Однако договорить ему никто не дал. Да и вряд ли бы Чуя вообще хотел бы слышать что-то ещё.
Ладонями обхватив лицо Кенджи, Чуя впился в него самым сумасшедшим и неконтролируемым своим поцелуем, сминая нежные губы мальчишки своими, тяжело дыша, кусая Миядзаву, слыша, как сердце Кенджи бьётся где-то рядом, чувствуя, как от выдохов мальчишки всё в груди сворачивается, как его тихий стон, сорвавшийся почти сразу, разрывает все границы в его голове. Чуя целовал Кенджи, пальцы его скользнули в золотые волосы, перебирая их, наслаждаясь ими. Накахара прижал мальчишку к подоконнику, нависнув сверху, и не мог насытиться им. Руки Кенджи неловко легли на его грудь в ответ, осторожно, с трепетом. Конечно, он не понимает, никогда подобного не испытывал и вряд ли испытал бы в ближайшие пару лет, но Чуя не мог сдержать себя, не похитив эту чистоту, этот первый, самый яркий и самый нужный ему, Накахаре, поцелуй…
Оторвавшись от Миядзавы, Чуя прислонился к его лбу своим, тяжело дыша и пытаясь успокоить сердце. Кенджи так же запыхался, лицо его покрыл румянец, взгляд затуманился. Впрочем, он тут же растянул губы в самой нежной и доброй своей улыбке, заставив Чую так же покраснеть и закрыть глаза вновь.
— Боже, ещё раз так улыбнёшься, и я точно сорвусь, — выдохнул Накахара, опираясь ладонями по обе стороны от запыхавшегося и разгорячённого тела мальчишки. — И… Не смотри на меня так.
Кенджи осторожно поднял ладонь и провёл пальцами по щеке Чуи, так невесомо, что слизеринец дёрнулся, но тут же вновь прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями и вновь начиная дрожать.
— Ты необычный, и ты мне нравишься, Чуя…
Ты мне нравишься…
Чуя…
***
Хогвартс опустел. Все теперь проводили больше времени на улице, оставляя коридоры и кабинеты в одиночестве. После пар вообще никого практически в школе не было. С одной стороны, это нравилось Гин, а с другой стороны, она так привыкла к этой толпе, в которой можно было бы затеряться, подобно невидимке, слиться со стенами, исчезнуть из поля зрения, пройти мимо многих, после проведя в уединении несколько часов в дальней части школы.
Девушка сидела на ступенях одной из башен, задумчиво рассматривая стены перед собой, и думала о том, что этим летом не сможет быть рядом с братом, уезжая по приглашению в другую страну, к старому, любимому и довольно близкому ей другу. И, казалось бы, всё хорошо, так тихо и в сердце, и в жизни, год подходит к концу, нет никаких изменений в серой и одинокой судьбе Акутагавы, как…
— Каково это иметь брата-гея?
Гин вздрогнула, но не обернулась, выдохнув. Снова он. Везде. К сожалению, ей, в отличие от брата, приходилось часто терпеть достаточно много издёвок по поводу внешности и молчаливости. Акутагава выживал за счёт того, что был неким авторитетом. Гин же, пусть и значилась его сестрой, везде, кроме Слизерина, встречала одни лишь косые взгляды и издевательства. С чего бы вдруг? Да просто, на пустом месте, из ничего можно вырастить большое дерево, гнилое и грязное. Нужно же на ком-то срывать свою злобу, да и зависть. Ведь Гин значилась не из самой бедной семьи, у неё и правда было всё, что нужно, всё, что она хотела. Кроме одного. Понимания.
— Что, молчишь? Видимо, в прошлый раз тебе отрезали не только волосы, но и язык, — усмехнулся Тачихара, спускаясь по ступеням и смотря на сгорбленную спину тихой девушки.
Сначала он вообще долгое время думал, что Гин — парень. Может быть, даже так и думает до сих пор…
— Вы, слизеринцы, такие порой жалкие, такие нелепые, — в конец вышел из себя из-за того, что Гин не отвечала ему, Тачихара. — Бывает, вас не заткнуть, а бывает, не вытянуть и слова. Ответь мне, Акутагава! Сейчас же!
Но Гин продолжила молчать. За всю свою жизнь, за всё своё обитание в этой школе, она ни разу в не ответила Тачихаре ни единого слова. Он не слышал ни одного обращения от Гин в свою сторону, ни одного звука. Взгляды, выдохи, ранения — да. Драки, удары, кинжалом по щеке — каждый раз. Но слово? Хотя бы просто «отстань»? Нет.
