Кратер пребывал, в основном, на триерах, Арридей, подобно сторожевому псу, следил за палаткой своего повелителя, всячески тому угождая. Казалось, что Кратер перестал испытывать ко мне интерес, успокоившись в своих желаниях.
Наконец, город был взят в тиски кораблями с гипаспистами [4], с обеих сторон, где располагались гавани, а машины методично принялись пробивать бреши в стенах, куда сразу же устремлялись фалангиты стратега Кена [5]. Узкие улицы были заполнены телами убитых защитников, длинные караваны уцелевших жителей, проданных в рабство, потянулись на север. Часть обращенных в рабство победители погрузили на корабли. Царь Александр организовал богатые пиры и шествия, принес огромные жертвы в храме Геракла, куда его сначала не пустили тирийцы. Вслед за Тиром такому же жестокому обращению подверглась отказавшаяся покориться Газа. Победное продвижение царя Александра продолжилось.
***
[1] эфебы — юноши 18-20 лет, с этого возраста призывались на военную службу.
[2] речь идет об Александре Линкестиде.
[3] дифрос — табурет.
[4] гипасписты — пешие воины, вооруженные мечами.
[5] Кен — зять Пармениона.
========== Египет, глава 1. Кадильниц ядовитый дым ==========
После разрушения Газы, царь Александр двинул свое весьма поредевшее войско на Египет, который казался мне дальней и загадочной страной. Еще, будучи ребенком в родных Фивах, я слышал дивные рассказы о дальних землях, где побывали не только торговцы, но и многие ученые мужи Эллады. Жители там были темны лицами, поклонялись неведомым богам и устанавливали каменные изваяния до самых небес. Широкие реки там изливались в огромные моря, напитывая почву влагой, а зерна, брошенные в землю, давали неисчислимый урожай. Египетские торговцы везли в Элладу крупнозерную пшеницу, драгоценные каменья и пестрые ткани, которыми и торговала моя семья. В последние годы отношения с Египтом оказывались трудны и даже опасны, отец мой говорил, что во всем виновны завоеватели-персы, отбиравшие тяжкую дань у египтян, и финикийские торговцы, непомерно завышающие цены.
Может быть, такое положение дел и стало одной из причин войны Эллады с Персидским царством, но ясно одно — после разгрома мощного флота варваров, подчинения финикийских городов и одержанной победой над царем Дарием, богатейшая земля Египта была готова вновь заключить с нами мир и пустить купцов-эллинов на свои рынки. Страна была освобождена бескровно — сами же египтяне договорились с царем Александром. Еще во время осады Тира, были начаты тайные переговоры с правителями некоторых областей [1], которые настолько ненавидели персов, что согласились принять власть царя эллинов, но с условием того, что македонское войско не учинит населению насилия и не устроит грабежей и прочих бесчинств. Мой хозяин принял немало усилий, чтобы этот тайный мир был заключен.
Неприступный Пелузий, прекраснейший Иуну-Гелиополь и, наконец, Мемфис — столица Египта. Жители встречали нас с радостью, поминая, как персидский царь Камбиз заколол священного быка Аписа [2], отвратив от себя этим поступком всех почитателей древних культов. Мы с Птолемеем расположились в одном из дворцов в Мемфисе, и он сразу же бросился в устройство всевозможных планов и замыслов, связанных с дальнейшим походом царя. Еще в то время, как в Гелиополе царь Александр приносит жертвы богу Солнца, а в столице — богу Пта, Птолемей уже разговаривает со жрецами, стремясь укрепить власть македонского царя. Архитектор Динократ чертит мелом план будущей Александрии — Птолемей собирает каменщиков. Казалось, что всеми своими поступками, он тоже пытается завоевать внимание и почтение египтян. Царь Александр сам начертал план будущего процветающего города, больше он заботился о расположении святилищ, ибо в последнее время стал слишком религиозен, но Птолемей с Динократом все сделали по-своему, первоначальные чертежи были утрачены, а новые постоянно видоизменялись. Я еле успевал бегать по городу от восхода до заката солнца, выполняя различные поручения, попутно осваивая язык, наблюдая за людьми и приобщаясь к местным обычаям.
«Чтобы быть правителем Египта, — говорил мне Птолемей, когда я начинал жаловаться на бессмысленность своих трудов, поскольку не все богатые торговцы понимали важность новой столицы, крайне неохотно расставались со своими деньгами даже под обещания высоких процентов и небывалой прибыли в будущем, — мало быть царем, нужно стать богом». Однажды, в поздний час, когда я уже готовился отдать себя во власть Гипноса, Птолемей позвал меня. Я вошел в зал — пристанище Птолемея, где он последнее время проводил долгие дни в размышлениях и молитвах, о чем я сообщал всегда каждому вопрошающему, но охотно сопровождал туда жаждущих внести скромное пожертвование и поговорить с моим хозяином «с глазу на глаз». Там тонкими струями поднимался вверх серый дым благовоний, на полу был разбросан ворох расшитых подушек вперемежку с чертежами будущей Александрии, статуэтками богов, усыпанных драгоценными камнями, золотыми монетами разных царей, свернутыми в трубочки листами тончайшего папируса, источающими сладковатый запах лотоса и мирры. Посредине зала, рядом с очагом, стоял Птолемей и еще двое незнакомых мне людей.
