— Да, рад видеть тебя, Акутагава! — произнёс он и, прижав банку к груди, повернулся к Ацуши. — Думаю, мне пора возвращаться в гостиную своего факультета. Ещё увидимся! Рад, что встретил тебя!

Помахав ладошкой Накаджиме, Кенджи, напевая под нос очередную праздничную песню, направился прочь, покачивая головой в такт играющей в его голове музыке. Ацуши проводил его заворожённым взглядом. Живое солнце или оживший солнечный луч? Впрочем… Какая разница? Всё равно от одного лишь разговора с ним у Ацуши поднялось настроение и словно расцвела душа.

Однако, стоило Кенджи скрыться в конце коридора, как Накаджима тут же выпрямился, закусив губу и стараясь не смотреть на стоящего позади Рюноске. Правда, заглушив гулко бьющееся сердце и чувство лютой неловкости, он всё-таки повернулся, ловя не отрывающийся от него взгляд Акутагавы.

После того наказания в туалетах они так нормально и не поговорили. Не было ни возможности, ни времени. И вот теперь, смотря на невозмутимого, как всегда холодного до дрожи во всём теле Рюноске, Ацуши осознал, что не может начать разговор, не может найти слов, не может оторвать взгляд от знакомых волос и бледного лица. Да и вспомнилось то прикосновение, которое отпечаталось в сознании, не давая забыть себя ни на день. Накаджима отвёл взгляд, стоило мыслям о том касании посетить его голову, и просто взмолился, чтобы Акутагава не заподозрил неладного в немом волнении Ацуши, который от смятения не знал, куда себя деть.

— Эм… Э… П-привет, — выдавил из себя Ацуши, всё ещё смотря в сторону и изредка кидая несмелый взгляд на невозмутимого Акутагаву. — Ты, знаешь, довольно вовремя… кхм… Появился. Я как раз о тебе думал…

Да что ты говоришь? А ты случайно не думаешь о нём почти каждый раз, когда остаёшься один?

— Вот, я, помнишь, ты… Дал мне мантию тогда? Так вот, я постирал, погладил, всё хорошо. Куда принести, как передать?

Ацуши мысленно отвесил себе пару грубых пощёчин. Как можно плести такую несвязную речь? Заикаться, отводить взгляд, теряться в мыслях, едва заметно дрожать от колотящего тело чувства и лёгкого страха. Накаджима жутко радовался тому, что он встретил Акутагаву. И жутко боялся того, что тот снова уйдёт или кинет в него какую-то грубость. Почему-то сердце Ацуши не покидало ощущение, что Акутагава мог всё-таки почувствовать то касание и просто делает вид, что ничего не знает об этом странном порыве Накаджимы.

И всё же, смущение, накрывшее его поначалу, потихоньку отступило, и Ацуши выровнял своё дыхание, успокоив бьющееся сердце. И всё-таки взглянул в упор на Акутагаву, стараясь подавить желание тут же отвести взгляд в сторону.

— У вас там есть сейчас кто-нибудь в башне? — спокойно спросил Акутагава, в голосе которого уже не чувствовалось того ледяного холода.

— А? — переспросил Ацуши и, не догадываясь ни о чём, тут же ответил. — Да нет, вроде бы. Если кто и остался, так это младшекурсники, и они сейчас в гостиной Когтеврана, играют в домино. А что?

Акутагава оттолкнулся от стены, подойдя к Ацуши и заставив того невольно сделать шаг назад. Видимо, Рюноске отметил это движение в своей памяти, но всё-таки ничего не спросил.

— Пошли. Сейчас и отдашь.

С этими словами Акутагава, не принимая возражений, направился в сторону башни Гриффиндора. И Ацуши ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, правда, держась чуть позади.

Вопрос, что это только что было, оставался открытым.

Ацуши шагал следом за Акутагавой, что ступал медленно, спрятав ладони в карманах. Накаджима смотрел на его спину и невольно отмечал в себе странное желание прощупать лопатки Рюноске сквозь ткань этого однотонного свитера. Странное желание, но почему-то очень хотелось это сделать. Правда, Накаджима отдёргивал себя в мыслях, просто представляя, какие, наверное, они острые. Такие же, как и всё в Акутагаве. От голоса до души. Колючее, холодное, острое, об которое ранишься каждый раз, как только смотришь на него, говоришь с ним, касаешься его…

Но, как бы то ни было, Ацуши знал одно. Он бы многое отдал за то, чтобы подружиться с Акутагавой. И стать ему лучшим другом из всех, что у того когда-либо были. Откуда взялось это желание, эта тяга к нелюдимому человеку, Ацуши не знал. Но его привлекало всё в таком холодном, но в то же время прекрасном и загадочном человеке, как Рюноске.

