— Развлекаешься? — процедил Чуя, фыркнув.
— Завидуй молча, — с улыбкой произнёс Дазай, явно провоцируя Накахару своим поведением.
В тот день никто не заметил, что Чуя специально толкнул Ацуши. Все думали, что это просто несчастный случай, так получилось. Однако Осаму верил в это с трудом. Он видел, как Накахара смотрел на Ацуши всю игру. Видел, как тот искал удобного случая, чтобы ударить. Дазай слишком хорошо знал своего однокурсника, чтобы ошибаться.
— Было бы чему, — презрительно ответил слизеринец, закатив глаза и кинув прожигающий взгляд на Ацуши. — От твоего щеночка несёт за километр.
Накаджима не любил встревать в драки и никогда не обижался на слова других и оскорбления в свою сторону. Поэтому он просто промолчал, всё-таки выждав удобный момент и скинув с себя руку Осаму. Выпрямившись, он сложил руки на груди и хмуро уставился на своего ненавистника номер два… Первое место никто не мог занять, кроме Акутагавы.
— Мой, как ты выразился, щеночек, довольно способный во всех смыслах, — промурчал Дазай, погладив рядом стоящего Ацуши по голове, и, склонив голову на бок, вдруг спросил. — Или ты хочешь занять моё место рядом с ним?
Чуя на миг замер, будто не понял, о чём сказал Осаму. Если честно, Накаджима и сам не понимал, о чём говорят эти двое. Он слышал, что в Дазая влюблялись даже парни, но… Но всё равно не мог уловить суть этих препираний, этих уничтожающих взглядов. Пылающего и холодного. Это невозможно было понять, не спросив. А спрашивать Накаджима боялся.
— Что? — повысив голос, Чуя рванулся вперёд, быстрым шагом преодолев расстояние до Дазая, и замахнулся для удара.
Но тот перехватил его руку, с силой сдавив запястье, и с невозмутимым видом, правда, без тени улыбки завёл руку ему за спину так, что Накахара невольно вскрикнул, оказавшийся прижатый всем телом к ставшему вмиг холодному, как лёд, Осаму.
Дазай, не глядя на Ацуши, ледяным тоном произнёс. И слова его не стоило оспаривать.
— Ацуши, иди. У тебя пара.
Чуя замахнулся второй рукой, но и её Осаму перехватил, так же заведя за спину Накахаре. Тот попытался пнуть Дазая, но слизеринец вовремя предугадал действия однокурсника и резким толчком прижал его к потрескавшейся от штукатурки стене, рядом с холодным окном.
Накаджима решил, что больше не стоит задерживаться, и быстрым шагом покинул башню, на ходу поправляя мантию и чертыхаясь вслух. Чёрт, как же ему надоело быть мишенью чьей-то ненависти…
Ладно, презрение, ладно, неприязнь. Но ненависть, лютая, жгучая, которая мучила не только тело, но и душу. Ацуши зажмурил глаза, быстрым шагом мчась по коридору, и не заметил, как впечатался в группу студентов, стоящих прямо перед ним.
Накаджима отошёл назад, положив ладонь на лоб, и, бормоча извинения, обошёл компанию мимо, быстрым и нервным шагом направляясь вперёд, по коридору, даже сам не до конца осознавая, куда идёт. Его переполняли и злоба, и волнение за Дазая, и страшное желание кому-нибудь врезать. Он не понимал, ничего не понимал в причинах ненависти Чуи. Ничего не понимал в причинах ненависти Акутагавы. Он просто хотел раствориться, сделаться незаметным, чтобы больше никто не смотрел на него так. Как же хорошо жилось, когда никто не обращал на него особого внимания. Ни любви, ни ненависти, и жить было так спокойно, пускай сердце часто пронзала боль.
Внезапно Ацуши остановился, буквально замер, будто его поставили на паузу. Тяжело дыша, он смотрел в одну точку перед собой. Будто кто-то коснулся его шеи, приложил ладонь к бьющейся вене, заставив остановиться. Нет, это было всего лишь чувство… Всего лишь видение, нежная иллюзия, ведь к нему прикоснулся чей-то взгляд. Холодный, но доводящий до дрожи и заставляющий сглотнуть.
Ацуши несмело поднял глаза и повернул голову влево. На подоконнике в коридоре сидел Акутагава, держа в руках книгу и равнодушно глядя на запыхавшегося и злого Накаджиму. Впрочем, злоба с лица Ацуши давно спала. Он смотрел на Рюноске, не смея ни двинуться дальше, ни сказать хоть слово. Просто задыхался. Скорее не от быстрой ходьбы, а от того, что снова смотрит прямо в глаза этому холодному, но до жути прекрасному человеку.
