– Два мальчика, – крикнул этот негодяй в полуоткрытую дверь. – Один вооружён, второй гентас. Будет с чем… – Я не могу передать его слова, они были черны и отвратительны. Мы услышали сейчас, что от нас хотят. И это было очень страшно. Я так никогда не дрожал внутри, но стойку держал и на верзилу смотрел грозно, пока он и сам не вытащил такой же клинок. Здесь стало нечем дышать.

Он сказал “с чем”. Не считал моего брата живым, хотя может и меня тоже имел в виду, куда мне спрашивать сейчас об этом? Но Эдвине на это было плевать. Он знал, что я рядом и набрался смелости, встал около меня и с разгневанными глазами начал свою яростную речь:

– Если ты сейчас же не уберёшься прочь… Твои внутренности будут висеть на этой самой двери, дьявольское создание! Извинись и прочь пошёл отсюда, тварь!!! – Он кричал и сжимал кулачки, пока вся эта ярость вырывалась из него.

Бандит ничего не говорит, он делает выпад с ножом, чтобы поранить меня, но я, к счастью, ловко уклоняюсь и с резким и сильным взмахом вставляю свой клинок с глухим звуком ему в спину. Чудовище орёт от невыносимой боли и в этот же момент Эдвине ударяет ему своим коленом по лицу, разбивая нос в кровь. Из дверей выходят ещё трое совершенно разных поганых отродий. Они были обозлены и заметно вооружены лучше. Первый бандит, что полез к нам, уже лежал мёртвый.

Я услышал у себя в голове явные мысли брата, которого изводила одышка от собственной ярости. Пока я вынимал из умершего клинок, сзади на меня кто-то накинулся. И я был бы убит так же в спину, не ослепи Эдвине бандита своим огнём. Полыхающая стена поднялась из его тела и стала расходиться и разбегаться вокруг нас. Здесь стоял отвратительный запах подпаленных волос, плоти и набухающих, горящих, ничего больше невидящих глаз. Этот неизвестный мне готтос кричал, пока мог, в свой час расплаты, он хоть ничего не видел физически, но на самом деле понял большее, чем кто-либо из нас, находящихся здесь. Я не мог выбраться из огня, по телу шёл пот от его жара, а Эдви рыдал, почти что молча, сжав зубы так крепко, как мог. Он смотрел на то, что сделал и вдруг начал смеяться, как сумасшедший: плач и смех смешались в одну ноту дикой боли и сожаления о потерянной невинности его существа. Но лучше так, чем в лапах этих тварей. Остальные убежали прочь от нас, как они назвали – дьявольских созданий, а дверь в гетто плотно закрылась с другой стороны. Когда тело догорело, и огонь притих, Эдвине пошатнулся и упал бы на колени, не окажись я рядом. Он свалился ко мне на грудь и кричал, не так громко, как погибший в огне, но так чувственно, что я сам расплакался и сел на колени – они предали меня и задрожали, опуская нас обоих.

– Арх… Ах… Я-я защитил нас… Я же просто защищал нас, Ботта!

– Всё хорошо, всё закончилось. – Я подаю ему папку с пола, что он бережно замотал и скрыл от огня. – У нас… есть дела поважней, чем горевать о никому ненужных бродягах, что на нас напали. Лучше… Давай отнесём это сэру Омине. Ну же, Эдвине, ты нужен мне, как никогда. Не плачь!

Нас прерывает пришедший Омине. За ним тянулись ещё пара стражей, но отвёл от места происшествия нас именно принц, закрыв спины своим гентийским плащом.

– И что же вы тут натворили? Вы же понимаете, что теперь под моей ответственностью?.. – Строго сказал он нам, дав знать, что настроен очень серьёзно.

Принц был нахмурен и холоден, впрочем, как и всегда. Он увидел, что с нами стало – кем мы сделались из-за отсутствия родителей. И просто увёл оттуда, ведя за собой неизвестно куда. Мы с братом уже обсудили, что не хотим доверять сэру Омине, но… я всё же доверился. Сейчас его помощь была хорошим успокоением Эдвине. Говорят же, что врагов надо держать особенно близко?.. Вот, наверное, это и есть тот самый случай.

