Вечером Света звонила Томке.

– А ты знаешь, что ваш спа-салон «Венера», который на первом этаже, закрыли?

– Нет. Ну, я вижу, что давно никто не ходит, а почему?

– Если честно, я рада, половина их клиентов теперь у меня, – но, опомнившись, Света добавила, – причины правда безрадостные, представляешь, две смерти.

– А я-то думаю, что у нас тут, то скорая, то полиция…

– Я подробно всех деталей не знаю, но обе девицы ходили на омолаживающую капсулу, вроде как было нелицензионное оборудование или ещё что, но факт остаётся фактом. Когда первая мадам коньки отбросила, всё как-то замяли, мол, у неё противопоказания были, а она о них не сообщила. Но вот когда во второй раз случилось, за них взялись очень серьёзно. Но это всё на уровне сплетен…

Положив трубку, Тамара призадумалась и медленно заходила из угла в угол. Остановилась у окна и перезвонила Свете.

– Слушай, Свет, а когда именно умерли эти женщины?

– Какие? Ах, да. Одна прям на майские праздники, я почему помню, вы тогда в Египет улетали отдыхать. Помнишь, я тебе с сумками помогала, а в этот момент у дома заварушка: машины, врачи?

– Да, да, помню конечно… В день нашего отъезда. Так. А вторая?

– Кажется на прошлой неделе, но врать не буду, не знаю.

На протяжении всей своей жизни тихий омут Альберта неутомимо плодил чертей. Выплеснуть себя ни словом, ни делом, в силу воспитания, он позволить себе не мог. Собственно, как у любой особи, у него было всего три варианта – взорваться бунтом, сломаться или приспособиться.

Эта ночь ничем не отличалась от сотни других: квартира с тихим мужем, чахнущим по непонятным причинам ребенком, изможденной и тревожной женой.

Альберту снился сон. Он брёл в каком-то полумраке, пробираясь сквозь невнятные, как это бывает во сне, растения, и наконец-то вышел к темному озеру, окутанному тяжелым пепельным туманом. Посмотрев на глубокое небо, Альберт увидел её. Он не видел её много лет, но узнал сразу. Лёгкая, в простом платье, она висела на метле и лукаво ему улыбалась, потом растворилась во тьме. Альберт продолжил путь к озеру. У самого берега недалеко друг от друга росли невысокие гладкие и голые деревья, местами их змеевидные корни выныривали из-под земли, причудливо переплетаясь. Альберт подошёл ближе к одному из них и поднял голову вверх, прямо над его головой на толстых ветвях расположилась аппетитная и совершенно обнаженная женщина, она сидела в продольном шпагате, ноги опирались на ветви дерева, и прямо перед взором Альберта крупным планом сияли влагой ее половые губы. Она вызывающе посмотрела на Альберта сверху вниз, медленно взяла свои груди в руки и стала со стоном их облизывать. Он, жадно и не моргая, протянул руки вверх и стал водить ими по теплому желанному телу, он чувствовал головокружительное возбуждение, в какой-то момент в потоках подсознания мелькнула размытая мысль: «Это нереально, это сон, здесь можно всё, никто не узнает». Он повернул голову вправо, на другом дереве сидела такая же дева, она стала спускаться задом, максимально прогибаясь и раздвигая ноги, предоставляя ему возможность визуально насладиться своими гениталиями. Боковым зрением он заметил, что с третьего дерева спускается ещё одна. Он снова поднял голову вверх и стал прерывисто вдыхать чужой аромат, искать выше руками мягкую грудь, пока две другие искусительницы с телами порноактрис оседлали большие пальцы его ног, оплели, как плющ, его вставший ствол…он проснулся.

Сердце билось часто, тело было в максимальной готовности. Он повернулся к жене, приспустил одеяло, увидел затылок Томы, выглядывавший из старой байковой ночной сорочки. Жена, чуть поворочавшись, выпустила газ. Но в его состоянии такая мелочь не могла повлиять на желание. Он решительно положил руку ей на талию и придвинулся ближе.

