— Но синьор Пьетро не терпит присутствия чужих людей в доме! — возразил Микеле и насупившись скрестил руки на груди.

— Нас всё равно здесь уже поселили, и мы постараемся это учесть. А ты найми таких, что будут вообще незаметны! И еще стол — нужен длинный стол в отдельных покоях, где мы будем принимать пищу. Мои слуги — близкие люди, и я их намерен усаживать рядом с собой, а не отсылать на кухню. Я тоже стремлюсь к уединению, понимаешь меня, Микеле? И не хочу видеть никаких гостей, кроме тех, кто заранее договорился с моим отцом. Расспросы любопытствующих о том, как я провел эти годы в рабстве, оставим за стенами этого дома. Пусть приглашают к себе. Я даже не хочу видеть здесь Джакомо: ручаюсь, он ни разу здесь не появлялся. Да и синьор Реньеро явно нечастый гость.

Микеле не ответил, но кивнул в подтверждение этих слов. Джованни еще раз обвёл взглядом темные стены и, не обнаружив того, что искал, запустил руку себе под ворот, доставая маленький деревянный крест, что висел у него на шее на простой веревочке. Флорентиец не сомневался, что все слова, произнесенные сейчас, будут в точности переданы тому человеку, который прячется от мира и света за толстыми дверьми и тяжелыми плотными занавесями.

— Видит Господь, я клянусь стать достойным сыном человеку, который меня им признал. Не предам и никогда не причиню ему вреда!