Джованни попробовал прислушаться к себе и понять, в какой из комнат он переспал бы эту ночь с наименьшими последствиями для здоровья, и остановился на той, что над кухней. Труба от очага уже давала достаточно тепла, и ничего, что в одном углу на потолке были видны чёрные разводы от плесени. Зато пол был чистым, и если скатать и убрать с него шерстяные ковры, то можно было устроить мягкое ложе, перетащив всё сено из повозки вместе со шкурами.
«А завтра…» Эти мысли заставляли Джованни скрежетать зубами, той пылью, которой он наглотался в дороге и пока обходил дом. «Неужели синьора Анжела держит своего сына в чёрном теле, или мальчишка просто спускает присланные деньги на выпивку?» С помощью Халила он затащил Аверардо на простынях в выбранную комнату, отдал распоряжение перенести содержимое повозки наверх и устроить им общую постель. Гвидуччо помогал изо всех сил, хотя и старался отвести глаза и краснел всякий раз, когда встречался с осуждающим взглядом Джованни. В котле на кухне закипала вторая порция воды, с первой они запарили зерно для лошадей и сварили себе кашу. Али раскладывал на широком столе остатки провизии, что дали в дорогу в Ронкастальдо.
— Гвидуччо, открывай! Мы пришли! — С улицы раздался чей-то громкий пьяный голос, и дверь содрогнулась не только под ударами кулаков, но и ног. Сын Пандольфо нёс со двора охапку поленьев для очага, споткнулся и с грохотом уронил свою ношу на пол.
— Что за гости? — строго спросил Джованни, который только улучил момент, чтобы приладить к подушке, лежащей на скамье, свой ноющий зад и расстегнул плащ.
— Друзья мои, — пискнул Гвидуччо и с мольбой посмотрел на флорентийца. — Они только переночевать! Если не открою, то перебудят весь квартал!
— Пусть орут, скорее ночную стражу привлекут, — ответил Джованни и со стоном уронил голову на сложенные на столе руки. Стоило хоть на миг проявить слабость, и тело отозвалось настоящей глухой болью. Усталые мышцы гудели, кожу на руках и бедрах, где были потёртости, саднило, в горле словно перетёрли крупную соль. Стук в ушах переходил в плавное колебание расцвеченных яркими вспышками тёмных вод.
— Али, наш хозяин! — прозвучал громкий окрик на мавританском, и в дверях кухни появился Халил, который только что устроил на приготовленном ложе Аверардо, накормил и приготовил ко сну. Он встал позади, приподнял голову Джованни за подбородок, похлопал по щекам, приводя в чувство. — Мы тебя не сможем занести наверх, мой синьор! Сделай над собой усилие!
— Никого не впускать! — пробормотал Джованни, продолжая ту мысль, на которой он остановился ранее. — Накажу, если ослушаешься, так, Гвидуччо?
***
[1] по-арабски «рабыня», слово употреблялось во Флоренции в обозначении «шлюха» в XV веке точно. Можно было бы использовать puta или попросту «проклятье!», но эмоционально Джованни употребил именно это. Хочу отметить еще: герои в тексте между собой общаются без мата (условно — «литературно»), но кое-где я заостряю внимание читателя, что «словечки» часто проскальзывают в их речи.
[2] fanciulo (мальчик до 18 лет) и giovanni (юноша с 18 до 23 лет).
[3] расшитый большими бусинами дорогой берет.
[4] сейчас описывается вечер пятницы 16 июня, в воскресенье 18 июня будет праздник Пятидесятницы.
* — это не ошибка! Обращение как к женщине.
Комментарий к Глава 2. Котёнок в глубокой луже
Поздравляю моих читательниц с праздником 8 Марта!
========== Глава 3. Обязанности и прочие заботы ==========
От автора: противостояние «гвельфов» и «гибеллинов» продолжалось несколько веков. Упрощенно — первые были «за Папу Римского», а вторые «за императора Священной Римской империи неважно какого». Как всегда вопрос упирался во власть (и деньги). На самом «верху» это виделось так: если я король, самый главный, то стою выше всех, и моей власти должна подчиняться Церковь. Её епископы — мои вассалы, а Папа — мой карманный священник.