Нас не стали расспрашивать – всё и так было понятно для господина Слэйда. Омине показал перстень брата, рассказал, что ещё не видел его без пальца, но точно знает, что на этом самом украшении их фамильный герб. Герб Роксофордов – сокол и змея, обвивающая его парящее в воздухе тело. Знак змеи принадлежал долгое время семье королевы Роксонии, а знак сокола принёс с собой и с самой фамилией павший в бою почти двадцать лет назад король Нил.

Показаний принца, так или иначе, было достаточно. Документы у нас не забрали, аргументировав тем, что это собственность Теноверов… А мы – последние из Теноверов, имеем полное право их никому не отдать. Однако не сказал бы, что господин Омине не заинтересовался идеей проникнуть и узнать, что же в них.

Не прошёл и час, как мы уже ехали в карете вновь в городе Лодунум – назад в поместье мясника. Омине обещал нам на сегодня тёплый приём и кров, если потребуется. Принцу, естественно, нужны были лишь эти документы, но в качестве предлога послужило его якобы бурное желание научить меня и брата владеть катаной. Я умел драться на мечах, поэтому показать себя в бою не отказался. А вот брата это предложение потрясло – не терпел он уже, когда впервые возьмёт меч в руки. И меня это не пугало… Теперь не пугало. Я был рад, что он сможет за себя заступиться, хотя бы магически.

Нас поселили вдвоём в одних гостевых покоях, потому что они были ближе всего к принцу. Он переживал за нашу безопасность, и это сильно льстило. У нас была своя ванная комната, зал с камином и спальня. Эдвине вернулся раньше меня и сидел сейчас в одном полотенце, с мокрыми волосами и освежившийся. Он пил горячий чай у огня, слегка то и дело посапывая. Ковёр здесь был, да и украшения – всё как во дворце! Принц облагородил дом одним своим появлением.

Если честно… Я сейчас вот после ванны стою, тоже мокрый, тоже в шортах и с капельками по всему телу… и боюсь подойти к Эдвине. В руках моих был блокнот – тот, что Эдви подарил мне для эскизов и рисунков, и чёткое нежелание опять начинать этот разговор. Но он обязательно будет! Это наша прямая необходимость! Иначе можно сойти с ума, если не говорить… А говорить надо! Обсуждать что-либо – сейчас главное, что нам необходимо делать постоянно. Просто попытаться ещё раз понять, что мы единственные живые Теноверы на всём свете. Это глупо? Я вряд ли считаю это чепухой, когда это до сих пор помогало нам держаться.

А больше всего я боялся именно за него. После того, что он сегодня сделал – убил готтос – Эдвине ни с кем не разговаривал. Даже сейчас он сидит и просто наблюдает за огненными языками…

– Ботта… А ведь с камина всё и началось?

– Ах?..

– У мамы в мастерской. Он ни с того ни с сего загорелся, когда я начал бушевать по поводу портрета Редвульфа… Теперь я знаю, что это моя работа была, но… – Эдвине опять замолчал и посмотрел на то, как отражается игра пламени на чае в кружке и отставил его за ненадобностью.

– Эдви, а можно я к тебе присяду? Хочу порисовать!

      В ответ, конечно, опять молчание. Краем губ улыбается, наверное, компанию мою ценит. Ценит, что я сохранил его подарок. Сажусь рядом, опускаю голову ему на плечо, подаю блокнот. Он берёт и сразу смеётся моему глупому рисунку. Я нарисовал принца Реда по памяти, но получился он очень глупо с кривыми глазами и неправильной формой лица.

– Кха… Какой смешной! Если ты его так видишь, то мыслим мы одинаково, братик.

Он смеялся… Ах, он только что засмеялся! Я так обрадовался, что смог его развеселить, что слёзы выступили у меня на глазах…

– Эдви, так что у тебя на душе? Ты такой грустный сидел, не говорил ни с кем весь день после нашей поездки к стражам.

– Да!!! Не знаю. – Выпаливаю, поднимаясь, смотря в его глаза. – Не могу я всего знать, Эдвине. Это ведь не так страшно – рассказать мне, что с тобой?