Акутагава так же не спешил с вопросом. Он внимательно смотрел на лицо Накаджимы, будто ожидал от того чего-то. Ацуши и сам не понимал, чего. Но знал, что в этот раз он не сможет смущённо отвести глаза, сглотнуть и убежать, не смея оставаться рядом с Рюноске хоть на минуту. В этот раз Ацуши просто не мог пролететь мимо, как порыв ветра, едва всколыхав внимание Акутагавы.
— П-при…вет, — проговорил он, прерываясь и окончательно поворачиваясь к Рюноске.
Теперь они были друг напротив друга. Ацуши стоял в пятне света, упавшего из окна за спиной Акутагавы. Тень Рюноске касалась плеч, лица, щеки… Сам слизеринец сидел, положив одну руку на колено, в расслабленной, но не менее изящной позе, с раскрытой книгой в одной руке и, чуть запрокинув голову, смотрел на Накаджиму, чуть вскинув бровь.
— Куда спешил? — равнодушно спросил Акутагава, скорее из вежливости, нежели из желания начинать разговор.
— Я? — от неожиданности Ацуши невольно вскинул голову и, тут же смутившись, потупил взгляд в пол. — А, ну… Это… У нас… Пара, зельеварение, вот, на урок… Шёл…
Слова давались ему с трудом, пальцы, сжимающие лямку сумки, дрожали. Он не смел поднять глаз на Акутагаву, в то время как Рюноске неотрывно следил за каждым движением Накаджимы, будто искал в нём что-то, что помогло бы ему ответить на один вопрос. Ацуши хотелось провалиться, исчезнуть, развернуться и уйти, но что-то удерживало его. Возможно, это были именно слова Дазая, сказанные когда-то…
Мы живём один раз, Ацуши, если не попробуешь, будешь жалеть. А если попробуешь, то хотя бы будешь знать, что не вышло.
— А ты что тут… Делаешь? — спросил Ацуши, зарывшись пальцами в волосы и глубоко выдыхая, будто каждое сказанное им слово равнялось одному кругу бега вокруг школы.
Акутагава, видимо, не ожидал такого вопроса. Впрочем, он и отвечать на него не собирался. Только поднял книгу, показав её Накаджиме, и, вновь опустив взгляд на белые страницы, полностью потерял интерес к стоящему перед ним гриффиндорцу.
Накаджима осмелился поднять взгляд и замер, чуть приоткрыв губы. Он впервые видел Акутагаву вот так. Не в профиль, не со спины, а прямо, смотря на бледное лицо и пряди волос, спадающие вниз, будто желая дотянуться до букв, напечатанных на тонких страницах. Ацуши ощутил резкое желание протянуть руку и провести кончиками пальцев по лбу Рюноске, заправить одну из прядей ему за ухо и увидеть удивление, смешанное с гневом, в глазах слизеринца. Но рука так и не двинулась с места. Как и сознание.
Наконец, отмерев, Ацуши грустно отвёл глаза, закусив губу. Он понимал, что никогда не сможет нормально общаться с Акутагавой. Никогда не сможет сделать ничего из того, что хотел бы. Как бы ни старался Дазай, Накаджима оставался всё тем же в глубине души. Забитым, неуверенным в себе, жалким мальчишкой, который всех раздражает.
Развернувшись, Ацуши хотел было уйти, но, сделав всего два шага, вдруг остановился и, кинув взгляд на Рюноске, вдруг сказал. Неожиданно твёрдо и искренне:
— Я так и забыл извиниться перед тобой за тот раз.
Акутагава медленно поднял голову, переводя взгляд на Ацуши. Поражённый и между тем не верящий ни единому сказанному Накаджимой слову. Ацуши так сильно хотел, чтобы эти фразы остались в сердце Рюноске, что даже слёзы навернулись на глаза. Однако он вовремя остановил этот порыв, отвернувшись и склонив голову, зажмурившись. Он чувствовал взгляд Акутагавы между своих лопаток. Чувствовал, как бешено хочется высказать всё, что скопилось на душе, предложить, в конце концов, свою дружбу. Но вместо этого он просто выдавил из себя:
— Прости. Прости меня, пожалуйста. Я… Мне жаль, что я тогда чуть не покалечил тебя… Пожалуйста, прости и забудь об этом, ладно? Прости меня!
Последнюю фразу он выкрикнул. И пусть никто, кроме замеревшего в оцепенении Акутагавы этого не услышал, Ацуши сжался от испуга. Впрочем, тут же выпрямился, глотая боль, с которой он это сказал, и срываясь с места.