Так я покинул этот странный дом, в который вернулся лишь спустя тринадцать лет, но уже абсолютно другим человеком, и Полидевк принял меня с радостью, как родного брата.

***

[1] килик — плоский кубок для питья.

[2] авлетриды — разновидность танцовщиц эротического танца, которые занимались проституцией.

[3] Селена — Луна.

[4] Минос и Радамант — судьи, определяющие судьбу души, вошедшей в Аид.

[5] наяда — нимфа ручья.

[6] Пан — козлоногий лесной бог, играющий на флейте для наяд, главный из сатиров.

========== Пелла, глава 1. Новая семья ==========

Три раза солнце восходило, пока мы благополучно не добрались до Пеллы — столицы Македонии. Я разглядывал величественные ворота и крыши великолепных храмов, равнинную местность, окруженную высокими холмами, предвкушая прикосновение к новому укладу жизни. Македония всегда оставалась для меня дикой и неизведанной страной, где люди жили по своим древним обычаям. Они говорили на эллинском, но совсем не так, как по всей Элладе. Только с приходом к власти царя Филиппа торговцы, философы и поэты начали чаще посещать эти земли, принося с собой культуру и знания.

Мы не отправились в город, Гелипонт повернул повозку и поехал дальше, между холмами — оказывается, Калас жил в небольшом имении недалеко от Пеллы. Пока мы приближались к цели нашего путешествия, я с беспокойством вглядывался в окружающий меня мир, я был уже так далеко от родной земли и не знал, как примут меня в новом доме? Я мог полностью положиться на покровительство Каласа, ведь он — хозяин, но как отнесутся к моему появлению жены и дети? Два малолетних близнеца от второй жены — Александр и Филота — никак — в силу своего возраста, но восьмилетний Полидевк или старшие дочери — Клеопа и Тиро? Да и жены могут с подозрением и ревностью принять эромена своего мужа. А слуги? Гелипонт успокаивал меня, утверждая, что воля Каласа в доме непоколебима, и меня примут с должным уважением.

Калас же был весел, помыслами он был уже дома: строя планы о том, как встретят его родные, перебирая подарки, какие он им привез. Ему очень хотелось увидеть подросших детей. Из рассказа Гелипонта я понял, что в последний раз он видел их слишком давно — около года назад, когда близнецы только родились, а до воцарения Александра он почти год провел под командованием своего родственника по линии македонской жены — Пармениона [1], далеко от этих мест. Неожиданная смерть царя Филиппа потрясла Македонию, посеяв смуту, а военные действия в Эолиде против персидского полководца Мемнона [2] были неудачными. Взойдя на престол, молодой царь оказался в кольце врагов, и только опираясь на перешедших на его сторону Антипатра [3] и Пармениона, он смог получить большинство голосов на военном совете [4], уничтожить почти всех претендентов на Македонский престол по мужской линии и начать завоевывать и усмирять восставшие земли. Внимательно слушая Гелипонта, я подозревал, что Калас сыграл немаловажную роль в этих событиях, являясь помощником и исполнителем указаний Пармениона, но подобные тайны были настолько скрыты от посторонних ушей, что Гелипонт иногда прерывал свое повествование, раздумывая, не выболтал ли он чего лишнего.

Наконец, нашим взорам открылся дом, скрытый тенью плодовых деревьев. Довольно большой, но не такой, как в Фессалии. Нас радостно приветствовали жители маленькой деревни, расположенной на землях Каласа. Несколько мальчишек гонцами побежали сообщить весть о приезде своего господина. На пороге главного дома собралась целая толпа — члены семьи, слуги. Калас спешился и тут же оказался в их окружении. Клейте — молодая македонка, живая и веселая — обняла его за шею, расцеловывая в обе щеки. Рядом две служанки держали ревущих полуголых детей, видно было — их только что выдернули из постели. Старшие дети дергали отца за одежду и повисали на руках, изо всех сил стараясь обратить на себя внимание.