Почему это раздражало Тачихару, никто не знал. Каждый раз он пытался вывести Гин на разговор, пытался наброситься на неё так, чтобы она ответила ему. И все задавались вопросом: зачем? Но вот Тачихара и сам, наверное, не знал. Но некоторые догадывались. Видимо, Мичизу просто до боли в рёбрах хотел услышать голос Гин, называющей его по имени.
Удар между лопаток, и Гин не сумела сдержаться. Скатившись по ступеням вниз, она еле-еле сумела удержать маску на своём лице, дрожащей рукой стряхивая пыль с себя. Злоба в сердце поднялась ураганом. Это было слишком, для неё это было давно уже слишком.
Рука взметнулась сама по себе, и нож, брошенный в Тачихару, вонзился ему по рукоять в плечо. Раздался вскрик. Гин выдохнула, от ужаса расширив глаза и бросившись к гриффиндорцу, не говоря ни слова, чувствуя, как от страха дар речи и вовсе пропал в ней.
Никто не понимал, почему Гин ненавидит Тачихару, а Тачихара ненавидит Гин. Возможно, всего лишь потому, что этих двоих тянуло друг к другу и никто из них не хотел мириться с этим. И может быть, потому, что всё это была вовсе не ненависть. А боль. Боль от того, что они оба не находят друг в друге хоть малейшей крупицы понимания…
Комментарий к глава 20 — последний месяц
Как и обещал (а я обычно сдерживаю свои обещания) продолжение написал довольно таки скоро, да и глава вышла относительно большой, я сам удивился, с чего бы так расписался :)
Кенджи и Чуя стали моим ОТП настолько, что я невольно сам улыбался, когда перечитывал момент с ними. Нет, тексты мои до сих пор не доросли до звания “хорошие”, однако я улыбался, потому что… Солнышки… Мои… Дети… КХМ
Буду очень рад отзывам, они поддерживают меня и я каждый раз улыбаюсь, когда читаю их, спасибо Вам огромное :)
[ и да, закончив ОН я возьмусь за две новых больших работы и… официально ОН будет первым моим законченным макси по слэшу, это здорово х) ]
========== глава 21 — запомни этот год ==========
Экзамены пролетели быстро и незаметно для некоторых. Кто-то что-то сдал, кто-то нет. Волнения, переживания, забытые в туалетах конспекты и бессонные ночи остались позади, как и очередной учебный год. Теперь же студенты собрались на платформе, кидая то скучающие, то облегчённые взгляды в сторону Хогвартса. Многие радовались, что наконец-то настали каникулы. А кто-то вроде Ацуши или Акутагавы были бы не против, чтобы остаться в школе и на последние месяцы лета.
Инцидент с Тачихарой взбудоражил всю школу, однако сам он не пожелал, чтобы кто-то из родителей или семьи об этом узнал. Тем не менее, когда это дошло до Акутагавы, тот написал своему отцу, и последний выслал денежную компенсацию Тачихаре, которую тот с презрением не принял, однако после короткого взгляда на Гин, проходящую мимо лазарета, почему-то согласился, пускай и с замешательством. Сейчас же всё было в порядке, плечо ещё болело, однако благодаря умелой школьной медсестре данная рана и правда затянулась, да и вряд ли доставляла достаточно много неудобств. Беседа с директором у Гин всё-таки состоялась, и кажется, ей предъявили за то, что носила оружие в школе. Но подробно о том, о чём говорила студентка с главой Хогвартса, никто так и не узнал, даже Рюноске.
Тачихара стоял в компании гриффиндорцев, ветер трепал его рыжие волосы. Отстранённо слушая беседу своих сокурсников, он смотрел на железнодорожный путь, будто умоляя поезд прибыть поскорее. После того удара в плечо он стал действительно более отстранённым и, казалось бы, даже замкнутым. Сжимая в пальцах ручку чемодана, Тачихара будто бы сжимал в нём всю свою затаённую злобу и ненависть, давил её между пальцев и пытался смириться с тем, что переживал.
Поезд показался скоро, остановился, вызвав множество возгласов и оживив толпу студентов, все стали забираться в вагоны, но Тачихара стоял на месте, зная, что ещё есть место и что он в любом случае сможет отбить у любого понравившееся ему место. Он будто ждал чего-то. Очень сильно и сам себе признаваться в этом не хотел.
