Тряпка наткнулась на странные белые пятна, и Накаджима замер на мгновение. Нахмурившись, он отогнал ненужные мысли из головы, даже не пытаясь представить, какой хренью здесь могли заниматься парни. Он давно уже понял, что чем меньше знаешь, тем больше спишь по ночам. Но, даже учитывая это, бессонница терзала его довольно часто… Особенно в последние дни.

— Да что это за хрень? — выругался Ацуши, оттирая множество белых пятен, рассыпанных повсюду.

— Ты что, спермы никогда не видел? — хмыкнул Акутагава, который отчищал в это время батарею.

Ацуши замер. Осознание сказанного Рюноске ударило кровью ему в голову. Сглотнув, он отдёрнул руку, подскочив, и, отпустив назад, попытался успокоиться. Однако слова Акутагавы были слишком внезапными и прямыми, поэтому невольно ввели в страшное смущение.

— Что? — Ацуши, казалось, даже охрип от волнения.

— Да ладно. Как будто не знаешь, — протянул Акутагава. — Никогда подобным не занимался?

— Да как-то не приходилось, — рявкнул Ацуши, гордо вскинув голову, и добавил более тихо. — Я не озабоченный придурок, понятно? И… Хватит. Забудем об этом.

— Если ты девственник, то я вообще не понимаю, как…

Ацуши закрыл уши, отойдя от Акутагавы как можно дальше, стараясь не слушать его, начиная при этом нести какую-то хрень, лишь бы не слышать то, что говорит Рюноске, а сам пытался справиться с оцепенением, которое до сих пор не отпускало сердце. Нет, он знал о подобных вещах, но заниматься… По сути, думая о Кёке, посвящая ей стихи, Ацуши никогда не представлял никаких непотребств в своей голове. Он вообще не понимал, как можно любить человека и заниматься такими грязными вещами? А все эти слова, что выстанывали девушки в туалетах на тайных свиданиях, вообще вгоняли его в сильнейшую депрессию дней на десять. Но всё же, здесь, рядом с Рюноске, Ацуши чувствовал себя беспомощным идиотом. Правда… Накаджима даже был рад в какой-то степени, что может сказать правду о том, что думает на этот счёт, кому-либо в лицо. Почему же просто спросить чепуховые вещи, вроде, «зачем ты накинул на меня свою мантию?», не получается?

За мыслями, громкими криками и попытками не услышать Акутагаву Ацуши не заметил, как споткнулся о ведро и оно со стуком покатилось по полу, разливая воду. В этот момент Накаджима перепугался, кинувшись догонять громкую тару и, конечно же, отнял ладони от ушей… Совершенно случайно до него долетел остаток фразы.

— …ведь это же Дазай.

Ацуши остановился, так и не дотянувшись до ведра, и, повернувшись, спросил непонимающим тоном:

— Причём тут Дазай?

Акутагава помрачнел, хмыкнув, и, проведя тряпкой по батарее, презрительно скривился. Ну вот, опять. Ацуши почувствовал, как от этих эмоций внутри что-то болезненно сжалось. Почему каждый раз, когда они говорят дольше, чем пару минут, всё приходит именно к подобному концу?

— Он вечно носится с тобой, — грубо произнёс Акутагава. — Тебе ли не знать, о чём я?

— Не понимаю, — прошептал Ацуши, отвернувшись, и, дрожащей рукой подняв таки ведро, добавил потухшим голосом. — Я не понимаю, о чём ты.

— Тогда забудь.

И снова час молчания. Ацуши чувствовал, как грустно на душе от того, что едва завязавшееся между ними общение снова рухнуло. Акутагава снова сидел мрачнее тучи, Ацуши же боялся лишний раз вздохнуть, лишь бы не разозлить последнего ещё больше. Впрочем, в какой-то мере и степени он даже был рад тому, что Рюноске не говорил с ним. Выносить этот ледяной голос было сверх его возможностей.

Когда туалет оказался вычищен до конца, на часах значилось три часа ночи. Ацуши устало выдохнул, опускаясь на пол, и, вытерев лоб тыльной стороной ладони, прикрыл глаза, откидывая голову назад и опираясь затылком о стенку кабинки. Усталость растекалась по телу, подобно мутному туману, обволакивая сознание… Сон навалился тяжестью на веки, и Накаджима приоткрыл губы, задышав через рот, чувствуя, как сознание проваливается в сон.

— Вставай, живо.

Ацуши почувствовал ощутимый пинок в бедро и, тут же подскочив на месте, непонимающе уставился на хмурого Акутагаву. Тот, презрительно хмыкнув, опустил закатанные рукава рубашки и пояснил:

— Нужно возвращаться в гостиные.

— В три часа ночи? — моргнул Ацуши, невольно задержав взгляд на скрывшихся за тканью оголённых руках Акутагавы. — Ты с ума сошёл?

— Предлагаешь остаться здесь? — скривился Акутагава, откашлявшись в кулак.