Первая жена Каласа, фессалийка Алкмена, печальная даже при виде вернувшегося из дальних краев мужа, стояла поодаль, ожидая своей очереди. Она перевела свой взгляд на нас с Гелипонтом, тихо сидящих в возке. Время тронуло черты ее прекрасного лица, кожа, казалось, была иссушена, под глазами залегали тени. У этой женщины не было счастья, она была как статуя, в которую заключили умерщвленную душу. Мне стало жаль ее, ведь у нас было общее прошлое под именем Кассандр.

Я помог Гелипонту и другим слугам перенести вещи из повозки в мегарон, постоянно ловя на себе любопытные взгляды. Каласа отвели в перистиль, где окружили всеобщей заботой и рассказами о жизни семейства за весь последний год. Он умилялся при виде нетвердо стоящих на ногах близнецов, рассматривал вышивки дочерей, слушал жен, попеременно обнимая то одну, то вторую. Но каждый раз, когда мой взгляд невольно задерживался на них, привлеченный шумом и радостными вскриками, в мое сердце вгрызалась тоска. У меня не осталось ничего, даже внимания Каласа, и это чувство вдруг сделалось выше моих сил.

Когда вещи были перенесены, я спрятался в дальнем углу комнаты, за какими-то занавесями, и дал волю собственным слезам. Каким же несчастным я себя тогда чувствовал! Мои тихие рыдания все-таки не остались без внимания Гелипонта, он обнаружил мое тайное убежище и начал успокаивать просьбами немного потерпеть. Калас, по его словам, скоро наиграется в хозяина большого семейства и потеряет к нему всякий интерес. Я попробовал возразить, что Калас, быть может, вообще забудет обо мне, чем вызвал улыбку на лице Гелипонта, а под конец он вообще расхохотался, впервые за все наше путешествие, заявив, что еще никогда не видел такого упрямого и глупого раба, который решил, что разбирается в чужих чувствах. Слова Гелипонта успокоили меня, я молча последовал за ним на кухню, где предпочел тихо сидеть, не привлекая внимания других слуг, но развлекая себя наблюдениями за жизнью дома.

Мое появление было встречено с огромным любопытством, поначалу меня окружили люди, незнакомые и задававшие слишком много вопросов — как зовут, откуда я, почему я здесь, но Гелипонт прикрикнул на них, не в меру любопытных женщин и мужчин, сказав, чтобы занимались собственными делами и не лезли в хозяйские. Я решил, что, по всей видимости, Гелипонт был не последним человеком в доме моего господина — он сел на резной табурет посредине кухни и принялся расспрашивать слуг и рабов о том времени, что Каласа не было дома: его интересовали урожаи, заготовки олив и меда, много ли козы дают молока и разное другое. Так я узнал, что старшая дочь — Тиро — вступила в возраст молодой женщины, и ее пора выдавать замуж, что Клейте часто ездит повидаться с семьей своего отца в сопровождении доверенной служанки и молодого раба-возницы. Алкмена почти не выходит из гинекея [5], часто сказывается нездоровой, а Клеопа грезит о замужестве и вышивает ткани, даже с большей охотой, чем ее старшая сестра. По словам Харета — могучего бородатого мужчины, ведающего тяжелыми работами в доме, — он не раз замечал, как сын хозяина соседнего поместья — Аминта — обращает на Клеопу особое внимание. Полидевк не так прилежен в учении, часто убегает от своего наставника и общается с такими же малолетними проказниками из соседней деревни. Близнецами восхищались все, потому что уход за ними всецело лежал на домашней прислуге.

Потом все метались по дому, подавая хозяевам обильный обед и подготавливая комнаты для вернувшегося хозяина. Меня отправили таскать воду из колодца для омовений, но Гелипонт, случайно увидевший меня во дворе, приказал прекратить подобное занятие, потому что я еще не совсем здоров. «Еще наработаешься!» — кратко сказал он, указывая рукой в сторону кухни. Там было хорошо — пахло свежим хлебом и мясной похлебкой. В кухню ворвался вихрь — служанка Клейте:

— Хозяин приказал подать вино! — воскликнула она, потом понизила голос: — Сегодня он ночует у моей госпожи. А это Эней? Какой красивый юноша! — Опять громкий возглас восхищения из ее уст при виде меня, и молодая женщина исчезла. И жизнь на кухне вернулась обратно к своему сонному существованию.