— Да не встречаюсь я с Дазаем! Можешь уйти, пожалуйста?! Ты мне мешаешь! — не выдержав, Ацуши чуть повысил голос, но Марк даже бровью не повёл, всё так же ухмыляясь и положив одну руку на спинку стула Накаджимы.
Благо в библиотеке не было никого, кто мог бы это услышать. В такое время суток тут обычно никто не пребывал. Разве что пара когтевранцев, да и те в основном все книги забирали в башню. Накаджима поэтому и любил поздний вечер. Никто не мешает, никто не нарушает покоя, можно спокойно учить то, что сказал Дазай, но…
Но, Марк, почему ты всегда такая заноза?
— Да ладно, я видел, как ты выдыхаешь, когда его видишь, прям расцветаешь весь, — Твен повёл плечами, зевнув, и добавил. — В любом случае, не стесняйся. Ничего страшного нет в том, что тебе нравятся парни, каждому своё, кому-то нравится, когда он сверху, кому-то…
— Да ты можешь замолчать?! — грубо рявкнул Ацуши, резко захлопнув книгу и повернувшись к Марку лицом.
Твен вскинул ладони в примирительном жесте. Лениво поднявшись из-за стола, он потянулся и, снова зевнув, произнёс:
— Ладно, сиди тут со своими книжками. Я спать пойду. И, если что, Дазай тоже гей…
Ацуши хотел ударить Твена кулаком в живот, но тот вовремя отскочил, и Накаджиме оставалось лишь продырявить взглядом спину скрывшегося однокурсника за дверью выхода из библиотеки. Как же Марк бесил своими намёками, как раздражал. Будто иголки в нервную систему втыкал, одну за другой, в самые-самые узлы. Впрочем, Накаджима не держал зла на Твена. Похоже, Ацуши вообще не умел на кого-то сильно злиться до того, как…
Ничего страшного нет в том, что тебе нравятся парни…
…схватил Акутагаву за рукав на платформе, останавливая. Хотя мог просто отпустить грубого парня на все четыре стороны и попытаться добраться до школы самому. Ведь так было бы даже лучше, не пришлось бы сейчас терпеть это напряжение со всех сторон.
Кому-то нравится, когда он сверху, кому-то…
Ацуши резко поднялся из-за стола, прерывая поток ненужных мыслей. Стул, не ожидав такого поворота, опрокинулся навзничь, глухо ударившись об пол, загремев, наверное, на всю библиотеку. Дурацкая тишина, дурацкое эхо, ещё и библиотекарша наверняка будет ругаться.
Накаджима выдохнул, закусив губу. Отсчитав несколько секунд, он повернулся, наклонившись, чтобы поднять упавший дурацкий предмет мебели, нашумевший слишком сильно. И, случайно бросив взгляд на стеллажи впереди себя, замер, едва коснувшись пальцами лакированного дерева.
В тени книжных шкафов, прикрытый множеством томов в пыли, Акутагава стоял с книгой в руках, изучающим взглядом смотря на Ацуши. Хотя, этот взгляд скорее нужно назвать уничтожающим, убивающим, зверским, холодным… Настолько холодным, что по телу Накаджимы в который раз прошлась дрожь. Чёрт.
Акутагава не двинулся с места, когда взгляд Ацуши столкнулся с его. Только лишь нахмурился. И, кажется, стиснул зубы, будто в каком-то злобном, тёмном напряжении. Готовый в следующий же миг перерезать горло гриффиндорцу.
— А…
Ацуши сглотнул, так и не решившись окликнуть слизеринца по имени. Отведя взгляд в сторону, Накаджима всё-таки поднял злополучный стул дрожащими пальцами и, нервно схватив книгу, которую читал парой минут ранее, запнувшись о чей-то рюкзак, быстрым шагом направился к выходу.
Сердце бешено стучало. Хотелось вернуться, остановиться напротив этого грёбаного слизеринца и врезать ему по лицу. Так, чтобы на пальцах осталась кровь. Так, чтобы увидеть его удивление или боль, чтобы выплюнуть: «Не только ты умеешь пилить всех взглядом, Акутагава! Прекрати уже смотреть на меня так!». Но сил не хватало. Не хватало уверенности. Колени словно стали ватными, внутри всё вмиг остановилось, захотелось скорее скрыться из поля зрения Рюноске, чтобы выдохнуть и успокоиться. Чтобы подавить в себе прилив сильнейшего желания избить Акутагаву до смерти.
Нет, ну почему Рюноске его ненавидит?