Он представил меня длиннобородому жрецу-египтянину. Светлокожий юноша-раб, стоявший поодаль с табличками в руках, оказался переводчиком. Египтянин плохо говорил на эллинском, коверкая слова, поэтому часто обращался к своему спутнику за помощью. Я понимал местное наречие не лучше жреца, пытавшегося выразить собственные мысли на языке Эллады.
Великому царю, освободившему Египет, необходимо обрести откровения в храме бога Амона в Сиве [3], что укрепит его дух и власть. Потом, вдохновленный Александр может идти дальше, к новым завоеваниям. Верховный жрец, со смешным именем Птах, по крайней мере — именно так я его могу воспроизвести, кланяясь, обещал Птолемею, что оракул Амона скажет именно такие слова: «Ты сын Солнца, царь всех царей, я вручаю тебе ключи от неба и ключи от земель, на которые пока не вступала твоя нога. Иди, и народы склоняться перед тобой». Заготовленная речь включала в себя много хвалебных слов, Птолемей заставил Птаха повторить ее при мне, сверяясь с листом папируса. Еще раз предупредил о жестоких карах, которые обрушатся на Египет, если жрец что-либо напутает. Слова «сын Зевса» были тщательно повторены помногу раз. Потом жрецы покинули нас, в полутемном зале повисло молчание. Я вопросительно смотрел на моего хозяина, понимая суть его действий, но не ход его мыслей.
— Ты отправляешься со жрецами к оракулу, вы сможете на один день опередить царя Александра, если покинете город уже сегодня ночью.
— Я исполню твой приказ, Птолемей. Что мне делать в храме Амона?
— Если оракул не повторит то, что только что прочел жрец, ты убьешь оракула. Я знаю, что ты в точности сможешь исполнить мои пожелания. Больше я не доверяю никому.
— Ты посылаешь меня на смерть, потому что больше никому не доверяешь? — Изумился я, не веря тому, что услышал, но Птолемей сам был не рад, такому щекотливому делу, хмурился, сжимая в руках стило:
— Нет, я вынужден ставить государственные интересы превыше личных. Если царь узнает о нашем сговоре со жрецами, весь его гнев обрушится на меня. Езжай, не медли! — он обнял меня как близкого друга, который очень дорог ему. Ах, если бы это придало мне хоть каплю смелости!
Переступив порог комнаты, я слышал, как стило, брошенное сильной рукой Птолемея, ударилось о стену и раскололось. Наконец, я понял — чтобы стать царем Египта, нужно быть богорождённым, и к этому стремиться царь Александр, и высший судия — оракул должен объявить волю богов.
Но это были не все тайные гости, что посетили Птолемея в ту ночь. Я замешкался, собирая вещи, прикидывая, что же взять в опасное путешествие? Птолемей, скорее всего, рассчитывал на то, что я буду более расторопным, поэтому условился о другой встрече в этот час. Тихий разговор, два мужских голоса, я почти ничего не мог расслышать сквозь перегородки. Осторожно, стараясь не шуметь, я взял свой дорожный мешок и спустился вниз, затаившись в густых кустах в саду. Я был уверен, что таинственный посетитель должен будет пройти мимо и, быть может, я смогу разглядеть его. Ночь была темная, надо мной висел узкий серп Гекаты и огромные звезды, но я надеялся, что в руках у незнакомца будет светильник. Вскоре по лестнице спустились двое — мужчина и женщина, завернутая в покрывало, она и несла лампаду. Мужчина уверенным шагом прошел вперед, скрываясь в темноте и совершенно не заботясь о своей спутнице, которая задержалась на ступенях, поправляя гиматий на голове. Я узнал ее — гетера, подобранная в Дамаске, Антигона, наложница Филоты, сына Пармениона. Однако неизвестный мужчина был выше и шире в плечах, чем Филота. «Странно, — пронеслось в моих мыслях, — что Птолемей, который всегда мне доверял, на этот раз решил что-то скрыть. Может быть, я слишком хорошо знаю мужчину, чтобы сделать определенные выводы? Или их общая тайна настолько ужасна, что мой хозяин, наоборот, не хочет подвергать меня опасности? Но что может быть страшнее быть убитым на месте, в далеком храме, на глазах у царя Александра, который не дождался приятных ему откровений?» Я терялся в догадках, намереваясь по возвращении разобраться во всем, да дарует мне Зевс еще немного жизни!