— Ну… Да, — неуверенно проговорил Ацуши, которого несколько напрягала ситуация озвучивать своё мнение.

Только сейчас Накаджима с удивлением заметил, что рядом с Акутагавой он будто бы становится другим… То ещё более неуверенным, запинаясь на каждом слове, то совершенно уверенным в себе и активным, готовым дать отпор любой колкости. Он впервые почувствовал это немое вечное раздражение от однотипного общения с Акутагавой, которое ничем хорошим не заканчивалось. Всё это было впервые, и всё — с Рюноске. Почему-то Ацуши улыбнулся самому себе, глядя в одну точку перед собой и положив руки на колени.

Акутагава заметил это, но промолчал. Он отметил, что Ацуши страшно идут накинутые на плечи вещи. Этому щуплому, нескладному идиоту… Да, страшно идут. Страшно не хотелось оставаться здесь на всю ночь, как и вообще оставаться в обществе этого ненормального, который вечно умудрялся портить ему жизнь, как только мог, но… Но почему-то Рюноске выдохнул, опустившись на пол рядом с Накаджимой, и, откинувшись на дверь кабинки, закрыл глаза, игнорируя удивлённый возглас Накаджимы.

— Акутагава? Хэй, ты точно Акутагава?!

— Заткнись и спи. Иначе — врежу, — прошипел Акутагава, который не хотел признавать собственного поражения в этом никому не названном соревновании.

Акутагава быстро провалился в сон, сидя в одной позе. А Ацуши долго ещё удивлённо рассматривал сидящего так близко Рюноске и понимал, что это первый раз, когда он может спокойно изучить его лицо, руки, ключицы, шею, плечи… Колени…

Не сумев сдержаться, Ацуши сглотнул, осторожно протянув руку и коснувшись пальцами колена Акутагавы, тихо и невесомо погладив его. Конечно, Рюноске не проснулся. Но Накаджима, медленно и с нежеланием отняв руку, постарался запихнуть обратно подскочившее к горлу сердце…

Чёрт, это ненормально…

И всё же Ацуши заснул. Он даже не подозревал о том, что Акутагава в тот момент лишь притворялся спящим.

Комментарий к глава 11 — наказание

Ааааа, лень мне ждать 14 января, тем более это не самый лучший день, поэтому, выкладываю сегодня х)

*все читатели, кто читает из-за АкуАцу, нападают с палками за облом*

*а Призрак такой просто*

ГХАААА, Я БЕССМЕЕЕЕРТНЫЫЫЫЙЙЙЙЙ

В общем, вот вам 11 глава, когда будет 12, я не знаю, но половину её уже написал. Надеюсь, что скоро, а может через неделю. Пока что у меня родилась идея для кроссоверного сборника драбблов по разным пейрингам БСД и я соберу небольшой материал для этой работы, хотя бы ещё две зарисовки х)

Ну и, конечно, книжку свою начал писать *фига я смелый*

На самом деле, я просто пережил за вчерашний день довольно сильный домашний скандал и сейчас пытаюсь не сойти с ума, однако вдохновение моё и желание печатать не сломают даже жизненные проблемы :)

Буду очень очень рад отзывам :3

p.s: и не спрашивайте, как мне вот это пришло в голову. я просто мыл ванную и пришла идея для 11-той главы хд

========== глава 12 — ты остаёшься? ==========

— А где ты собираешься праздновать Рождество, м?

Ацуши вздрогнул, подняв взгляд на Марка, который пытался аккуратно сложить вещи в чемодан, сидя на ковре и с умным видом раскладывая стопки одежды.

— Да нигде, — пожал плечами Накаджима, закрыв книгу, и, подняв ноги на кровать, добавил, потянувшись за конфетами. — Останусь тут, в Хогвартсе. Буду тренировать полёты.

Марк покачал головой, однако ничего не сказал, задумчиво сравнив две коробки, одну из которых собирался втиснуть между свитерами. Все уже собирались, поскольку завтра приезжал поезд, готовый вернуть детей на каникулы к их родителям… Многие уезжали к своим друзьям, многие праздновали в других семьях. А вот малое количество «неудачников», не хотевших домой либо не ожидаемых никем из родных, оставалось здесь, в школе. И праздновали они, в итоге, с учителями, которые, несмотря ни на что, умели устроить чудный праздник. В этом году Хогвартс украшали пуффендуйцы. Их декан, строгий, но между тем довольно любознательный и активный профессор травологии, проследил за тем, чтобы всё было идеально и красиво. Накаджима невольно засматривался на венки, подвешенные на гвозди от портретов, на гирлянды, горящие от магических источников, на шарики и сушёные композиции, висящие связками под потолками коридоров… Он невольно останавливался в дверях главного зала, чтобы посмотреть на то, как пуффендуйцы, разбирая коробки с множеством игрушек, наряжали огромную ёлку в течение нескольких дней.