Ацуши вышел в коридор, закрыв за собой дверь, и, выдохнув, побежал в сторону гриффиндорской башни, будто за ним гнались волки. Прижав книгу к груди, он слушал собственное сердце в ушах и хотел рявкнуть на весь мир: «Замолчи ты уже, наконец!». Нет, ну правда… Почему так бешено бьётся этот кусок мяса где-то между костей? От ненависти? От злобы? Нет. Ацуши не думал, что ненависть может доводить до состояния припадка. Когда всё тело трясётся и хочется сказать самому себе: «Прекрати уже ты, идиот».
Но что делать, если не получается?
Эта грёбаная вражда слишком долго билась о стену недопонимания.
С этим нужно было покончить ещё тогда, просто дав Акутагаве уйти на платформе.
Но нет, теперь приходится терпеть эту ненависть внутри, жить с ней и подавлять желания разорвать Акутагаву на части…
Ацуши остановился и, оперевшись ладонью о стену, начал жадно глотать ртом воздух. Горло как будто сжималось, из-за бега почти не осталось сил. Осторожно опустившись на колени, Накаджима положил книгу рядом и, схватившись за грудь, постарался отдышаться.
Что это было?
Почему он убежал? Почему просто спокойно не оставил Акугатаву и не продолжил заниматься? Что такого в том, что тот стоял позади него и всё это время наблюдал за ним, возможно, даже слышал разговор с Марком? Чёрт… Ведь можно было просто проигнорировать присутствие слизеринца. Да? Ведь так?
Ацуши захотел треснуть себя по голове чем-нибудь тяжёлым. Ну точно! Он мог просто продолжить заниматься тем, чем занимался… Нет, не размышлениями над словами Твена, а защитными заклинаниями. Так какого, простите, чёрта, Накаджима сбежал, только заметив, что Акутагава смотрит на него? Только почувствовав присутствие этой ходячей глыбы замёрзшей крови и презрительных фраз.
Глупо-то как…
И никак не объяснить, почему Ацуши вдруг сбежал, будто боялся обморозить конечности о холодный взгляд Рюноске. Никак не объяснить, что за чувства Акутагава вызывает в Накаджиме, стоит тому только о нём подумать. Потому что с одной стороны хочется убить его.
А с другой… Взять за руку.
Мысль оборвалась где-то в глубоком отражении пропасти. Потому что в следующий миг кто-то с силой дёрнул Ацуши вверх, тут же разворачивая к себе и вдавливая в стену. Сжимая горло пальцами так сильно, что и без того бездыханный Накаджима вообще забыл про свои лёгкие. Холодная череда касаний, доводящих до дрожи в коленях. Без всякого сомнения…
— Чт… Ак… Аку…
Прохрипев какие-то несвязные начала фраз, Ацуши замолчал, стиснув зубы и тут же напрягшись, пытаясь унять дрожь в теле и лёгкий страх. Акутагава смотрел на него злобным, почти бешеным взглядом, как никогда раньше. Ну, разве что похожие глаза у Рюноске были, когда тот увидел Дазая, идущего вместе с Ацуши.
Слишком страшные глаза…
Лицо Акутагавы очень близко, даже можно было различить рельеф кожи, его длинные аристократические пальцы сжимали до боли горло Ацуши, край плаща касался колена… Ощущая спиной холод стены, Ацуши отсчитывал секунды этой прострации, пытаясь собрать мысли воедино. Но не мог, потому что в ушах загудело и сердце, разгоняясь, застучало о голову, всё громче и громче. Перекрикивая все попытки нащупать здравый смысл в полной темноте.
— Так вот значит что? — презрительно произнёс Акутагава, голос которого дрожал от ненависти и ярости. — Значит, это ты притянул к себе Осаму? Ты, да?
Дазай… Почему Акутагава спрашивает о нём? Что это вообще за дознания, что за вопросы, чего добивается этот ходячий бледный вампир, который вытягивал из Ацуши спокойствие целыми реками, забирая любое самообладание и любой контроль.
— Что, прости? — прохрипел Ацуши, которого распирало от негодования.
Напрягшись, Накаджима поднял ладони и грубо сжал пальцами руку Акутагавы, которой тот вжимал его глотку в стену. Боги, даже через ткань рукава чувствовался весь холод кожи этого слизеринца…
Смотря на взбешённое лицо Рюноске, Накаджима мысленно провёл по нему несколько раз ножом. Просто вспарывая кожу, чувствуя на пальцах кровь слизеринца, мысленно наслаждаясь этим поражённым взглядом… Эта картина не доставляла ему удовольствия. Скорее, приносила больше боли. Но Ацуши не мог прогнать её из головы. Так сильно трясло его… То ли от ненависти, то ли от холода. Пальцы Акутагавы почти заморозили его кровь. Видимо, это какая-то магия. Ацуши действительно почти не мог пошевелиться, ощущая в себе каждую частицу того холода, что невольно передавал ему Рюноске.
