Ацуши скривился, вспомнив сильный удар нового знакомого, который до сих пор не давал двигаться без боли… Хотя, в остальном, он был рад снова оказаться в стенах родной школы, увидеть лица однокурсников, башню в красно-золотых цветах. Его лето было одним из самых худших, какие он мог только представить. И поэтому снова ощутить себя частью этого волшебного замка… Не было ничего лучше.

— Братик!

Ацуши наконец-то отпустили, и он выдохнул, остановившись. Наоми увидела рыжую макушку своего брата и, набросившись на него, повалила на диван, устроившись сверху. Со стороны это выглядело… Ну очень неоднозначно, однако сокурсники давно привыкли к подобным проявлениям страсти на людях. Никого уже не смущало, что у них на глазах целовались брат и сестра. Никого, кроме самого Танизаки, который покраснел до ушей, бормоча что-то вроде «не здесь», «не на людях, пожалуйста». Впрочем, зря старался.

Поняв, чем может продолжиться эта сцена, Накаджима поспешил скрыться. Поднявшись по лестнице, ведущей к спальням, он остановился перед старой, громыхающей громче любых других дверью.

Всё та же позолоченная табличка с именами живущих в комнате Ацуши, Танизаки и Марка. Последний, конечно, был довольно странным типом, но это всяко лучше, чем тот же Акутагава.

При мыслях о парне в чёрном Накаджиму передёрнуло. Сжав дверную ручку со всей силы, он резко открыл дверь и, так же громко захлопнув её, оперся спиной о холодную стену.

В комнате никого не оказалось, поэтому Накаджима не задумывался о том, что кто-то увидит его. Ацуши было настолько плохо морально, что он не смог сдержаться, чтобы не выругаться во весь голос. Этот год начался гораздо хуже предыдущих, а Накаджима никогда не славился оптимизмом… Если всё погано начинается, значит, дальше будет становиться ещё хуже.

Хотя сейчас жизнь была не настолько ужасной, чтобы не радоваться тому, что он здесь, а не дома. Если, конечно, то место, куда он каждый раз возвращался, можно назвать домом.

Всю свою жизнь Ацуши только и делал, что выживал. Боялся, получал удары, зализывал раны в углу. С детства он жил в приюте, куда его кинули родители, потом где-то лет в десять его взял к себе какой-то сумасшедший старик, который держал Накаджиму как ассистента в своих опасных алхимических опытах. И только. Ведь он даже денег не дал на то, чтобы Ацуши хотя бы нормальный котёл себе купил.

Грёбаный алхимик погиб от отравления собственным зельем, когда Ацуши учился на третьем курсе. То бишь два года назад. Наследников и родственников у старика не осталось. Поэтому всё, что было у старикана, должно было перейти к Ацуши. И перешло. Только вот он, будучи несовершеннолетним, не мог жить один. И его снова должны были отдать в приют, но…

Но девушка, которая держала свечную лавку рядом на улице, пожалела мальчишку (или просто захотела забрать себе лабораторию старикана). И взяла над ним опекунство (удивительно). Оказалось, что она доводилась какой-то очень далёкой племянницей сумасшедшему алхимику, поэтому и поселилась рядом… Но леди не претендовала ни на какие из его вещей. Странно. Впрочем, Ацуши было всё равно. Его жизнь особо не изменилась, за исключением того, что теперь он стал просто брошенным щенком, который жил сам по себе. Ну, зато деньги у него были. Немного, но в банке оставалось ещё на пару лет школьной жизни. Благо, эти средства не забрала у него «опекунша».

Правда, кажется, его милая и молчаливая продавщица свеч всерьёз заинтересовалась сумасбродствами деда. И теперь превращалась в такую же одержимую, требуя от Ацуши помощи. Это адское лето, в которое он успел изранить всё своё тело раз по десять и отравиться чем только можно… Это лето он никогда не забудет. И, пожалуй, лучше останется в Хогвартсе, чем вернётся обратно домой. Хватило ему алхимиков в своей жизни… До сих пор передёргивает от запаха некоторых зелий на уроках зельеварения.

Устало выдохнув, подросток еле доплёлся до своей кровати и, упав на неё, уткнулся носом в покрывало, закрыв глаза. Он даже не потрудился раздеться.

