— Видишь? Если больше будешь заниматься, моя помощь вообще не понадобится.
— Это печально.
Чуя хотел продолжить, но замер, ощущая, как рябь мурашек прошлась по всему телу. Осторожно оттолкнувшись от стула и вновь посмотрев на Кенджи, он спросил, чувствуя, как кровь приливает в голову:
— Что ты сказал?
— Мне нравится твоя помощь, — пояснил открыто Кенджи. — Печально осознавать то, что однажды я не смогу вот так просто тебя попросить помочь с чем-либо.
Накахара стоял, громом поражённый, и не знал, то ли плакать ему, то ли смеяться. Слова Миядзавы так сильно его потрясли, что он стоял в прострации, казалось бы, целую вечность. В итоге, сглотнув и слегка качнув головой, он хрипло выдавил, откашлявшись:
— Тогда можешь не сильно стараться на уроках, раз так.
Миядзава, казалось, не ожидал таких слов от Чуи. Однако тут же расплылся в счастливой улыбке, смотря на Чую, что не знал, куда деть себя от желания податься вперёд и прижать это грёбаное тело к столу, осыпая поцелуями каждый сантиметр улыбающегося, светящегося от радости лица.
Да что же это за фигня, почему именно Кенджи?
Не желая больше испытывать судьбу, Чуя подхватил сумку и первым направился к выходу из библиотеки. Он хотел проводить Кенджи до гостиной и уже было повернулся, дабы озвучить предложение Миядзаве, как запнулся взглядом о появившегося в дверях библиотеки Акутагаву, что выглядел необычайно бледным и растрёпанным. Столкнувшись с Чуей, он отпрянул назад, отсутствующим взглядом смотря вперёд.
Понимая, что что-то произошло, Накахара нахмурился и, схватив Акутагаву за запястье, проговорил ему на ухо:
— Я провожу пуффендуйца, подожди меня в гостиной, окей?
Рюноске хотел было воспротивиться, но в итоге сдался, кивнув, и проводил Чую, что подталкивал Кенджи к выходу, грустными и пустыми глазами.
Накахара в очередной раз спросил себя, что не так со всеми ими в этом году? Акутагава стал меняться, общаясь с этим грёбаным Ацуши, что со временем бесить Чую перестал, конечно, но всё равно вызывал отвратный эффект. Гин как-то странно часто пропадает на тренировках, слишком часто смотрит на Тачихару. В гриффиндоре появилась открытая гей-пара, Когтевран едва не упал на последнее место по успеваемости. Этот год слишком странный во всех смыслах. И даже Дазай, от мыслей о котором у Чуи просто сгорало всякое самообладание, перестал приставать ко всем и соблазнять каждого третьего.
Что с ними не так? И главное… Что не так с самим Накахарой?
Что не так с ним, когда он держит это тонкое белое запястье Кенджи в своей руке, ведя его по коридорам к дверям гостиной Пуффендуя?
Комментарий к глава 18 — давай ещё раз
Наконец-то, господи, мы дошли до кульминации в развитии отношений Акутагавы и Ацуши. Я так давно запланировал эту главу, так давно ждал этого момента, что просто сам аж выдохнул с облегчением, когда написал эту часть :3
Очень буду рад отзывам и простите, что пропал на некоторое время. Жизнь насилует меня со всех сторон и я еле успеваю даже к компьютеру подходить, поэтому… Жду того времени, когда смогу печатать и выпускать главы, не задерживая :)
[ и да, ловите неожиданных пейрингов в работу, я слишком люблю Чуя/Кенджи ]
========== глава 19 — признание ==========
Ацуши вздрогнул, запнувшись взглядом об Акутагаву, и только хотел подорваться с места, чтобы догнать студента в тёмной мантии, как вдруг заметил Чую подле Рюноске и тут же одёрнул себя. Сердце бешено колотилось в груди. Сглотнув, студент прижал учебники к груди и, развернувшись, направился в другую сторону, от досады не зная, куда себя девать. Ноги подкашивались, под глазами легли глубокие тени. Уже второй день Накаджима не мог заснуть, считая минуты до рассвета.