Тамара еще не спала. Она уже привыкла, что супруг рано ложится, потому что нужно рано вставать в университет. Она же очень долго не могла уснуть, прислушивалась к шорохам в квартире, думала, переваривала и переживала заново всё, что произошло в течение дня. Она много ела вечером, заедала свой стресс и Петрушино горе, живот надулся и болел, мешал отключиться. Тома почувствовала руку мужа и удивилась. Повернулась к нему.

– Том… Не спишь?

Её обдало горячим несвежим дыханием Альберта, в темноте его рот показался ей какой-то зловонной черной дырой, живот еще больше скрутило. Из-под одеяла она почувствовала запах его немытого вспотевшего тела, и стало совсем неприятно. Она проигрывала бой, ежедневно напоминая Альберту принимать на ночь душ. У Бертика были свои правила гигиены, которые он не собирался менять: он принимал душ каждое утро, очень дотошно вычищал все свои «перышки» и уходил на работу свежий и ароматный, в его распорядке дня не было места для вечернего омовения.

– Спи… – пробурчала она резко, глухо и очень зло, также резко отвернулась и натянула одеяло до ушей.

Альберт несколько секунд пялился в тёмный потолок, покрытый пятнами отсветов от уличных фонарей. Он встал и пошёл в ванную. Пройдя через мрак прихожей, Альберт щелкнул выключателем в ванной. Лампа зажглась, сверкнула, издала секундный неприятный скрежет и погасла, перегорев. Он вошел в темноту и закрыл за собой дверь. Ослеплённый вспышкой, он совершенно ничего не видел, поэтому просто закрыл глаза и спустил штаны…

Кот осторожно вышел в коридор, потянул носом, подошел к двери ванной комнаты и поскреб передними лапами плинтус. Тамара слушала. Слышала все передвижения мужа по ночной квартире. Когда дверь за Бертиком закрылась, Тома взяла себя обеими руками за грудь и тихо заплакала. Ей хотелось нежных поцелуев, она вспоминала смуглые смелые руки Ахмеда, заново прокручивала в голове все те жизненно необходимые для женщины слова, которые он шептал, как с первого же дня знакомства, не стесняясь, называл женой и любил, любил каждую ночь, по несколько раз за ночь, ненасытный, горячий. Ахмед говорил, что у них будет яхта, и каждый день они будут любоваться восходом и закатом. Нет, она так больше жить не может. И не будет.

Прошло полгода с момента ее поездки в Египет, целых шесть месяцев никаких встреч, только переписка в телефоне на изломанном интернетным переводчиком английском и голосовые сообщения по-русски. Мучительные, бесконечные полгода. Удручало еще и то, что любимая подруга стала звонить всё реже, а совместные выходы в клубы и другие приятные места и вовсе прекратились, потому что Светлана влюбилась. Тома, глотая сопли, плакала в подушку.

Утром Тамара проснулась разбитой, но она уже почти привыкла ощущать себя так. Который теперь час? Потрогав руками лицо, она сообразила, что опять из-за вчерашних ночных рыданий будет ходить весь день опухшая. «Тома Булкина». Фамилия была еще одним поводом ненавидеть Альберта. Женщина прошла в ванную и открыла дверь.

Альберт со спущенными пижамными штанами, странно вывернувшись, полулежал на кафельном полу, весь иссиня-серый. На лицо смотреть было жутко. Парализовано как будто в агонии и страсти одновременно.

Женщина сделала шаг назад и захлопнула дверь. Нутро рвалось наружу, и ее вытошнило. Пошатываясь, она рванула в комнату сына и с вытаращенными немигающими глазами стала вглядываться в его лицо. Петр, слабо посапывая, спокойно спал, в его ногах, тепло свернувшись, также мирно урчал Василий.

25 октября 2017.

Девять дней после похорон

Альберта

Тамара зашла на кухню. За столом сидел бледно-серый Альберт в погребальной одежде. Сильно ссутулившись, пряча левую руку под столом, правой он жадно наворачивал борщ. Каждый раз, когда он открывал рот, из него сыпалась земля, и, смешивая с борщом, он запихивал её обратно.

– Тамара! Царица ты моя роскошная, – говорил Бертик, продолжая давиться, – если бы ты знала, хорошая моя, как я соскучился по твоему борщу!