Лунные лучи упали на пальцы Ацуши, которыми он сжимал потёртую ткань. Запах пыльного, доброго старого покрывала, перемешанный с ароматом какого-то порошка, с которым, видимо, стирали бельё к приезду учеников… Всё вокруг было тихим, скрытым темнотой. Где-то там у подножия кровати лежал чемодан. Где-то под кроватью, под доской, лежали стихи для Кёки, которые он писал на третьем курсе, влюблённый в неё.

Мир в такие мгновения был спокойным, невесомым, как лунная ночь, залившая своим светом все округи Хогвартса и осторожно забравшаяся в окна комнат студентов и учителей. Хотелось остаться в такой тишине навсегда.

Однако Ацуши знал, что завтра начнётся новый день. И этот день принесёт не самые лучшие воспоминания. Начнётся школа, ранние подъёмы и суета. Домашние работы, в спешке конспектируемые учебники. И пыльные кабинеты, в которых никто не проводил уроков и в которых обычно прятался Ацуши, чтобы никто его не тревожил в моменты срывов.

Да, всё будет так же.

Или, может быть, и на этот счёт судьба приготовила что-то новое?

Кто знает…

***

— Нет, ну что она прячет за своей маской?

— Ты просто посмотри, посмотри, какая уродливая шлюха…

— В жизни не видела таких, как Гин…

Ацуши поднял голову, уловив край фразы переговаривающихся рядом девушек и, вытянув шею, проследил за их взглядом.

В столовой было очень много людей, первый завтрак обещал быть довольно шумным. Ацуши не хотелось идти. Он думал попросить Танизаки принести ему еды на пару, но вспомнил, что вчера пропустил торжественный ужин, и сдался. Победил лень, проснулся раньше, чем нужно, и спустился в зал. Во всяком случае, до этого в дикой спешке собрав сумку и кое-как завязав галстук факультета.

И теперь он поедал яблоки с бутербродами, забыв о манерах и приличиях. Попутно слушал болтовню Танизаки, который рассказывал худому пареньку в очках (Ацуши отметил про себя, что надо будет узнать его имя) с шестого курса о том, как они с сестрой провели лето. Накаджима наслаждался жизнью. По крайней мере, пока в нём исчезал бутерброд за бутербродом.

Однако, совершенно случайно уловив реплики рядом сидящих гриффиндорок, Ацуши просто не смог сдержать себя, чтобы не повернуться. Любопытство, наивность, вспыльчивость… Всё это было неизлечимым в нём. Объект обсуждений он заметил практически сразу.

Трудно было бы не заметить иссиня-чёрные волосы, собранные в странный высокий хвост с выпущенными редкими прядями, и маску, скрывающую нижнюю половину лица. Бледная, в чёрной одежде, прячущая руки в карманах мантии… Её взгляд даже на секунду не упал на стол гриффиндорцев. Что уродливого нашли в ней? Ацуши не понимал кривившихся девчонок рядом с собой. Гин, как её назвали, показалась Накаджиме довольно красивой. Во всяком случае, стоило ему об этом подумать, как он тут же покраснел, сглотнув, и потряс головой. Благо этого никто не заметил.

Ацуши ничуть не удивился, когда Гин опустилась на скамью за столом Слизерина. Однако он чуть не подавился яблоком, увидев, напротив кого она устроилась…

Накаджима замер, смотря на мрачное лицо Акутагавы, который что-то говорил рядом сидящему с ним парню. Эти тёмные, пустые и злобные глаза, как будто снова прожгли его душу, хотя слизеринец (кто бы сомневался) даже не смотрел на него. Ацуши тут же отвернулся, стараясь унять сердцебиение. Злоба поднялась в нём сразу же, как только он увидел Акутагаву. Несмотря на то, что Огай Мори помог Ацуши добраться до Хогвартса вместе с Акутагавой через каминную сеть, Накаджима почему-то не чувствовал благодарности… Даже наоборот. Правда, сталкиваться с недругом парню вновь не хотелось. От удара до сих пор остался синяк. Поэтому он просто…

Поднявшись из-за стола и кинув Танизаки, что будет ждать его на паре, Ацуши перекинул сумку через плечо и направился к выходу, напоследок скосив взгляд на стол Слизерина. О чём тут же пожалел. Поскольку вмиг столкнулся с Акутагавой, который не отрывал глаз от него, пока Накаджима не скрылся за дверьми зала. Мрачный, презрительный и полный желания отомстить взгляд… Ацуши даже замер на мгновение, когда осознал, что Акутагава его заметил. Но тут же исправил ошибку.