— Ты видел богов? — воскликнул он, пытаясь заглянуть в глаза — не лгу ли я, не сошел ли с ума.

— Нет, но познал многое, что заставило меня верить в другое — в то, что тела наши бренны, а души вечны.

— Эней, я слышал подобное от какого-то нищего философа, чужеземца, имени его я даже не запомнил! — Калас вновь опустился на ложе, считая речь мою пустой и бессмысленной. — Это все Геката!

Но я продолжал:

— От него или от кого-либо другого — не важно. Мне открылась тайна о нас с тобой. Почему тебя влечет ко мне, почему ты выбрал меня из тысячи других, выделил? У тебя жены, диктерии, тебе были неинтересны мальчики или мужчины. Вдруг ты увидел меня, не в лучшем виде, но ты воспылал страстью, неутолимой и бездонной. Ты пил ее без остатка, но тебе все равно не хватало! Ночи, напоенные ею, были не тем лекарством, что требовала твоя душа, ты хотел быть со мной, любить и быть любимым.

— Вот и объяснение — ты сводишь меня с ума, околдовал, потому что — особенный.

— А ты не задумывался — почему?

— Нет, — Калас удивился моему вопросу. — Я просто влюбился, и это чувство не отпускает меня и по сей день. Мы ссорились и мирились, мне причиняют сильные страдания твое отсутствие или невнимание. На то воля богов.

— Быть может, но мы с тобой связаны нитью. Наши души — две половины, стремящиеся навстречу друг другу, и так было всегда, какие бы тела мы не имели.

— Теперь я не понимаю тебя, Эней.

— Ну, хорошо, — я попытался все объяснить, — вот сейчас мы здесь — ты, Калас, мужчина, я — Эней, мужчина. Мы родились в Элладе, ты раньше, я позже. Ты прошел длительный путь воина, пока не оказался под стенами Фив, я же там родился и нигде не был. Но, вдруг ты проезжая мимо, каким-то образом увидел, как падает незнакомый юноша, почти враг, задыхаясь в петле. Что тогда произошло? Какое дело было тебе до умирающего раба? Таких много, как и крови на твоих руках. Но ты бросаешься спасать меня в тот момент, уже пораженный озарением, что я тот, кого ты всю жизнь искал. Я прав? — Калас кивнул, я продолжил. — Мы так неожиданно встретились, чтобы уже не разлучаться, какие бы препятствия не вставали на нашем пути. Я многие годы тебя не понимал — пока не получил откровения. Мы родились, чтобы встретиться, как это было не раз. В других телах, в других обличьях — мы были и мужчинами, и женщинами.

— Я был женщиной?

— Да.

— Ты болен, очень сильно, такого не может быть!

— Представь, что тело твое изменилось — красивое, тонкое, но сильное. Длинные волосы, грудь…

— Эней, хочешь женщину — пойдем к диктериям и хватит бредить, будто разум твой околдовали! — Калас попытался встать с ложа, но я обхватил его за плечи, заставил вернуться:

— Нет, не уходи, нельзя. Ну почему ты не хочешь мне поверить? Об этом говорил еще Сократ устами своего ученика Платона, что души наши бессмертны [1]!

— Опять ты о своих философах! — устало ответил Калас и прикрыл глаза. — Знаю, что мне придется слушать тебя до утра. Лучше расскажи о том, что происходит: нас тоже коснется гнев царя? Что задумал Птолемей?

Я замотал головой:

— Птолемей наш друг, он и запер нас здесь, чтобы спасти.

— Спасти от чего? Чтобы мы не сбежали из лагеря? Чтобы не навели смуту в войсках? Не попытались защитить Пармениона? Ответь мне, Эней, быть может, мчится к нему уже гонец царя с приказом убить?

— Я не знаю… — с мольбой в голосе ответил я, — никто не говорит, что происходит, я могу назвать только имена, но все они — приближенные царя. Если они наносят удар по Пармениону, то и по всем представителям его рода и его ставленникам.

— По мне, — уточнил Калас, — если я останусь жив, то у меня больше нет будущего, да и от славного прошлого ничего не остается. А ты — с ними, тебе ничего не грозит. Ты пытаешься спасти меня, отвлекаешь разговорами, а там за стенами — мои товарищи будут преданы. И я ничего не делаю, чтобы их спасти. Что скажешь, Эней, зачем мне нужны твои чудные откровения?

