складывая воедино все неясные выходки Кейт, да и в целом ее поведение. Барабанщик почувствовал вину, беря на себя долю ответственности, отчасти он тоже виноват, по незнанию лишь подпитывая страхи Кейт. Он отдернул руку, только сейчас в полной мере осознав, насколько губительными могут быть прикосновения.
Этот короткий жест не укрылся от Кейт. Она подняла на него непонимающий тревожный взгляд.
— Не убирай, — тихо попросила она, снова сжимая его руку.
— Ты можешь не говорить, если не хочешь, — произнес Роджер, с тревогой глядя на девушку.
— Я хочу, — с кривой неестественной улыбкой призналась она и снова замолчала.
— Ты кому-нибудь рассказывала? — сам издалека начал расспрашивать Роджер.
— Только Эмме.
— Давно это произошло? — он задал самый волновавший его вопрос, боясь услышать ближайшие даты.
— В 70-м, — ответила Кейт, бездумно глядя прямо перед собой, — мне тогда было 19.
Она закрыла глаза, откидывая голову назад, погружаясь в воспоминания. Воображение запросто рисовало события тех дней, отзываясь тупой болью в груди.
— Тогда я была совсем другой, — словно через силу начала Кейт, подходя к истории осторожно, — какое-то время жила в общежитии. Мне хотелось свободы и самостоятельности, я практически сбежала от родителей, — грустно усмехнулась она. — Мы с Эммой отрывались по полной. Каждый вечер ошивались в барах, пили, знакомились с парнями. Нам просто было хорошо и весело, и мысль не промелькнула, что может случиться что-то нехорошее. С кем угодно, но точно не с нами.
Кейт сокрушенно закрыла лицо руками, тяжело выдыхая, до сих пор укоряя себя за глупость и беспечность.
— Однажды я познакомилась с парнем, — продолжала она, — мы были одного возраста, оба беззаботные и глупые. Но я, видимо, совсем не соображала, если после первой же недели общения решила, что влюбилась. Да я и не встречалась ни с кем прежде, поэтому легко повелась. Ошибка. Огромная ошибка.
Она снова замолчала. Сейчас Кейт, кажется, уже чувствовала себя лучше. Слезы высохли, дыхание выровнялось, она тихо рассказывала, глядя прямо перед собой пустым взглядом.
