— Странно, да? — Рюноске повернул голову, долго и пристально смотря в глаза Накаджиме, который не выдержал и отвёл глаза, сглатывая.
Наконец, Акутагава фыркнул, отвернувшись, и спокойно и холодно спросил:
— Что ты здесь забыл?
Ацуши вздрогнул, слегка усмехнувшись. Слишком часто переводит тему, будто хочет сказать что-то особенное, но не может. Он склонил голову на бок, прислонившись виском к холодному камню.
— Я всегда сижу здесь, когда нужно… Побыть одному, — Ацуши чуть улыбнулся, кинув взгляд на равнодушного Рюноске. — Ты, видимо, тоже.
— Возможно, — хмыкнул Акутагава, слегка повернувшись к Накаджиме. — Почему не празднуешь со всеми?
— Я…
Накаджима запнулся, не зная, что ответить. Почему-то сейчас дрожь по телу шла не от холода, а от того, насколько глубоко звучал голос Акутагавы внутри души Ацуши. Будто проникал дальше, чем сердце. И заставлял сглатывать, трястись, заикаться, в то же время успокаивая. Будто колыбельная, которая звучит урывками раз в бесконечность, такая нужная, но такая короткая.
Ацуши выдохнул, подняв ладонь с коробкой в ней, и, слегка дрогнув, осторожно протянул её Рюноске, не глядя на Акутагаву.
Тот некоторое время просто сидел, молча пялясь на упаковку в ладони Накаджимы. Ацуши уже казалось, что у него отвалится рука, так она затекла, но Рюноске осторожно принял подарок, едва коснувшись своими пальцами пальцев Накаджимы. Тот тут же отдёрнул руку, переплетая пальцы собственных ладоней друг с другом. Слегка кашлянув, он пояснил:
— Знаю, ты говорил, что не любишь сладкое, но… С Рождеством, Акутагава.
Рюноске вздрогнул, и в глазах его, поражённо рассматривающих упаковку, мелькнуло что-то вроде вспышки, суть которой сложно разгадать с первого раза. Бледный, он поднял глаза на гриффиндорца, будто спрашивая, не понимая сам, чего именно.
— С Рождеством, — повторил Ацуши, вдруг улыбнувшись совершенно искренне, и тут же отвёл взгляд, ощущая, как что-то в груди снова сжалось от этих широко раскрытых глаз и полного непонимания на лице Рюноске.
Акутагава осторожно погладил пальцами упаковку, несмело потянулся к ленточке, будто боялся сломать предмет в своих руках. Ацуши никогда не получал подарков, кроме некоторых мелочей от девчонок на день влюблённых, да и подобных же мелочей от Танизаки с Марком. Собственно, никому и не дарил. Но сейчас почему-то хотел купить ещё десяток подобных коробок, чтобы пальцы Рюноске коснулись каждой из них и чтобы каждая из них поразила его точно так же.
— Спасибо, — вдруг хрипло выдавил Акутагава, осторожно развязывая ленту, и, прикрыв лицо ладонью, закрыл глаза.
Ацуши готов был умереть за то, чтобы услышать это снова. Он смотрел на Акутагаву, не смея шевельнуться. Это «спасибо» прозвучало настолько красиво, что Ацуши ощутил, как улыбка сама собой растягивает его губы, как внутри начинают танцевать вальс солнечные зайчики. Сердце, полное нежности, тепла и доброты. Ацуши хотел, чтобы Акутагава в этот день почувствовал себя так же, как и все вокруг них. Рождество, подарки… Накаджима не понимал, как это, самому получать их. Но ради дрожащих пальцев Рюноске и ради его хриплого «спасибо», он желал узнать это. Много и много раз. Узнать то, что чувствовал Акутагава сейчас. И сделать всё для того, чтобы вызвать в нём те же чувства вновь.
Поток бешено бьющих в голову мыслей, выбивающих в вакуум, прервали слова Акутагавы, которые прозвучали хрупким инеем в тишине холодной башни.
— Моя семья не празднует Рождество, — произнёс он, хмыкнув. — Да и сам считаю празднование этого дня бесполезным. Но… Ты первый, кто подарил мне подарок вообще. Почему? Почему мне?
Ацуши невольно закатил глаза совершенно беззлобно, пояснив с лёгким смехом в голосе:
— Да неужели нужен особый повод для того, чтобы подарить подарок? Я… Я не знаю, нужен ли. Но кажется, нет, так? Мне просто показалось, что будет нехорошо, если ты останешься без подарка в этот день.