В подобных мыслях Ацуши, шагая за Акутагавой, достиг, наконец, башни Гриффиндора. Сглотнув, он подошёл к портрету и, проговорив пароль, прошёл внутрь, слыша, как Рюноске, шагая следом, тоже пересёк порог, оказавшись в гостиной львиного факультета.

Немного осмотревшись, Акутагава фыркнул, передёрнув плечами, и выдавил:

— Не то чтобы совсем плохо… Но и не хорошо. В гостиной Слизерина лучше.

— Вот и приглашал бы меня туда, чтобы мантию отдать, — огрызнулся Ацуши, прикусив язык от осознания того, что только что ляпнул, и тут же постарался исправить ситуацию. — Зато здесь уютно и тепло, знаешь ли…

— Ага.

Акутагава равнодушно посмотрел на Накаджиму, и тот, раздражённо выдохнув, сжал пальцы в кулаки, поднимаясь по лестнице в свою комнату и… Невольно осознал, что Рюноске следует за ним. Так, а вот это уже дико странно. Но спрашивать, почему Акутагава решил последовать за Ацуши в его комнату, последний, естественно, не стал. Он думал, что Рюноске развалится на каком-нибудь диване или кресле в ожидании своей мантии, но… Но нет. И это Накаджиму, мягко говоря, поставило в тупик.

Открыв свою комнату, Ацуши пропустил Акутагаву вперёд и, зайдя следом, захлопнул дверь за собой. В комнате было пусто, необычайно тихо и темно. Включив свет, Ацуши вздохнул, глядя на пустые кровати соседей, и, разведя руки в сторону, выдал:

— Да. Вот тут я примерно и живу.

Тут же ударив себя мысленно по лбу за глупые слова, Ацуши раздражённо вздохнул, махнув рукой на попытки что-то исправить, и просто замолчал, наблюдая за тем, как Акутагава, медленно проходя вглубь комнаты, с лёгким, вежливым интересом, осматривается вокруг.

— Странно видеть в комнатах окна, — проговорил он, как раз подходя к окну и опускаясь на подоконник. — В подземельях их даже в гостиной почти нет.

Ацуши ничего не ответил, пожав плечами. Он почему-то подумал о том, что Акутагаве тоже довольно сложно найти тему для разговора и он лишь из вежливости пытается что-то сказать. Лучше бы Рюноске вообще ничего не говорил. В этих сравнениях со Слизерином Накаджима постоянно чувствовал острый укол мысли о том, что они с Акутагавой совершенно разные, как и их факультеты, как и комнаты, где они проводят дни и ночи, как и люди, что окружают их. Слишком разные. И всё же, как бы это странно ни звучало, Ацуши чувствовал странную связь с этим молчаливым слизеринцем, которого то ли ненавидел, то ли…

Так, стоп.

Тряхнув головой и не смотря на Акутагаву, Ацуши подошёл к тумбочке у кровати и, осторожно взяв в руки сложенную мантию Акутагавы, несмело обернулся, протягивая её Рюноске.

Однако стоило ему найти взглядом Акутагаву, так он тут же замер, не в силах пошевелиться и бледнея от накатившего страха.

Акутагава склонился над кроватью Накаджимы, держа в руках тетрадный лист, на котором неровным почерком были выведены слова. Множество слов, нежных и красивых, воспоминаний и мыслей, слагающих письмо.

Подорвавшись с места, Ацуши кинулся к Рюноске и, кинув мантию на кровать, вырвал письмо из холодных пальцев Акутагавы, раздражённо и зло дыша.

— Кто тебе разрешил?!

— Кхм… А ты, оказывается, тот ещё романтик, — ухмыльнулся Акутагава, выпрямившись и с насмешкой посмотрев на покрасневшего от смущения Ацуши. — Отвратительно.

Накаджима хотел убить себя на этом самом месте. Как он мог забыть о том, что перечитывал свои письма Кёке сегодня утром? Как он мог забыть о том, что оставил их на кровати, не убрав под доску в полу? И сейчас приходилось краснеть перед Акутагавой за собственные, возможно, слишком откровенные признания в прошлом единственной девушки, которую Ацуши так сильно и так робко любил.