Ранпо закатил глаза и, закинув ноги на колени Доппо, чем вызвал у того нервный выдох, продолжил, понимая, что играет на самообладании своего собрата по факультету:

— Подле тебя всегда был тот, кто хотел оказаться на твоём месте, — скучающе протянул он. — И вот, пожалуйста, теперь ты ни с чем, а он поднялся до главенства над нашим дурацким факультетом, чья оболочка — учение. А чья начинка — обычный подростковый беспредел, спрятанный под плёнку «умных».

Куникида удивлённо смотрел на Ранпо. Только слова наглого когтевранца остановили его против того, чтобы скинуть Эдогаву не только со своих колен, но и с дивана в целом, сломав ему по ходу пару конечностей. Тот, кто всегда был рядом… Впрочем, Доппо догадался ещё тогда, когда увидел блеск в глазах Анго, говорящего ему эти тяжёлые слова. Неудивительно, что лучший друг Куникиды подошёл на эту роль больше. Можно сказать, Доппо был бы не удивлён, если бы узнал, что это Анго поспособствовал его отстранению. Однако сейчас, слушая голос Ранпо, Куникида злился не на себя, не на «друга», а на то, что сам не понял вовремя того, что Эдогава, определённо, давно уже знал.

— У каждого факультета свои стереотипы, — закончил Ранпо, зевнув, и, засунув в рот конфету, убрал ноги с Куникиды, поднявшись с дивана и потянувшись. — Но надеюсь, что ты расправишься с ними в следующем году и не превратишь нашу школу в лагерь для трудновоспитуемых.

Куникида хотел было уже закончить этот разговор с самым развязным студентом Когтеврана, как вдруг зацепился за его последние слова, что прозвучали в голове почти эхом. Эдогава хотел уйти, бросив фантик в камин, но Доппо схватил его за рукав мантии, притянув обратно.

— Что ты имеешь ввиду?

— До скорой встречи, будущий староста школы, — усмехнулся Ранпо, вырвав ткань из пальцев Куникиды и помахав ему ладонью, ушёл прочь, поднимаясь по лестнице.

Куникида сидел в тишине очень долго, не понимая слов Эдогавы, даже не представляя, что тот имел в виду. И лишь когда Войцех позвал Куникиду к себе в кабинет, до Доппо начало доходить.

Так просто Войцех вряд ли бы поставил кого-то на место старосты. И вряд ли бы так просто убрал.

Анго выиграл в одном бою, подставив Куникиду. Но благодаря Ранпо и его разговору с Войцехом, Доппо обещали дать место старосты школы в следующем году, и почему-то Куникида не сомневался в том, что это место ему достанется. С чего вдруг Ранпо проявил такое внимание, когтевранец так и не смог понять.

И чувствовать себя обязанным этому человеку было… Как-то непривычно.

Комментарий к глава 19 — признание

А вот и глава, ВЫШЛА, как видите, не спустя месяц, и история начала набирать обороты к своему концу :3

Да, да, это признание и я сам этого ждал больше всего в своей писательской жизни. Теперь можно и уме… Кхм… Закончить работу с чистой душой х)

Буду очень рад отзывам и большое спасибо всем читателям за то, что поддерживаете эту работу :) Осталось глав 10 от силы, даже меньше, но я всё ещё не могу поверить, что этот макси прожил уже 110 с чем-то страниц :)

Спасибо большое за то, что читаете меня, я ведь знаю, что не идеален и пишу такое себе, но стараюсь стать лучше х)

========== глава 20 — последний месяц ==========

В последний месяц все резко становятся трудолюбивыми, нервными и самыми несчастными студентами. Ходят с учебниками, плачут, молят всех богов даровать прозрение, засыпают лицом в чернильнице. Такое обычное состояние подростков перед сдачей СОВ или ЖАБА. Или просто перед написанием годовых контрольных и тестов.

Ацуши учился на пятом курсе и, как и все пятикурсники, проводил много времени за книгами и свитками, добросовестно повторяя всё, изученное за год. Впрочем, он не боялся того, что может провалиться. Раньше он трясся в ужасе, представляя, как на пятом курсе придётся сдавать такой важный экзамен перед комиссией и другими студентами… Это было жутко.