— Они важны для нас! Не все ли равно, что происходит в этом мире, когда мы должны жить друг для друга. Мы оставим службу у царя Александра, уедем в Элладу или еще куда-нибудь, будем жить в мире, где никто не будет нам угрожать. Только друг для друга. Потерпи немного, поверь, положись на меня, я все сделаю, чтобы сбылось все задуманное.

— И ты покинешь Птолемея? Оставишь желание увидеть иные земли?

— Да, и я уже принял такое решение.

Калас прижал меня к себе, поделился теплом своего тела. Вскоре мы заснули, и наступил новый день, полный тревог и надежд. Птолемей пришел за нами, когда все было закончено — Филота казнен. Все, кто был ему близок, схвачены и допрашивались царем. В то же время, войску было приказано собирать шатры — поход продолжался. Калас отправился назад в лагерь, к Гелепонту, а мы, с Птолемеем, продолжили путь по городу:

— Все кончено? — спросил я его. Птолемей только кивнул, но во взгляде его читалось сомнение. — Нет?

— Царь собирается казнить других изменников, если найдет, но пока их двое — Деметрий и Александр Линкестид. Еще — Аминта, сын Аррабея, его племянник. Остальные — покончили собой этой ночью или были убиты при попытке бегства. Но это — не конец…

— Или просто убиты, — продолжил я. — Что получаешь ты?

— Близость царя, я буду его телохранителем, вместо Деметрия.

— А я?

— Ты — со мной! Я позабочусь о воинском звании для тебя или можешь остаться, чтобы вести мои дела, но мы уже достаточно вознесли царя, чтобы ему понадобились услуги оракулов, прорицателей и толкователей снов. Если он захочет, мы можем помочь управлять завоеванными землями. Или… — Птолемей не договорил. К нам приближалось несколько воинов, и вид их был весьма грозен. Я видел, как побледнел от страха Птолемей, первый раз за все время, что я его знал. — Что происходит? По чьему приказу вы здесь? — обратился он к командиру, сдерживая дрожь в голосе.

— По поручению царя Александра, мы должны доставить — Энея, сына Каласа, в суд.

Мы с Птолемеем, с нескрываемым ужасом воззрились друг на друга. «Ты предал меня?», — вопрошали мои глаза. «Никогда!», — отвечал мой хозяин. Видно, что-то пошло не по плану.

— Я иду с вами. Если судят моего друга, я должен его защитить! — воскликнул Птолемей. Командир стражников лишь пожал плечами.

Они связали мои руки и повели через весь город, к царскому шатру. Я успокаивал себя, что, возможно, произошло нечто непредвиденное, какая-то ошибка. Уж, я-то точно не участвовал ни в одном заговоре. Если только Птолемей мог, что-то не учесть в своей хитроумно спланированной комбинации.

Мне было указано сесть рядом с шатром, пока царь не позовет нас. Птолемей остался стоять рядом. Из шатра вышел Кратер, которого он тотчас увлек в сторону. Они начали отчаянно шептаться, причем Кратер выглядел так же удрученным вестью о моем пленении. Мысли же мои были как раз далеко от выгод тех, кто устроил заговор, а с теми, кто будет казнен.

Аминта, сын Аррабея из Линкестиды. Единственный, кто остался свободным из этого знатного царского рода, кто мог бы претендовать на власть в Македонии. Один из верных людей Александра — он всегда был с ним, со смерти царя Филиппа. Ни смотря на что — на казнь своего отца и дяди, на то, что его второй дядя уж четвертый год, как в цепях сопровождает военный обоз, что брату его пришлось стать изгнанником. Этот храбрый воин с достойным упорством продолжал доказывать чистоту мыслей и свою преданность царю Александру. Он осудил и Филоту, и Пармениона, но это ему не помогло. Ни подвиги, ни храбрость, ни уважение не могли помешать воле царя.

Александр, сын Павсания из Линкестиды, который не успел покрыть себя славой, момент его триумфа был короток, благодаря желанию Каласа вернуться в войско и воле Пармениона, величайшего, в чем нет сомнений, полководца.

Филота, сын Пармениона, не он ли был всегда впереди? Всегда с царем Александром, с детства и юности, в трудных походах в самом начале царствования, когда Македония оказалась на волосок от гибели, каждую минуту в битвах на персидской земле.