С того момента, как Акутагава поцеловал его в пустом зале наград, прошло много времени, и у Ацуши не получалось застать Рюноске в одиночку. С ним ходили сокурсники, в основном Чуя, он пропадал куда-то на обед, ходил только в компаниях, больше не посещал совместные пары с Гриффиндором, коих было целых три за эти два дня, придумывая какие-то отговорки… Сердце болело, Накаджима жутко хотел объясниться с Акутагавой, но тот благоразумно его избегал. Отчего-то гриффиндорец понимал, что Рюноске обходит его стороной не из-за того, что Ацуши ему надоел, а от того, что просто не хотел объяснять, с чего вдруг набросился на него в тот момент.
— Ацуши, что такой бледный? — Марк толкнул Накаджиму в бок.
Очнувшись от размышлений, Ацуши облокотился о стену, вздохнув, и, покачав головой, тихо ответил, что всё в порядке.
Совершенно не в порядке, ни разу.
Накаджима вдыхал свои чувства вместе с кислородом, глотал их и боялся потерять. Он до сих пор не до конца понимал, почему ему тяжело думать о том, что Акутагава может в один момент просто исчезнуть из его жизни, просто потеряться среди других студентов, перестать даже смотреть в его сторону. Эти гнетущие мысли так измотали Накаджиму за два дня, что невольно родилось между ними что-то похожее на осознание.
Ацуши безусловно дорожил Акутагавой. Настолько сильно, насколько мог. Это необъяснимое, неизвестно откуда родившееся чувство, преследовало его всегда, и только теперь Ацуши задумался над тем, как его назвать. Никогда не испытывая подобного ранее, он невольно путался, терялся. Было что-то похожее, когда ему некоторое время нравилась Кёка, но тут совершенно иное… Что-то сильнее. Гораздо сильнее, чем те, прошлые чувства.
Накаджима мучительно сжал пальцами мантию у самого горла и, отпрянув от стены, направился вслед за Марком, что высматривал в толпе острые плечи Танизаки.
Так прошёл целый учебный день. Третий день, в который Ацуши ни о чём, как только разве что об Акутагаве, думать не мог. Душа рвалась на части, когда он вспоминал о том мгновении. Невесомые касания на шее, тонкие пальцы Акутагавы, его губы, такие же холодные, как и весь он… Кажется, это головокружение вовсе не от недосыпа.
Возвращаясь с пар обратно, Ацуши снова увидел его, с высоты лестницы. Просто замер на месте, смотря на Акутагаву, стоящего рядом с Чуей, внимательно слушавшего то, что рассказывал ему рыжий слизеринец. Накаджиму вдруг будто захлестнуло волной. Он смотрел на спину Рюноске, на его шею, тёмные волосы и понимал, что четвёртого дня в его жизни просто не будет.
Резко подбежав к перилам, Ацуши вцепился в панель, сжав её с такой силой, будто хотел сломать, и, подавив желание броситься на Акутагаву сверху, прижав коленями к полу, дабы тот точно не убежал, что есть силы крикнул, так громко и с такой злобой, что замер не только Рюноске, но и все, кого достиг крик гриффиндорца:
— Акутагава, иди сюда!
В коридоре повисла тяжёлая тишина. Некоторое время Рюноске стоял неподвижно, но вот дрогнул, медленно повернувшись и подняв голову, смотря на напряжённого Ацуши, вцепившегося в перила наверху. Лицо его стало ещё более бледным, однако Акутагава смог сохранить самообладание. И всё же не развернулся, не ушёл. Он будто бы не знал, что делать, стоял в полном замешательстве, и его беспокоили вовсе не люди, наблюдающие за сценой со стороны.
И вдруг, неожиданно, негаданно, но на помощь Ацуши пришёл Чуя. С силой толкнув Акутагаву в спину, так, что тот даже споткнулся, бросил с усмешкой:
— Иди, давай. Потом расскажу.
И, отсалютовав шляпой, направился прочь, скрываясь тенью в коридоре. Оставляя Акутагаву и Ацуши в море недосказанных слов, друг напротив друга.
Накаджима несказанно обрадовался, выдохнув, однако тут же напрягся, стоило Рюноске снова перевести взгляд на него. Некоторое время между ними царило молчание, такое долгое, что у Ацуши начали болеть пальцы, сжатые на камне перил.
И вот, выдыхая и чуть качая головой, Акутагава подался вперёд, поднимаясь по лестнице, ступень за ступенью. И чем ближе он подходил, тем меньше решимости оставалось в сердце Ацуши. Сглотнув, Накаджима нерешительно повернулся к Рюноске, остановившемуся около него.
— Что? — выдал Акутагава совершенно равнодушным тоном, что окончательно выбило гриффиндорца из колеи.