— Мы даже не друзья, — качнул головой Рюноске, шурша обёрточной бумагой.
— Повод ими стать, знаешь ли, — обиженно проговорил Ацуши, тут же прикусив язык за свою прямоту.
Да заткнись, заткнись, заткнись ты, идиот, он даже видеть тебя, наверное, не хочет.
Акутагава осторожно сложил обёрточную бумагу с лентой рядом и, открыв коробку, обречённо, но незлобно выдохнул. «Драконьи языки». Сладости, которые Ацуши купил тогда для него.
— Ну… Если так, — произнёс Рюноске, закрывая коробку и отставляя её в сторону. — Я не против.
Ацуши поперхнулся воздухом, смотря в одну точку перед собой.
Что…
Что?
Комментарий к глава 15 — спасибо
Нежданная написанная четыре дня назад прода… Да. Ну и, прямая финишная для признания наших уважаемых АкуАцу х)
Кто-то говорил, что в моём фанфике отношения развиваются очень медленно. Ну, ребят, так ведь я на этом и делаю акцент: становление резкой неприязни, превращение её в чистые и сильные чувства. Да и ещё побочные линии надо постепенно развивать, а на это тоже нужно время :)
И я только что понял, что фанфик почти на 100 страниц уже написан…. КАААААК:!:!
Буду рад Вашим отзывам, очень рад)
========== глава 16 — снова школьные дни ==========
Чуя шагал по коридору, смотря в одну точку где-то у своих ботинок, раздражаясь от того, что она каждый раз ускользала и что не удавалось никак на неё наступить. Каникулы закончились, что Накахару опечалило страшно, и снова пришлось ехать в Хогвартс. Снова видеть лица надоевших до жути однокурсников, снова курить где-нибудь в туалете, прятаться от фанаток по тёмным коридорам, грубить учителям и вытаскивать команду на соревнованиях. Снова. Эта жизнь так надоела, что хотелось спрыгнуть с самой высокой башни школы, чтобы навсегда исчезли в пустоте ветра и рыжие волосы, и невыполненные обещания, но…
Но Чуя медлил, огрызался, просыпался с мыслями о сне и хотел справиться с тем, что происходило в семье. Его сердце изранили со всех сторон, вонзая в него то ножи, то стрелы. И он привык. Привык к тому чувству, будто ещё один удар — и уже ничего не страшно. Что даже если по нему проедутся на маггловском танке — ничего не изменится.
Накахара презрительно скривился, встретившись с восхищёнными взглядами двух проходящих мимо девушек, и завернул за угол коридора, засунув руки в карманы. Мантия Слизерина струилась по его плечам, подчёркивая острые черты и весьма привлекательное тело. Ни для кого не было секретом, что, несмотря на рост, Чуя мог бы затмить почти всех на Слизерине по популярности у женских воздыхательниц. Вот только сам он от этого не был в восторге. Да, он часто проводил время с девушками. Но после каждой ночи оставалось чувство, словно он убивает самого себя. Закуривая очередную сигарету, Чуя выдыхал облако ядовитого дыма в пустоту и просто пытался вычеркнуть из головы единственные глаза, которые не мог забыть.
Ведь как это обычно и бывает… Единственный человек, с которым ты бы провёл всю жизнь, бросает тебя, как мусор в угол своей жизни, забывая и постепенно вычёркивая из всех воспоминаний.
Чуя закрыл глаза, выдохнув. Лучи, текущие сквозь витражные окна то и дело пересекались с его фигурой, и он чувствовал их тёплые касания на своих щеках. Сегодня выдался солнечный день, зимний, морозный, яркий, играющий на снегу блеском ослепляющих бликов. Но выходить наружу не хотелось, как и вообще наслаждаться хорошей погодой. Чуя жмурился, недовольно морщась от обилия света, и хотел поскорее пройти этот дико освещаемый коридор, но…
Но вдруг поднял глаза и резко остановился, едва не споткнувшись на ровном месте.
Опершись о стену и поджав ноги под себя, на полу сидел золотоволосый мальчишка, бросивший сумку рядом и с увлечением читающий какую-то книгу в потёртом переплёте.
Чуя хотел фыркнуть и пойти дальше, но почему-то не смог. Переборов себя, он осторожно приблизился и невольно задержал дыхание, когда светло-карие глаза уставились на него с нескрываемой теплотой. Широко улыбнувшись, мальчишка закрыл книгу, слегка подавшись вперёд, и произнёс: