***

Мы ехали на верблюдах по пустыне. Для меня наш путь был и интересен, и труден одновременно. Я никогда не ездил на этих животных, и мне было чуждо море раскаленного песка, растекавшееся до горизонта, в каменных чашах невысоких гор.

Воистину загадочная страна Египет! Я думал, что мы, эллины, можем гордиться своей историей, но эти земли — намного древнее, чем мы можем представить. А еще большие сокровища скрывают пески. В самом начале пути мы продвигались на север, вдоль полноводного Нила, следуя шумным караванным путям, пока не вступили на равнину, ведущую на запад. Затем нам повстречались гигантские каменные сооружения — пирамиды — гробницы великих царей, как объяснил мне жрец. Но грозный лик древних правителей был воистину ужасен, если передали они его гигантскому зверю с телом льва, лежащему на страже покоя фараонов.

Самые жаркие часы мы пережидали, лежа в тени, но и там воздух нагревался так, что иногда становилось трудно дышать. Я старался понять местный язык, обычаи и религию. Однако верховный жрец был немногословен, а его молодой спутник, не слишком охотно отвечал на мои многочисленные вопросы. У нас только успешно получалось взаимообогащение новыми словами, правильное звучание которых, мы старались сразу же сохранить в памяти. Нас сопровождало несколько воинов, кожа некоторых из них была чернее ночи, но они общались между собой на каком-то другом языке. Этим людям были не страшны опасности — песчаные бури, ночной холод и жажда.

Наконец мы увидели землю, на которой росли деревья. В маленькой долине среди песчаных холмов располагалось святилище, окруженное рощами пальм, где усталые путники могли найти приют. Само святилище было сложено из гигантских валунов, его вход венчали два огромных обтёсанных камня, поставленные углом друг к другу, опирающиеся на столбы. Меня даже провели внутрь, но, как объяснили жрецы — пророчества здесь творятся только во время особых богослужений. Своего бога они представляли в образе человека с головой тельца, на стенах святилища я заметил искусно высеченные барельефы, раскрашенные яркими красками. Посредине храма, на возвышении стояла статуя их бога, у ног ее лежал округлый большой полупрозрачный камень. С этого места и готовился предсказывать будущее оракул. Я запомнил, отметил в памяти все укромные уголки храма, в которых можно укрыться и остаться незамеченным. Царь Александр прибывал завтра ранним утром, и, как я полагал, он не собирался задерживаться надолго. Значит, в святилище мне придется проникнуть на рассвете.

Я ждал, скрывшись за грудой камней у входа, пока жрецы, готовящие храм к служению, не покинули его, удостоверившись, что все приготовления сделаны и священные предметы расставлены по своим местам. В храме горели светильники, отбрасывая длинные изогнутые тени. Холодок страха пробежал у меня по спине — древние инстинкты шептали, что я совершаю нечто опасное, рискую собственной жизнью, но я еще крепче сжал рукоять меча, прикоснулся к амулету на шее и заставил себя войти. В боковых стенах напротив алтаря были узкие темные ниши, именно в одной из них я и спрятался. Прямо передо мной лежал священный камень, возле которого и будет стоять оракул. Наверно утренние сумерки и бессонная ночь так утомили меня долгим ожиданием, что я заснул.

Меня разбудил шум, он доносился извне. Царь приехал! Внезапно я увидел, как в стене напротив открывается проход, и бог Амон… нет, человек в одеждах их бога входит в святилище. Он расправил длинный темный плащ, закрывающий его торс и начал обходить храм по кругу, подбрасывая в светильники какую-то траву или коренья. Зал сразу же наполнился ароматным белым дымом, который проникал повсюду, щипал глаза, но не препятствовал свободному дыханию.

Мои глаза наполнились слезами, я позволял им катиться по щекам, это приносило облегчение. Затуманенным взором я увидел, что жрец стоит на возвышении, а напротив него — царь Александр, в алом плаще, снимающий с головы шлем. В этот момент дым вызвал у меня новую порцию слез, я принялся вытирать их руками, и понял, что практически ничего не вижу — все расплывалось, голос царя гулким эхом доносился откуда-то сверху, но я не мог разобрать его слов. Тело ослабло, мне стало трудно пошевелить даже пальцами, которые удлинялись и закручивались в виде спирали, вокруг плавали прозрачные шары, наполненные голубоватым ярким светом, они лопались, и свет стекал по моему телу, внутри меня будто глухо звучали барабаны, отбивая причудливый ритм.

***

Я проваливался в черную бездну, глубочайшие чертоги Аида. И вдруг — я застыл в вспышке белого света. Смертельный холод сковал мое тело, тысячи ледяных кристаллов, вонзились в него, раздирая на части. Я попытался крикнуть, но все вокруг светилось безмолвием. Легкий толчок, и глаза стали видеть четче. Я лежал засыпанный снегом, а на моем плече покоилась голова Той, что мне была дороже всего. Я попытался вспомнить имя, но от моих усилий только свет вокруг начал мерцать. Нас окружили безмолвные тени: почему они оплакивают Ее, а не меня?

Нет! Не забирайте у меня мою любовь! Я попытался пошевелиться, но мое тело не слушалось. На моем плече остался лишь серебряный след части моей души. Потом и меня подняли и понесли. Черные тени скользили вокруг, прикасаясь и исчезая. Я увидел вращающийся золотой диск перед моими глазами. Я содрогнулся, будто меня пронзили тысячей молний, из тела вырвался сноп ослепительного света, увлекая меня за собой. И я умчался, влекомый этим светом, в бесконечность.

***

Слабый свет лампады выхватывал из темноты цветные образы неведомых существ. Вокруг меня, в тягучем зыбком воздухе еще продолжали плавать серые шары. Темнокожий жрец в красных одеждах склонялся надо мной, юноша в углу комнаты монотонно переводил его слова на знакомый мне язык Эллады. Мне подносили к губам воду, заставляли сделать глоток. Я отказывался. Тогда вливали сквозь сжатые зубы. Мое тело обтирали влажными тряпицами, чтобы успокоить нестерпимый жар, прогнать прочь леденящий холод, растирали сведенные судорогами мышцы душистыми маслами. Память сохранила лишь обрывки воспоминаний, я не помнил, сколько времени продолжалась моя болезнь, пока комната и ее диковинные росписи не остановились в своем круговороте, и я не смог вздохнуть с облегчением.

Жрец медленно переворачивал листы пергамента и говорил о том, что для кого-то один день может быть сотней лет, что наши души так стары, что мы не помним своих корней. Утоляя жажду водой Леты [4], мы забываем, кто мы на самом деле, рождаясь вновь и вновь в разных мирах, чтобы, наконец, вернуться туда, откуда пришли. Я совершил смертельную ошибку, оставшись в святилище их бога Амона. Я мог умереть и уйти из этой жизни. Куда? В Аид? Они не знали. Темных чертогов не существует, ничего вообще не существует. Весь пантеон моих богов рухнул в одночасье, чтобы я познал суть самого себя. Меня расспрашивали, что я помню, мои сны. Жрец слушал внимательно, иногда обращая свой взор к потолку, будто там были начертаны ответы. Рядом еще один юноша записывал каждое мое произнесенное слово. Я не Эней, так назвали меня люди, родившие мое тело в Элладе, потому что я ничего не помнил и не мог назвать своего настоящего имени. У меня было несколько других имен, которыми меня называли в других жизнях, которые я вспомнил.

— Теперь ты знаешь истоки, откуда началась твоя жизнь, — сказал жрец. — Загляни в прошлое, может быть, ты узнаешь тех, кто окружает тебя в настоящем?

Мидас, Кратер, Сурья, Тиро, Калас… Я громко застонал, схватившись за голову. Как же я был слеп! Все эти люди были со мной раньше. Они совершали поступки, говорили, любили, не осознавая первопричин своих желаний. Они все время шли рядом со мной, меняя имена, лица, пол. Их тянула ко мне слепая жажда решить незаконченные дела, их отношение и в ненависти, и в любви сформировалось задолго, чем произошли наши встречи. А Калас, о, боги, всемогущие силы, я не могу выразить словами — кто он. Точнее — Она. Моя половина, священная половина. Мы живем друг в друге, мы насыщаем друг друга, только так мы можем существовать. Между нами — огромные пропасти, но мы готовы, не оглядываясь назад, лететь в эту бездну навстречу друг другу. К Той, которую я всегда жду, ищу, каждый миг надеясь на встречу.