— Значит, мы теперь вместе. И я хочу верить в пророчество, что могу тебе полностью доверять, — закончил мой господин.
— Конечно, Птолемей, как и раньше, — я смотрел на него, полными наивного простодушия глазами. «Интересно, он мне расскажет, с кем встречался в ту ночь, когда я отправился к египетскому оракулу или нет?». Но он не отомкнул уста, рассказывая о том, что произошло в последние три месяца, пока я отсутствовал, и о планах на будущее.
***
От автора: все, описанные Энеем видения, не какая-то «левая» история. Они — производное психики одного человека. После «клинической смерти» внутри произошло слияние верований, которые были известны и обсуждаемы на тот момент времени: учение о том, что первоначально люди были гермафродитами и были разделены богами на две половины, учение о перерождении душ и учение, что внутри человека имеются два начала — мужское и женское: Анимус и Анима. Воин в доспехах в предыдущих снах был проявлением Анимуса, призрачная женщина — Анимы. Поскольку Эней не мог примирить в своём сознании чувство любви, то его психика постаралась выстроить стройную цепочку выводов, иначе герой продолжил бы пребывать в умственном расстройстве от всяких видений и не смог бы вернуться в реальный мир.
***
[1] Сетроитский ном, в состав которого входил Пелузий (укрепленный форт на востоке дельты Нила), Бубаститский ном и Аравийский ном.
[2] Камбиз — сын Кира II, царя Персии (царь 538-37 г.г., с 530 г. царь Персии). Завоеватель Египта и правитель огромной Персидской державы отметил свое правление жестокостью, отсутствием почтения к древнеегипетским культам и разрушением храмов. Он принес в жертву персидским богам священного быка египтян Аписа, вскрывал и грабил могилы. В период правления его, а также его наследников, в Египте неоднократно поднимались восстания против завоевателей, и даже на короткое время приходили к власти египетские династии (XXIX и XXX (398-343 г.г. до н.э.), но окончательно сбросить персидское иго не удавалось вплоть до прихода легионов Александра Македонского в 332 г.
[3] Храм Амона воздвигнут в период XXVI-й династии, которая правила Египтом с 663 г. до 525 г. до н. э. Жрецы его очень скоро прославились своими прорицаниями, и уже в VI веке до н.э. оракул Сивы считался одним из семи знаменитых оракулов античного мира.
[4] Лета — река «забвения» в царстве мертвых.
========== Египет, глава 2. Мне предлагают дружбу ==========
Калас
»… Не все было спокойно в Македонии и родной Фессалии. Наконец-то пришли письма, как старые, так и новые. Победа при Иссе не успокоила ни Элладу, ни народы завоеванных земель. Деметрий, принявший власть, после моего отказа от должности сатрапа Гелеспонтской Фригии, погиб. Антигон теперь владел всей Фригией и старался успокоить возникающие то там, то здесь, мелкие стихийные восстания варварских племен. Антипатр в Македонии собирал силы против спартанского царя Агиса. Оратор Демосфен в Афинах раздувал тлеющее недовольство полисов по всей Элладе. В море шли бои между македонцами и персами за владычество над островами.
Из дома приходили и радостные и тревожные вести. Клеопу я выдал замуж еще год назад, скоро она обещала одарить меня внуком или внучкой, Тиро, поддерживаемая Алкменой, наоборот, слезно умоляла меня не искать ей мужа так рано. Клейте источала язвительную желчь, что я бросил свою семью на произвол судьбы, отказавшись от сатрапии. Теперь, говорила она, нас никто не станет уважать, потому что в Македонии правит Антипатр, а ты — «вместо того, чтобы приобретать влиятельных друзей и быть ближе к дому, хочешь закончить свою жизнь в гнилостной яме!».
Из Фессалии от Пелия тоже пришло письмо, привезенное Эсоном, сыном Кассандра. Этот юноша решил снискать воинской славы, поэтому приехал в составе нового пополнения, рассчитывая, безусловно, и на мою помощь. Из его длинного рассказа и письма я узнал, что Кассандр погиб — в опьянении упал с лошади и сломал себе шею, хотя многие подозревают, что его убили, уж слишком много недругов желали ему смерти. Все дела и заботу о доме Пелий передал старшему — Полидевку, а Эсону ничего не оставалось иного, как искать собственный путь. Двум братьям, таким разным, стало слишком тесно в одном перистиле. Однако появление родственника не принесло мне радости — я не слишком-то был к нему привязан, ограничился общими наставлениями, но его интересовало совсем иное:
— Скажи мне, Калас, как можно стать ближе к царю и получать блага иные, чем простой воин?