Сильные римские Папы смотрели на этот вопрос иначе: власть дана Папе от Бога, через Иисуса Христа, Петра и передавалась от первых римских священников через рукоположение дальше в века. То есть власть императора (короля) возникает не сама по себе (по мужской линии или кто кого завоевал), а с помощью Церкви происходит «помазание на царство». То есть: захотим — «помажем», захотим — наложим интердикт и отлучим от Церкви.
Католические епископы по своей сути были теми же светскими феодалами, происходили из знатных семей, их родичи были заинтересованы, чтобы случайных людей в той местности, где правили определенные интересы, не было. Противостояние императора и Папы вылилось в борьбу за «инвеституру»: кто именно назначает епископов, и иногда усиливалось до предела во времена раскола: император выбирал одного Папу, а епископы — другого. Проблемы императора были схожими: должность эта была не наследственная, а выборная.
Итальянский народ тоже был неспокойным и очень непокорным. К гордым потомкам «истинных римлян» постоянно кто-то шастал из других земель: то варвары с севера, то норманны, то арабы — и каждый хотел называться «королем». Для знатных семей и их потомков логика была проста: вассал-сюзерен. Военные союзы были их стихией, поэтому власть короля становилась более понятной. Однако для зарождающегося купечества и городского ремесленного населения совместные песнопения в цеховых братствах были более близкими.
Внутри города было множество причин для вражды между семьями, но самым простым оказалось разделиться на гвельфов и гибеллинов, старую аристократию и новую, выросшую из семей незнатных, но разбогатевших. Многим не нравилось и то, что императоры — пришлые немцы, а не местные.
Сначала игрались тем, что посланники Пап в города просто устанавливали свои порядки, «зажимая» императорских, а те в ответ могли этих посланников убить (https://ficbook.net/readfic/5575078/14613512#part_content) или убить местного епископа (например, во Флоренции примерно в 1245–1246 году началась по этому поводу внутригородская война). Затем тех, кто не поддерживал Папу, стали объявлять еретиками (Хроники города Орвьето. Там всегда употребление слова «еретик» за XIII–XIV столетия относится к гибеллинам). На это определение наложились еще реальные еретические течения внутри Италии, которые существовали, но я бы разделил «еретиков» (средняя прослойка населения) и «еретиками представленных» (богатые и знатные семьи, проигравшие во внутренней борьбе).
После игры в «инквизицию» гвельфы и гибеллины начали просто изгонять друг друга из городов. Например, если в середине XIII века из города можно было выгнать (лишив гражданства) лет на пять или десять с запретом занимать должности в городском управлении, при этом оставленное имущество не конфисковалось (отдавалось родне) или уничтожалось, то на рубеже XIII–XIV века выгонять начали полными семьями (вместе с женами и детьми) в другие города с конфискацией имущества. Соответственно, появились города целиком гвельфские и города, которые приняли гибеллинов, возмущенных подобной несправедливостью, и готовые с помощью императорских войск идти и устанавливать справедливость, требуя вернуть изгнанников.
На момент моего повествования 1318 год: Флоренция и Болонья целиком гвельфские города, между ними — земли, принадлежащие феодалам — гибеллинам. А в окружении Болоньи: покой им только снится. На западе Модена (она же Мутина) гибеллинская (расстояние — 40 километров), на востоке Имола гибеллинская (расстояние — 38 километров), на севере Феррара условно гвельфская (расстояние — 45 километров), а за ней (за широченной рекой По) Кангранде далла Скала из Вероны, гибеллин, уже прибрал к рукам часть владений Падуи. Сама Падуя после неудачной осады её стен веронцем в январе 1318 года пребывает в раздумьях, кому продаться, чтобы не быть разрушенной как Кремона в марте этого же года, в которой было убито множество людей.
***
— Тебе нельзя было сюда приезжать! Ты же знаешь, что это опасно! — возбуждённо шептал прямо над головой Джованни чей-то голос.