Благо сейчас, теперь, спустя столько месяцев, Ацуши не чувствовал и тени того, что преследовало его с самого детства. Неуверенность осталась, лёгкая, как крыло какой-нибудь маленькой птицы, что порхает где-то рядом и не мешает жить. Но прежнее гнетущее чувство отступило. Да, Дазай вряд ли чем-то помог, как часто думал Накаджима. А может быть, и правда сумел найти подход к проблеме гриффиндорца. Ведь в чём суть? Суть в том, что Ацуши в себя ни капли не верил, потому что боялся ошибок. Появившиеся в его жизни люди так или иначе доказали Ацуши, что ошибки совершать не страшно и что всегда найдутся те, кто поддержит его в случае провала.

Опершись о перила, Ацуши просматривал глазами учебник по зельеварению, краем уха слушая Марка и Танизаки, что о чём-то болтали рядом. Повиснув на шее Джуничиро, первый о чём-то просил его, почти с ненавистью глядя на гору конспектов, что Танизаки, положив пару тетрадей перед собой, увлечённо и в некой спешке просматривал.

— Да сколько можно уже возиться с бумажками! — возмущённо воскликнул Марк и тут же с ухмылкой добавил, склонившись к самому уху Танизаки. — Или мне придётся тебя от них оттаскивать несколько… Иным способом?

Бедный гриффиндорец подпрыгнул от такого тона, осуждающе посмотрев на заливающегося смехом Марка, и, улыбнувшись в ладонь, отвернулся, вновь вернувшись к своим конспектам. Ацуши наблюдал эту сцену краем глаза, и невольно губы его так же тронула лёгкая улыбка. Он никогда не считал этих двоих своими друзьями. Но так вышло, что они в свою очередь считали другом его самого. И в последние месяцы, меняясь шаг за шагом, открывая своё сердце жизни, Накаджима стал больше проводить времени с ними, отвечать на шутки Марка, сам пробовал шутить. Как-то Танизаки сказал, что у Ацуши красивый смех.

Ацуши поблагодарил небо, что Акутагава тогда этого не услышал.

Вдруг Ацуши почувствовал чьё-то дыхание возле уха, а затем подпрыгнул, выронив учебник, от того, что неизвестный осторожно, совершенно нагло укусил его за мочку уха, испугав до смерти. Резко обернувшись, Накаджима на выдохе воскликнул:

— Акутагава! Ах ты…

Слизеринец лишь усмехнулся, закатив глаза, и вновь принял мрачный отстранённый вид, смотря на Ацуши в немом ожидании. Они не виделись сегодня, и Ацуши искренне рад был запутаться взглядом в тёмных волосах Рюноске, провести линии по шее и вниз, вдоль острых плеч, снова лицезреть эту ауру истинного холода, что таяла, стоило Акутагаве улыбнуться.

Ацуши невольно сглотнул, подняв ладонь и прикрыв укушенное ухо, не зная, что сказать, и чувствуя, как сердце снова подпрыгнуло к горлу. Видимо, Рюноске заметил это смятение, что особо Накаджиму не обрадовало. Тряхнув головой, Ацуши резко развернулся, упрямо перехватив пальцами учебник, и, нахмурившись, бросил за плечо, вновь опершись о перила и игнорируя дыхание Акутагавы где-то в районе своей шеи:

— Не вздумай снова делать так.

Очень пытаясь его игнорировать.

Акутагава хмыкнул, Ацуши почувствовал, как он приблизился, коснувшись носом оголённого участка шеи Накаджимы. Гриффиндорец стиснул зубы, подняв глаза к небу, и будто спросил творца, за что ему такое наказание? Нет, они с Акутагавой не заходили дальше поцелуев. Касания, поцелуи, что-то странное, но им всё ещё было всего лишь пятнадцать лет. Всего лишь пятнадцать, и это не укладывалось в голове у Ацуши. Нет, он помнил, что Акутагава был на год старше и уже побывал в отношениях, да и страшно хотел быть всё время с Накаджимой рядом, но…

Но что-то в их чувствах было гораздо большее, чем просто желание быть друг с другом и касаться друг друга. Это что-то и толкало Ацуши вперёд. Эта потребность, как в воздухе, в определённом человеке. Его голос, его дыхание, его любовь, его чувства. Забота и время, что он отдаёт только тебе и больше никому. Ацуши не понимал, что держит их рядом друг с другом, таких разных. Но всем сердцем желал, чтобы чувства его никогда не закончились. Чтобы он каждый раз всё сильнее и сильнее радовался, когда видел Акутагаву в толпе студентов. Чтобы радовался, когда Рюноске смотрит на него и когда притягивает к себе со спины, уводя от всего мира, ограждая от всех людей, нуждаясь в нём, в Ацуши…