Я замолчал, задумался, как объяснить ему, уже взрослому мужчине, что добивался всего сам, тяжелыми трудами? Но у него есть право не внимать моим речам, а искать свои иные пути:
— Если не хочешь показать доблесть в бою, найди себе эраста, окажись ему нужным, полезным и перед тобой откроются двери. Ты знатен, но не македонец или, на худой конец — элимиот. Я же, как твой брат, могу за тебя замолвить слово, но не так высоко, куда ты метишь. И возраст твой — ты не мальчик, способный продать юное тело за деньги.
— А что мне делать? — Эсон был явно разочарован таким поворотом дел.
— Побудь пока с фессалийцами, осмотрись, найди себе новых товарищей, потом решишь.
— А как тот раб, что ты привозил в наш дом? Где он?
Резануло, сильно. Думал, что уже пережил. Не искал встреч, не хотел знать… И вот, опять вернулось. Пересиливая вновь возникшую горечь расставания, постарался ответить спокойно.
— Не знаю, последний раз виделись после сражения у Исса. Он сейчас служит Птолемею, а может, уже и не служит или не ему.
— Ты так просто отпустил своего раба? — густые брови Эсона удивленно взлетели вверх.
— Ну вот, сейчас скажешь, что твой брат полный глупец! Молчи, сам знаю.
— Хорошо, — миролюбиво откликнулся Эсон, — больше не буду о нем говорить.
Я не сделал ничего, даже пальцем не пошевелил, чтобы устроить свои дела иным образом. Наверно, еще надеялся, что Эней одумается, вернется, нет — приползет просить прощения. Но время шло, медленно, бесконечно. В праздничном вине, в липких объятиях диктерий, в душной пыли из-под копыт лошадей, в полуденном жаре и ночной прохладе — можно было забыться. Так проходили месяцы. Филократ согласился следовать с войском македонского царя, но как наемник — оказался в действующей армии. Нас же все время отстраняли от авангарда войска, объясняя тем, что конница еще не восстановилась после Исса, а новое пополнение необходимо тщательно тренировать. Без нас Македонец завоевал Финикию и Египет. Теперь же — вновь собирал все свое войско в поход в глубь варварского царства. Завтра к вечеру мы прибудем в лагерь подле Тира…»
***
В ночь после своего возвращения я не мог сомкнуть глаз. Воспоминания о Каласе, о наших размолвках и обидах наползали одно на другое, сливаясь в кошмарный сон. Память являла и давно забытые сцены наших ссор, стыда и горьких потерь, что испытывал я когда-то, еще не будучи Энеем. Тот человек замыкался в себе, внезапно замолкая или, наоборот, набрасывался со всей своей пылкостью, отстаивая собственные чувства. Но, что делать сейчас? Былое — прошло, но настоящее было еще болезненно живо. Как обрести новый путь и восстановить то малое, что мы не смогли сохранить в силу разных причин? Мне обязательно нужно было повидать Каласа, хотя бы понаблюдать за ним со стороны. Какие чувства явит он сейчас, увидев меня? Прошло немало времени, как мы расстались. А вдруг он нашел собственную смерть, и я опоздал? Или уехал в Македонию к семье, отказавшись сопровождать царя Александра дальше? Нашел иного возлюбленного? Нет, никогда! Я похолодел — так немыслимо страшна была для меня подобная мысль.
— Птолемей, где сейчас Парменион? — я стоял на пороге шатра, взволнованный и испуганный, ноги запутались в ремешках наспех одетых сандалий.
Мой господин вздохнул и потянулся, убрав руку спящей подле гетеры с груди. Протер глаза, вглядываясь в темноту сквозь зыбкий свет лампады:
— Ты хочешь узнать, где Парменион или где Калас?
Я переминался с ноги на ногу, потирая охваченные ночной прохладой плечи:
